Мясо акул пошло в корабельный котел.
В ста милях от острова Тенериф из-за горизонта показался остроконечный пик. Двое суток, час за часом росла на глазах громада высочайшей вершины Канарских островов. «Мирный» бросил якорь в бухте самого крупного города — Санта-Крус.
Губернатор радушно принял Беллинсгаузена и Лазарева. Русские офицеры несколько удивились, на груди генерала Лабури красовался орден Святого Георгия.
Губернатор повернулся к Лазареву:
— Видите, капитан, я ношу точно такой же крест, как и вы.
— Это для нас тем приятнее, что у Канарских берегов начальствует генерал, отличивший себя на поле битвы за Россию.
— Да, Россия для меня не чужая, она призрела меня в дни бедствия. Я служил полковником, участвовал в сражениях против шведов, в походах фельдмаршала Румянцева.
Престарелый генерал предался воспоминаниям о годах, проведенных в России.
— Городу нашему около ста лет, однако крепость Санта-Крус, или по-русски Святого Креста, еще никому не покорялась. — Лабури торжественно посмотрел на гостей. — Знаменитый Нельсон оказался бессильным против десятка крепостных орудий Санта-Круса и потерпел здесь поражение. Он потерял под его стенами руку во время неудачной высадки.
Моряков тронула сердечность встречи на Тенерифе. Однако все хорошее проходит легко, быстро и незаметно. Через три дня, покинув рейд Святого Креста, шлюпы проложили путь через Атлантику к берегам Южной Америки.
Штили сменялись внезапными шквалами. Однажды после ужина, когда в кают-компании Абернибесов рассказывал смешную историю, случившуюся с ним в Кронштадтском парке, шлюп вдруг положило на борт, все собеседники оказались под столом, благо он был привинчен к полу, а по их головам запрыгали тарелки и вилки. В одно мгновение все выскочили на палубу. Внезапный порыв сильного ветра ударил в полные паруса, и «Мирный», сильно накренившись, почти черпал бортом. Спустя минуту-другую частично убрали паруса, шлюп спрямился и опять стремительно понесся по вспененным волнам.
Как-то после обеда разразилась сильная гроза с дождем.
С марса крикнул наблюдатель:
— Справа столб!
Лазарев быстро перешел на подветренную сторону — грот закрывал всю правую половину горизонта. Справа в трех-четырех верстах из воды, бешено крутясь и подрагивая, поднимался к мрачным низким облакам гигантский смерч.
— Канонирам к батарее правого борта! Изготовиться для стрельбы! — коротко скомандовал Лазарев, разглядывая неожиданного грозного попутчика. В случае опасного сближения его обычно расстреливали.
На этот раз все обошлось. Пройдя траверз, смерч медленно-медленно удалялся к северо-западу. На глазах он начал истончаться посредине и под раскаты грома и блеск молнии рассыпался.
Спустя полчаса опять выглянуло солнце. Безоблачное голубое небо и спокойная синева океана вновь окружили корабли, и только взмокшие паруса да скользкая палуба напоминали о происшедшем…
Чем ближе к тропикам, тем изнурительнее палили отвесные лучи солнца, накаляя все закоулки на верхней палубе. Просмоленные швы досок больно обжигали пятки босоногих матросов. По распоряжению капитана на правом шкафуте натянули тент и смачивали его забортной водой. В спасительной прохладе матросы отдыхали и обедали.
Вахтенный начальник мичман Куприянов укрылся в тени лениво полоскавшего грота.
— Сейчас бы искупаться всласть. — Он зажмурился, снял фуражку, вытер пот.
— Того и жди, акула твоими ягодицами враз полакомится. — Абернибесов поднял голову. Паруса безжизненно обмякли, знойная тишина обволокла шлюп. Слева, в двух кабельтовых, так же неподвижно замер «Восток».
— Боцмана ко мне. — Лазарев, перегнувшись через перила, смотрел вдоль борта.
Жилистый, с черными как смоль усами татарин Назар Рахматулин проворно взбежал по трапу. Лазарев поманил его к перилам.
— Возьмешь две реи запасные, линем принайтовишь к ним фор-марс штормовой, верхней и нижней шкаторинами, — Лазарев кивнул на бак, — одну рею выстрелишь на оттяжке с полубака, вторую ближе к корме. К парусу снизу две-три чушки балластные закрепи. Надумал, что сие приспособление означает?
Боцман с хитрецой покрутил ус.
— Так точно, ваше благородие. Услада для служителей…
— Верно. Ступай да попроворней все устрой, пока штиль на море.
Звонкая трель боцманской дудки сзывала на палубу подвахтенных. Не прошло и часа, как нагие матросы и офицеры, свободные от вахты, плескались в парусиновой ванне. Белый парус отпугнул акул да и других рыб, которые шарахнулись в сторону, едва тент коснулся воды.
С «Востока» заметили полезную затею, и вскоре его команда тоже купалась в забортной воде.
Минула еще неделя, и корабли пересекли экватор. Праздник Нептуна удался на славу. Все моряки испытали крещение — морскую купель, кроме командира. На шкафуте звенели шутки, дружный хохот сопровождал Нептуна по всему кораблю.
В первый день ноября открылись берега Бразилии. Поднявшись на салинг, Лазарев четко видел в окуляре зрительной трубы очертания раздвоенной оконечности мыса Фрио. Всматриваясь в прибрежную полосу, оглядывал горизонт.
Два месяца, как расстался он с Алексеем, где он сейчас, что с ним?
…В тот час отдали якоря на рейде Рио-де-Жанейро «Открытие» и «Благонамеренный». В двух кабельтовых, ближе к берегу, стояли два английских брига. От борта одного из них отвалил барказ, заполненный до отказа африканскими невольниками. С борта другого на большой плот сбрасывали какие-то странные серые мешки. Прибывший на корабль для проверки португальский офицер на ломаном английском языке пояснил, что это выбрасывают тела невольников, умерших во время перехода от берегов Африки. Не понимая толком до конца, что происходит, взволнованный Алексей пригласил португальца в каюту, угостил шампанским, и тот разговорился. Алексей и раньше слыхал о позорной торговле, но то, что рассказал португалец, заставило содрогнуться.
На судах, приходящих из Африки с невольниками, в трюмах были сооружены клетки с запорами, по одной на каждого невольника. В тесной клетке рабы находились весь путь. А набивали их в трюмы по восемьсот — девятьсот человек…
— Умершие лежали в своих норах по нескольку дней. — Португалец отпил вина. — Рабам бросали по одному кукурузному початку в сутки, а пить давали один раз через день…
Между невольниками бывают и беременные женщины, которые рожают прежде времени, и младенцы погибают в конуре, не увидев света…
Все это офицер рассказывал бесстрастно, видимо, работорговля для здешних мест была обычным делом…
Проводив португальца, взволнованный Алексей подошел к командиру:
— Глеб Алексеевич, не в службу. Дай шлюпку сходить на аглицкий бриг, — он кивнул на соседнее судно, — таких страстей португалец мне сказывал, что не верится.
Шишмарев улыбнулся в усы: «Молод, в новинку».
— Добро, возьми кого-нибудь с собой.
Авилова уговаривать не пришлось, согласился сразу.
Шлюпка вернулась к вечеру. Не заходя в кают-компанию, Алексей прошел в каюту, достал тетрадь. Слишком сильны были впечатления от всего увиденного и услышанного.
«Во время пребывания нашего у Рио-Жанейро, — торопливо начал он, — мы видели приход к оному судов из Африки, наиболее из Англии, с неграми и торг сими невольниками. Зрелище сие и участь сих несчастных возбудили в нас живейшее сострадание. Рассказ португальца дополнил увиденное. На одном судне я видел их 747, на другом 850 и еще на малом бриге 450. Воздух у них до такой степени был сперт, что, посетив однажды одно из таких судов, при всей моей крепости, я не мог сойти в трюм. По неимению у шхиперов большой команды негров из трюма во время плавания не выпускают ни для каких нужд и надобностей. После всего этого нужно ли еще упоминать о воздухе, которым алчное корыстолюбие осуждает дышать несчастных негров, вымениваемых большей частью на самые пустые мелочи или покупаемых за весьма низкую цену… Упоминая здесь о сем ненавистном торге, я говорю потому, что хозяева таковых судов и даже матросы бьют их без пощады, особенно если некоторые из шхиперов велят часть своих невольников выпустить на воздух. При выводе их наверх люди стоят перед ними в готовности к обороне; однако до сих пор еще бунта от негров на сих судах не случалось. Когда таким образом одни из них выводятся на воздух, то прочие очищают их нары от нечистоты; через два или три часа их ведут обратно и запирают, а на смену им ведут других. Должно заметить, что при выводе негров на палубу ставят их на навесы, устроенные над водой у гальюна или у кормы таким образом, что если они окажут хотя малейшие покушения к бунту, то в одно мгновение все будут за бортом».
…Вечером следующего дня у входа в залив раздались залпы пушечного салюта. На рейд втягивались «Восток» и «Мирный».
