Однажды он привел в номер к Залесскому двух мужчин. Взглянув на одного из них, Борис почувствовал, что он откуда-то этого человека знает, и когда тот представился: «Семен Гигерман», – всплеснул руками:
– Боже мой, вы вылитый Иосиф. Вы живы! Это просто потрясающе.
Семен стоял, опустив голову, и ждал, когда ему будет позволено отвечать.
– Я живу в Полоцке, и я слышал о вас в течение последних лет много хорошего, но не решался о себе заявить. Я понимаю, что история моего отца, – он замялся…
– Стоп, ничего не говори.
Борис подошел к нему вплотную:
– Ничего не говори, пока я тебе не отдам одну вещь, но она в Нью-Йорке. Мы вернемся к этому разговору через пару дней, после того, как я эту вещь получу. А пока садитесь, угощайтесь – кофе, сладости – и познакомь меня с этим молодым человеком, как я понимаю, это твой сын.
Лев Гигерман сразу понравился Борису. Молодой, чуть за тридцать, обаятельная улыбка, нет той скованности, которая отличала большинство окружавших его в Риге посетителей.
– Чем занимаетесь?
Он задал вопрос, уже зная ответ: бизнес, хорошо одет, ключи от иномарки – так называли все приличные машины в то время в бывшем СССР.
– Торговля: спорттовары, хозтовары, ковры, паркет.
– И все в Латвии?
– Нет, по всей Прибалтике, в России, Белоруссии и на Украине.
Вечером Борис позвонил в офис в Нью-Йорк:
– Джефф, у меня в нижнем ящике стола найди белую папку с надписью: «Помнить». В маленьком карманчике есть несколько визиток, одна должна быть с именем Лоретта Гигерман. Отправь ее мне в Ригу быстрой почтой.
Через два дня он пригласил к себе Гигерманов и вручил Семену это запоздалое послание. Тот прочел стоя и, так не присев, заплакал. Лев старался успокоить отца, обнял и усадил в кресло. Тот передал ему визитку, и некоторое время все сидели молча. Борис налил всем водки и предложил выпить по русскому обычаю «за упокой», не чокаясь.
Этим же вечером он возвращался к себе на Ривьеру и предложил Льву посетить его в Жуан-ле-Пен. Он хотел поговорить с ним о российских делах. Созревала идея о том, чтобы попытаться войти на этот рынок со своим брендом. Лев показался Залесскому подходящей фигурой для того, чтобы эту идею развить.
Россия интересовала Бориса не просто как возможная площадка для бизнеса. Его отец работал с русскими, учился в Петербурге. Русская культура, эти великие писатели, русский балет, музыка. Все это волновало его, тянуло к этой загадочной стране, на окраине которой прошло его детство и юность.
Он с интересом присматривался к тем представителям нового поколения россиян, которые стали появляться на Французской Ривьере, на лыжных курортах в Альпах, во Франции, Италии, Швейцарии. Да, это были другие русские, «новые русские».
На пляже возле их дома русские стали постоянными обитателями, поселившись в раритетном отеле «Belles Rives». Они значительно разбавили собой контингент старожилов европейского и американского истеблишмента. Эти уверенные в себе мужчины выглядели чаще всего так: высокая залысина, пивной животик, плавки с широкой резинкой, на которой трехсантиметровыми буквами написано «Gucci» или «Versace». При них – суховатая блондинка, от тридцати до сорока, с хорошей фигурой и лицом «русский стандарт»: контролируемая расслабленность профессионального участника боев без правил, готового в любую секунду нанести смертельный удар, как только будут задеты его жизненные интересы. Причем эти интересы отпечатаны на гладком от ботокса лбу в виде купюр фунтов стерлингов (их мужчины, в основном, представлялись финансистами из Лондона) или, на худой конец, долларов Соединенных Штатов Америки. «Gucci» или «Versace» присутствовали и на их купальниках, сумках, зонтах и кружках для чая.
Конечно, «бренды», по мере вхождения этой публики в западные ценностные критерии, со временем менялись в сторону более изысканную и дорогую, но начинали они именно с этих «гуччи» и «шмуччи». В каждом российском городке в то время «фирмА» пробивала свою стезю, и даже если это был какой-нибудь захудалый райцентр, вы могли на главной улице обнаружить ларек «Gucci» или ларек «Versace».
Залесский, когда он приезжал на Ривьеру, играл в теннис ежедневно в первой половине дня на кортах отеля «Du Cap Eden-Roc», находившегося в десяти минутах езды от их дома. Расположенный в Cap d’Antibes отель был, пожалуй, самым фешенебельным в этой части Франции. После игры Борис со своим партнером, тридцатипятилетним доктором Люком Лероем, выпивали по чашке чая или стакану сока, иногда задерживались на легкий ланч в ресторане отеля на открытой веранде с великолепным видом на залив Жуан-ле-Пен.
К причалу отеля к этому времени нередко подходил катер Владимира Потанина. Они знали этого человека как российского олигарха с сомнительной репутацией. В этот период у него в России были большие проблемы, и его лицо среди темных от загара профилей других посетителей и обслуживающего персонала выделялось нездоровым белым пятном так, что, казалось, этот человек страдает заболеванием, связанным с нарушением пигментации кожи. Иначе выглядел его партнер, когда он присоединялся к ланчу на этой террасе. Михаил Прохоров, казалось, никогда не терял присутствия духа и, с высоты своего немалого роста, озирал присутствующих с легкой улыбкой абсолютно уверенного в себе человека.
Борис несколько раз встречал эту парочку в прибрежных рыбных ресторанах в вечернее время. Они рассаживались за большим столом посреди зала, и французы с удивлением наблюдали, как к ресторану подкатывали два микроавтобуса с очень красивыми девушками, дорого и вызывающе одетыми, с лицами в боевой раскраске. Их внешность не оставляла сомнений в том, что они принадлежат к элитному отряду эскорт-услуг. Залесскому было интересно наблюдать не столько за поведением разбогатевших в невероятно короткие сроки фигурантов списка «Форбс», а за реакцией местных ресторанных завсегдатаев. Разговоры были, как правило, такого содержания:
– Посмотри на них, на что они выбрасывают миллионы, отобранные у бедных русских старушек и детей? На лобстеры и проституток. Несчастная Россия! У этих людей нет ни чувства такта, ни представления о том, как их воспринимают в демократическом обществе. Они не испытывают никаких комплексов, не замечают, что у нас они вызывают раздражение, переходящее в отвращение.
Русские стали появляться и в «Du Cap Eden-Roc», номера в котором стоили около пяти тысяч долларов за ночь. Однажды Залесский играл в теннис с тренером, а Люк отдыхал, наблюдая за ними с лавочки, стоявшей в спасительной тени. Тридцатипятиградусная жара выматывала его за тридцать минут на корте до такого состояния, что он должен был некоторое время стоять под холодным душем. И его удивляла выносливость семидесятилетнего партнера, которому, казалось, эта жара только добавляла удовольствия. К нему присоединились двое мужчин, закончивших свою игру на соседнем корте. Борис познакомился с ними некоторое время назад, когда услышал трехэтажный русский мат, которым сопровождались удары мячей.
Он сам подошел к ним познакомиться. Его тянуло к людям, поведение которых выходило за рамки принятых норм: некая острота общения на грани опасного. Он не ошибся, парочка была занятная. Они снимали дорогой сьют и проводили в нем около месяца второй сезон подряд. Старший – коренастый, с тяжелым, неулыбчивым лицом, темный цвет которого не походил на обычный загар. Знающие люди подсказали Залесскому: так выглядят те, кто употребляет чифирь – очень крепко заваренный чай, тюремное изобретение, восполняющее отсутствие наркотиков. Второй – лет тридцати, высокий, чуть располневший. Такими становятся обычно атлеты, бросившие регулярные тренировки. Он действительно был известным спортсменом, чемпионом Европы по классической борьбе, но это все в прошлом. Эти ребята, как выяснится, были глубоко в криминале, и в очень специфическом, связанном с торговлей компонентами, используемыми в ядерных технологиях. Они наблюдали за игрой Бориса и комментировали, обращаясь к Люку, с нескрываемой печалью:
– Ведь ты говорил, что ему уже за семьдесят, нам бы в его возрасте так бегать.
Борец подхватил:
– И такую реакцию иметь, да, похоже, у него и с эрекцией все в порядке, – и они посмотрели на Люка с явным ехидным подтекстом. Тот рассмеялся:
– Нет-нет, мы только друзья, а с эрекцией у него все прекрасно, но только в отношении женщин.
Старший, постукивая ракеткой по гравию, продолжил:
– Да черт с ней, с эрекцией, нам бы просто выглядеть в семьдесят, как он!
А спортсмен с грустью посмотрев в небесную даль, добавил:
– Да, просто дожить бы до этих лет, просто дожить.
Дожить им удалось только до конца сезона. Позже до Залесского дошли слухи, что где-то их дела пересеклись с Моссадом, и людей этих, скорее всего, уже нет на свете.
Лев Гигерман в течении нескольких лет сумел занять на прибалтийском и российском рынке свою нишу в торговле аксессуарами «Ривьеры». Его офисы в Риге, Москве и Петербурге работали в едином режиме, снабжая товаром, появившиеся и разрастающиеся, как грибы во время дождя, торговые сети, открывая собственные магазины, чего американская «Ривьера» никогда не делала. Такие решения диктовал местный рынок, местный менталитет, местные законы, гласные и, в большей степени, негласные. Ему удалось адаптироваться к этим условиям, изменив подход к формированию коллекции, к ее качественным и ценовым приоритетам.
