Он сурово сжал губы и посмотрел на ту, которую хотел приютить в своем сердце, как хотел приютить ее в своем борсиппском дворце. Виссон, шелка, кисею распорядился купить для нее. Ароматные притирания и благовония велел приготовить. Считая ее самой верной и преданной… а теперь?
Поистине, все суета сует, как изрек когда-то еврейский царь Соломон. Все суета сует и томление духа.
Всего несколько дней назад она любила его, уверяя, что любовь ее нерушима, будто гранит, и вдруг…
Он выбросит из головы все мысли об этом. Все мысли о любви и человечности. Меч — единственное, на что можно положиться. Меч будет его другом и возлюбленной. Меч не предаст, и он будет надеяться только на него. С мечом в руке он войдет завтра в комнату Нанаи и положит конец своим страданиям. Устига станет его пленником, а Нанаи он помилует только тогда, когда она упадет к его ногам и будет со слезами умолять его.
— Значит, завтра, дочь Гамадана, — сказал он холодно, — завтра в это же время.
Нанаи отняла от лица руки и ответила ему страдальческим взглядом.
— Да, завтра, — проговорила она, — завтра, но ты еще не сказал мне, поручится ли непобедимый Набусардар своей жизнью за жизнь пленника.
— Я ручаюсь тебе, дочь Гамадана, — ответил он.
— А Набусардар?
— Он уполномочил меня решать все военные-вопросы. Следовательно, Набусардар ручается своей честью и жизнью за жизнь этого перса.
Он презрительно улыбнулся, не в силах простить ей сочувствие врагам.
Она не поняла его улыбки.
Когда он повернулся, чтобы уйти, Нанаи напомнила:
— А подарок, господин? Ты оставил его на столе. Он притворился, что не слышит, и поспешно вышел. Но ее последние слова еще звучали в ушах, и этот враждебно-холодный тон разрывал душу, крушил, ломал, стирал в порошок все внутри, подобно ползущим с ассирийских гор ледникам.
После отъезда Набусардара Нанаи вышла во двор и перед домом воткнула в землю колышек — на том самом месте, где кончалась тень от тростникового навеса. Завтра, когда тень доберется до этого места, Набусардар придет за Устигой.
* * *
Князь Устига сидел в трактире, занимавшем самый большой и красивый дом Деревни Золотых Колосьев.
Стены трактира были выложены диковинным узором из двухцветных кирпичей. — без них не обходилось провинциальное зодчество. Залы трактира были просторны и предназначались одни — для гостей побогаче и познатней, там подавали в дорогой посуде, другие — для простого люда, и посуда для таких гостей была попроще. На полках выстроились медные и бронзовые чаши, стеклянные и глиняные кувшины: путешественникам благородного происхождения была приготовлена посуда, оправленная в серебро и золото. Для деревни это был богатый трактир.
О его владельце Зефе поговаривали, что он разбогател на взятках, которые взимал с иностранцев, раздобывая для них разрешения торговать и заниматься мелким промыслом. Больше всего ему перепадало от финикийцев, всегда стремившихся к наиболее прибыльным занятиям. Деньги сыпались на Зефа как из рога изобилия. Повсюду он имел своих людей, с которыми делился за оказанные ему услуги. Поговаривали, что он умеет подобрать ключи к любым натурам.
Как-то раз его навестил некий еврей благородного происхождения в сопровождении финикийского купца. Они условились, что Зеф поможет зажиточным евреям получить права халдейских граждан. Это было необходимо прежде всего для того, чтобы евреям разрешили селиться не только в еврейском квартале, где жили в основном ремесленники, но и на других улицах города. Зеф учуял новый источник доходов и не ошибся. Лучше всех понимали силу золота знатные евреи из Сиона. Используя алчность — одно из самых распространенных в Халдейском царстве недугов, — с помощью взяток и подношений, они прокладывали себе путь во все более высокие сферы, и в конце концов перед ними открылись двери Эсагилы и царского дворца. При Набониде чиновники еврейского происхождения были не редкость в царских учреждениях. Когда власть перешла в руки Валтасара, для евреев наступили тяжелые времена. Валтасар всей душой ненавидел этот народ и не скрывал своей ненависти. Вместе с евреями в царскую немилость попали и те, кто им пособничал. Поэтому Зеф спешно покинул Вавилон и устроился в провинции. Он выстроил в Деревне Золотых Колосьев трактир, справедливо считая свое дело доходным. В Халдейском царстве процветало пьянство, и Зеф едва успевал пополнять запасы вина.
Вот и сегодня все столы в трактире были заняты. Головы гостей колыхались, как колосья в поле.
Посетители пили клеверную водку, житное пиво и все сорта вин. Шли в ход и другие напитки — гаома, медовое питье и настойки на кореньях.
Больше всего было солдат, которые возвращались с учений и заходили сюда целыми отрядами.
Кроме них, здесь были странствующие торговцы, караванщики, матросы, сирийские плотогоны, перевозчики с Евфрата, торговцы женщинами, деревенские старцы, уже не способные работать в поле или на каналах, — толкователи снов, гадальщики по руке и прорицатели будущего, умевшие читать по звездам и предсказывать счастливые и несчастливые дни жизни. У входа толклись нищие, покрытые язвами, которые им лизали собаки. Сутолокой в помещениях ловко пользовались карма иные воришки.
За отдельным столом сидел князь Устига и вел беседу с братом Улу, который выдавал себя за посланца святилища Ормузда из Экбатаны.
Князь Устига тут же сообразил, что имеет дело с самозванцем. Правда, жрец Улу сумел дать подробную информацию о настроениях в Храмовом Городе, о бегстве Сан-Урри и о овладении планом Мидийской стены, которому персы придавали исключительное значение, но жрец не знал нового пароля персидской тайной службы. Устиге было достаточно одной этой детали, но он продолжал сидеть с самым невозмутимым видом.
Оба играли свои роли превосходно.
Они обсудили, каким образом выкрасть у Эсагилы план Мидийской стены и доставить его царю Киру. Устига охотно поддержал идею Улу, хотя и не собирался ею воспользоваться. Он обещал направить Забаду и Элоса в условленную ночь к городским воротам, через которые Улу проведет их в Вавилон. Взял он и ключи, с помощью которых Забада и Элос должны были проникнуть в башню Этеменанки и похитить план.
После сердечной беседы они расстались.
Пока Улу пробирался к выходу, довольный, что ему блестяще удалось расставить ловушки на легковерных персов, Устига, сжав кулаки, смотрел ему вслед поверх сидящих солдат, которые в самом веселом настроении коротали за столами минуты редкого отдыха.
На миг он подумал, не имеют ли они отношения к его скромной особе. У него были основания предполагать, что солдаты пришли арестовать его. Но когда он встал и позвал хозяина, чтобы расплатиться за угощение, никто из них не обратил на него внимания. Хозяин прибежал, держа в руке весы, на которые Устига бросил несколько крупинок золота. Это, по крайней мере, втрое превышало стоимость еды и напитков, которые ему подавали.
Хозяин, обрадованный его щедростью, сообщил ему подобострастным шепотом:
— У меня есть голубица из Греции, которой еще никто здесь не обладал.
Он выждал, пока Устига прятал остальное золото в карман. Потом многозначительно подмигнул:
— Как раз сегодня ее привезли финикийские купцы с островов. Ты найдешь ее на втором этаже в комнате с желтой занавеской.
Устига не слушал его. Он невозмутимо пересыпал золото в кожаный мешочек и засунул за пояс.
— Кожа у нее цвета слоновой кости, господин, а уста как гранатовый сок. И она так искусна в любви, что ты не забудешь мой трактир до самой смерти. Прикажешь, господин?
— Благодарю тебя, Зеф, — ответил Устига, — меня ждут дела.
— Тогда вечером, господин, когда небесная Иштар в образе звезды Билит сеет зерна сладострастия на ложе влюбленных…
— Благодарю тебя, Зеф, — решительно отклонил его приманки Устига и направился к выходу.
Для этого надо было пройти еще через одно помещение. Погруженный в мысли, Устига шагал быстро, не замечая никого вокруг. Но, переступив порог второго зала, он увидел, что там прямо на полу валялись продажные девки в обнимку с Вавилонскими солдатами.
Одна из них бросилась Устиге в ноги, бесстыдно предлагая себя. Устига перешагнул через нее, преодолевая подкатывающую к горлу тошноту.
* * *
Тошнотворно сладковатый привкус не оставлял Устигу до самого дома в пещерах Оливковой рощи, куда он благополучно прибыл, не заметив по пути ничего подозрительного.
Дома он снова все обдумал и взвесил.
Он сделал выговор Забаде и Элосу за то, что они так легко дали обмануть себя эсагильскому жрецу. Ясно, что это шпион царя Валтасара. Теперь подозрения Устиги оправдались. А это значит, что тайная служба халдейских войск раскрыла истинный род занятий Забады и Элоса. Надо было срочно провести замену в его отряде.
