Все разглядел у шведов зоркий глаз контр-адмирала, и не только разглядел, но и определил себе задачу на следующую кампанию. Место для шведов весьма неудобное… Но все-таки акватория-то незнакомая, а ну там сплошь камни под водой? Кого-то смышленого отрядить надобно, разведать, когда Лилье уберется восвояси, непременно схватки со шведами на море в этом месте не миновать в следующей кампании.
Остановил свой выбор на капитан-поручике Лиходееве, объяснил:
— Дождешься адмирала Апраксина и действуй по инструкции.
«Сыскав морские боты, осмотреть места, — читал Лиходеев полученный указ, — как около Твере-минде, где неприятельский флот стоит, осенью и зимой осмотреть все удобные места и Гангут. Сделать промеры, карты с глубиною и шириною проходов прислать в Питербурх в первых числах февраля…»
На зиму галерный флот и войска ушли на зимние квартиры в Гельсингфорс. В передовых базах Або и Вазе оставили надежное прикрытие.
Корабельный флот возвратился к Петербургу. Предстояло разобраться, что к чему и почему…
В отличие от своих предшественников, Петр завел определенный порядок рассмотрения действий людей, причинивших ущерб державе.
Он не упускал случившееся из поля своего зрения, пока все не прояснялось, а виновные не получали по заслугам.
В прошлую кампанию погиб на море новый пяти-десятипушечный корабль. Стоит он больших денег, ущерб явный, да при этом еще упустили неприятеля.
Дело шло к зиме, все флагманы и капитаны собрались в Петербурге.
«Общественное мнение сильно обвиняло Крюйса, и государь был глубоко огорчен неудачею. Назначенный по этому делу суд состоял из следующих чинов: лейтенанты Мишуков и Зотов, капитан-лейтенант Беринг, капитаны Нельсон, Кроненбург, Змае-вич и Сиверс, капитан-командор князь Меншиков, корабельный контр-адмирал Петр Михайлов и президент генерал-адмирал граф Апраксин.
По делу привлекались вице-адмирал Крюйс, капитан-командор Рейс, капитан-командор Шелтинг, капитан Дегрюйтер.
В ходе расследования выяснилось, что Крюйсу дополнительно вменяется в вину, „что не чинил погони за неприятелем“, еще в прошлую кампанию, 1712 года, когда адмирал, обедая у себя с некоторыми из капитанов, пил уже „на доброе счастье“ рейнвейн».
Однако по порядку следствие установило: шаут-бенахт Боцис доказывал, что неприятельские суда могли бы быть догнаны, если бы Крюйс раньше послал за буксирами, не прекращал погоню во втором часу и не стал на якорь перед вечером. Крюйс оправдывался, что иначе он не мог поступить, ссылаясь на указ, повелевавший не атаковать на известие, что у неприятеля были значительные силы. Некоторые обстоятельства оправдывают Крюйса, другие обвиняют; в показаниях много недомолвок и противоречий.
По второму делу:
«Горячо и гордо оправдывался Крюйс. Он укорял своих подчиненных в невыполнении их долга, доказывал, что Шелтинг мог бы сойтись с неприятелем еще прежде постановления корабля на камень, что крейсера, бывшие впереди, отстали и капитан Дегрюйтер поворотил еще во время погони, доказывая параграфами законов и примерами, что, с одной стороны, он должен был спустить красный погонный флаг, с другой — прочие не должны были принять это за сигнал отступления, уверял, что у него не было времени пересесть на другое судно, и на противное этому замечание капитана Рами отвечал, что морское искусство „выше его ума“ и „что он, лучше зная рейтарскую, нежели матросскую, службу, может быть, думает, что кораблем управляют, как лошадью“. Но и обвинения против него были сильны. Особенно восставал капитан-командор Шелтинг, называя Крюйса „глупцом“, позорящим всех иностранцев в России; настоящим виновником такой богатой потери, которую имели не только в трех видимых неприятельских кораблях, но и в других, которыми было бы возможно овладеть, даже прибегая к клевете, напоминая о каком-то галиоте с солью, приведенном из Ревеля в Кронштадт для продажи…»
Апеллировал Крюйс и к Петру, оправдывался, козыряя примерами морской истории, которую знал неплохо. Петр собственноручно, не без юмора писал язвительные ответы.
Крюйс лавировал: «Адмирал Овдам, будучи в датском флоте, против шведов в баталии, от пороху корабль разорвало». В ответ Петр усмехался: «Дворянин Микита Долгой, ехав Окою, имел бочонок пороху, который взорвало. Ему ноги переломило, и многих обожгло».
Крюйс приводил пример: «Адмирал граф Крус, на большом шведском корабле, именованном „Три короны“, который был против датских, також порохом подорвало».
Петр иронизировал: «Окольничий Засекин свиным ухом подавился».
Крюйс оправдывался: «Адмирал Шофель потерял свой корабль на одном камне».
На это Петр ухмылялся: «Ивана Ивановича Бутурлина палаты задавили».
Крюйс доказывал: «Адмирал Коломбург, через четыре года, только малое время отлучался от своея корабля, но оный от пороху разорван был».
Петр парировал: «Год тому назад, как делали фейерверк на Москве, только я вышел, подорвало и подполковника Страсбурга, Франца Тиммермана и прочих сожгло; о чем многие помнят».
Крюйс убеждал: «Адмирал Рюйтер сказывал, дабы морские люди были опасны, что они не так далеки от смерти, как доска от корабля толщину имеет».
В ответ Петр подтрунивал: «Неопасение человеку везде вредит».
Крюйс трусил: «Адмирал Тромп сказал: счастье и несчастье в баталии многажды состоит в одной пульке».
Но Петр стыдил: «Бояться пульки — не иди в солдаты, или кому деньги дороже чести, тот оставь службу».
Крюйс лукавил: «Ежели Вашего Царского Величества флот (чего Боже спаси) будет осажден от неприятели или от непогоды, какое препятствие учинится».
Петр попрекал: «Азардировать ни велят, ни советуют, а деньги брать и не служить стыдно».
Полемическая схватка контр-адмирала с вице-адмиралом нарушила субординацию. Крюйс явно потерпел поражение. Между тем суд определил вину Крюйса по первому делу.
«Понеже в прошлом 1712 году 24 июля во время бывшей за неприятелем погони господин вице-адмирал зело оплошно поступил, первое: указ о бригантинах дал, а для буксирования скампавеями ничего шаутбенахту не сказал… Второе: что удержал крейсера без причины, ибо сам послал к оным бригантины для помочи абордирования, а потом, медля два часа, паки красный флаг поднял… и тем временем несколько крейсеров увалили назад, а неприятель получил свободу… Третье: не чинил погони за неприятелем и такими худыми поступками неприятельские корабли упустил»…
По первому делу судьи также определили вину всех обвиняемых.
«Вице-адмирал многажды в своих очистительных письмах писал, что он ничего по морскому обычаю не пренебрег, но все чинил, как искусный морской человек… но оный во многом явился неисполнителен своей должности: не надлежало было, чтоб ордера давать за рюмками… Второе, будучи в погоне за неприятелем… на консилии письменной о погоне и повороте написано было, чтобы гнать до вечера и поворотить к Ревелю, и важное слово „абордирование“ не упомянуто; ниже то написано, чтоб всяк, как возможно, неприятеля атаковал. Третье: видел господин вице-адмирал, что офицеры долгое время в бою и не абордируют (и видел, что позитив-ордера нет)… то для чего не делал сигнала, хотя и чрезвычайно? Четвертое: когда сел его корабль на мель, то для чего не перешел на другой корабль…»
Бесспорно была доказана вина и остальных подсудимых. Меру наказания судьи определили самую жестокую.
«Вице-адмирала Корнелия Крюйса за его преступления в неисполнении своей должности… наказать смертью.
Капитан-командора Шелтинга, который достоин был жестокого наказания, но понеже на то ордера не имел, того ради от жестокого наказания избавляется, но осуждается быть в молодших капитанах.
Капитан-командора Рейса за неисполнение его должности… расстрелять. Капитана Дегрюйтера за незнание его дела выбить из сей земли абшиту.
При Петербурге. В 22 день января 1714 года».
В тот же день, 22 января, поутру, привели перед собранием судей всех обвиняемых, за караулом, и сентенция прочтена им публично. Затем объявлена монаршая милость: Крюйса «взять чин», послать в Тобольск; Рейса привязать с завязанными глазами к позорному столбу и приготовить к расстрелянию, а потом сослать в Сибирь; с Шелтингом и Дегрюйте-ром велено было «поступать по приговору».
Петр смягчил кару первым двум обвиняемым.
После суда имел долгий разговор с Апраксиным.
— Суд сей должен не токмо наказать обвиняемых, но и другим иноземным служакам быть для острастки. — Петр перевел дух: — Флот у России, Федор, образовался, но худо, распорядиться им некому, нет достатка командиров и флагманов. — Вдруг вспомнил — Досада великая: выследили-таки шведы, пленили «Болинбрук». Команда там аглицкие да голландцы. Тыщи по ветру пускаем.
