людей, с которыми я работаю». Ей так хотелось это сказать – и чтобы мать ею гордилась. Но это было невозможно. Оставалось только предложить помочь со штопкой.
– И выведи на улицу эту собаку, – грозно велела миссис Финч, взяв корзину для покупок. – Клянусь, она только и ждет, пока я отвернусь, чтобы насвинячить…
Бетт до сих пор не верилось, что она добилась своего, приютив пса. А все благодаря тому странному, восторженному чувству опустошенности, охватившему ее после взлома итальянского плана сражения… На следующий день мать даже не стала цитировать Вторую книгу Царств. Похоже, там не нашлось подходящей цитаты о дочерях, которые работают по три ночные смены подряд. Видимо, появление собаки показалось ей просто еще одним проявлением необычного поведения Бетт.
– Вы ведь знаете, что взломщики никогда не полезут туда, где есть собака. – Говоря это, Маб сделала мрачное лицо, будто шайки домушников уже положили глаз на дом миссис Финч, а Озла стала рассказывать, что «у принцессы Маргарет есть шикарная собачка, совсем как эта, разве вы не читали в “Татлере”…»
Так что псу позволили остаться, и теперь Бетт вывела его на улицу, а сама устроилась на крыльце с корзинкой носков и принялась штопать, греясь на солнце.
– Странная собачка, – заметила соседка, наблюдая, как шнауцер сердито нарезает круги вокруг безупречно прополотого миссис Финч «огорода победы» [49]. – Как ее звать?
– Его зовут Бутс.
Имя пес получил по чистой случайности. Маб спросила у Бетт: «Как ты его назовешь?» Еще не отошедшая от кодов Бетт ожидала услышать: «Где ты его нашла?» – и пробормотала «Бутс», так как подобрала собаку у аптеки [50].
В калитку бодрым шагом вошли Озла в нежно-розовом пальто и Маб – в серо-голубом. Миссис Финч вышла со двора и направилась в бакалейную лавку.
– Правда, чудесное солнце? – Маб опустилась на крыльцо рядом с Бетт. – А ты в курсе, что в Бедфорде будут танцы? Играет американский оркестр, они знают все последние мелодии Гленна Миллера.
– Кого? – спросила Бетт, роясь в корзинке в поисках подходящих ниток.
– Я же говорила, она понятия не имеет, кто это, – ухмыльнулась Озла, тоже садясь. – У таких, как она, мозги слишком заняты придумыванием всяких гениальных штук, чтобы интересоваться новой музыкой!
– Для того, чем я занимаюсь, не нужна гениальность. Всего лишь нелинейное мышление. Смотрите. – Бетт помедлила и огляделась. Подслушивать было некому. Отодвинув корзинку с носками, она достала из кармана клочок бумаги и быстро что-то на нем нацарапала. – Это шифр Виженера. Дилли велел мне разминаться на нем в свободное время, просто как упражнение по историческому криптоанализу. По работе мы занимаемся совсем другим, так что никаких тайн я не разглашаю. Я вас научу взламывать этот шифр за двадцать минут. – Все еще вдохновленная праздником в Коттедже, вином и адмиральским рукопожатием, Бетт чувствовала непривычное желание поделиться тем, что умела делать. – Сейчас покажу, как его взламывают при помощи ключа. Но можно и без… – И Бетт продемонстрировала девушкам, как это делается.
Маб и Озла ради развлечения попробовали свои силы – и не смогли оторваться. У них ушло на это больше двадцати минут, но в итоге обе взломали шифр.
– Видите? Не так уж и трудно, – заключила Бетт.
– Хотелось бы мне показать это тем парням, которые прохаживаются насчет «приюта дебютанток». – Озла посмотрела на свой шифр Виженера. – Представляете истерику Гитлера, узнай он, что куча девушек скрипит карандашами в Блетчли, выворачивая наизнанку его войну?
– «Думал ты, что вечна слава, но пробил твой смертный час, – процитировала Бетт ироническое стихотворение Дилли, – когда девушки из Блетчли разгадали твой приказ» [51].
– А теперь эти девушки собираются на танцы в Бедфорде, – объявила Маб. – Мы заслужили право развеяться – и ты тоже, Бетт.
– Сама ведь знаешь, она не пойдет, – улыбнулась Озла. – Смешно даже надеяться, дорогуша!
К своему удивлению, Бетт открыла рот и произнесла:
– Нет, пойду.
Не прошло и часа, как она пожалела о своем решении.
– Ты представить себе не можешь, как давно мне хотелось ими заняться, – призналась Озла, атакуя пинцетом брови Бетт.
– Ой!
– Потерпи. Красота требует жертв.
Согнав Бутса с кровати, Маб разложила на ней скудный гардероб Бетт. Осмотрев все, она выбрала темно-синее креповое платье.
– Вот. Здесь только оно не коричневого, бежевого или цвета блохи в обмороке. Никогда не носи этих оттенков, Бетт, ты в них смотришься как тахта. Много бы я дала, чтобы нарядить тебя во что-нибудь яркое…
– Могу одолжить ей сиреневое атласное, – предложила Озла, безжалостно выдергивая волоски.
– Тесновато…
– А твое малиновое креповое?
– Великовато. – Маб профессиональным жестом встряхнула синее платье, расправляя его. – Дам ей мой красный шарфик, получится яркое пятно…
Бетт взвизгнула, расставаясь еще с одним волоском. Всю жизнь она ненавидела, когда на нее глядели, ежилась от любого прикосновения, а теперь ее изучали и ощупывали, словно дойную корову в стойле. Тем не менее манипуляции подруг странно завораживали. Она с сомнением бросила взгляд на себя в зеркало через плечо Озлы. Неужели подругам, как бы искусны они ни были, удастся изменить то, что она сама видела в своем отражении?
– Кожа у тебя отличная, но надо бы добавить цвета, – постановила Озла. – Тональная база «Макс Фактор» плюс капелька моей «Красной победной» помады от Элизабет Арден…
– Матушка говорит, что женщины, которые красят губы, – кокотки.
– И она совершенно права. Из тебя получится отличная кокотка!
– Так, теперь волосы. – Маб расплела длинную косу Бетт и теперь пропускала между пальцами волнистые светло-русые пряди. – Если отхватить дюймов шесть… Да не смотри ты на меня так, я свою сестренку уже не раз стригла.
– Матушка меня убьет!
– Бетт, – строго сказала Озла, – если ты еще раз скажешь «матушка», я тебе так дам, что своих не узнаешь. Расправь плечи! Выше голову! Накрась губы!
– Я передумала. – Бетт попыталась встать. – Не хочу я никуда идти.
Но было слишком поздно. Глаза подруг горели воодушевлением, протест Бетт тут же был подавлен, и она наблюдала словно зачарованная, как ее раздевают, вертят, красят губы. Щелкнули ножницы, и шести дюймов волос как не бывало. Озла подкрутила вялые локоны Бетт и заколола их «невидимками», а Маб начала подрубать темно-синее платье.
– Слишком коротко! – ужаснулась Бетт.
– Глупости, – оборвала ее Маб, не выпуская из рук иглу. – У тебя же есть ноги, Бетт! Спереди ты, надо признать, плосковата, бедра тоже не очень, но ноги у тебя имеются, причем весьма недурные, так что сегодня их должны увидеть.
– Нет!
– Да! – безжалостно возразили подруги.
Через какое-то временя, когда с нарядом закончили, темно-синее платье было не узнать: полученный от Маб красный шарфик красиво задрапировал вырез, подол едва прикрывал коленки Бетт и казался пышнее благодаря
