— У Ругилы сорок туменов конницы! — сообщил Аттила.
Гул одобрения пронесся среди тарханов. Ибо делать секрета из цифры, поражающей воображение, не следовало.
Нет во вселенной силы, могущей сокрушить мощь гуннов. Изумление отразилось на лицах советников Аэция. Даже в лучшие времена Рим имел армию в триста тысяч. Потрясенные римляне зашептались. Но кто осмелится проверить истинность названной цифры? Аэций ответил, что решение может принять только сенат.
Официальная часть приема закончилась. По знаку Светония появились музыканты. Вбежали несколько стройных девушек. Одеяниями им служили лишь узенькие матерчатые пояски, прикрывающие бедра и груди. Насколько велико было удивление гостей, можно представить по тому, что их рысьи глаза вдруг сделались круглыми. Где это видано, чтобы перед мужчинами дразняще бегали голые девки? У тарханов разгорелись глаза. Один из них выронил серебряный кубок. Тот со звоном ударился о мрамор пола. Под звуки кифар танцовщицы, грациозно изгибаясь, принялись быстро и ловко перекидывать друг другу шерстяной мяч, посылая окаменевшим гостям воздушные поцелуи. Смуглым гуннам тела девушек казались ослепительно белыми. Покружившись, посмеявшись, они так же быстро исчезли, как и появились.
Только тогда гости зашевелились, похотливо облизываясь, делясь впечатлениями:
— Вуй! Что видели мои глаза!
— Ай, хорошо!
— Тьфу!
— Пусть дадут их нам на ночь!
Аттила прислушивался к восклицаниям тарханов, и какие–то соображения мелькали на его темном лице. Довольный произведенным впечатлением, Светоний спросил его об увиденном.
— Красивое женское тело приятно мужскому взору! — рассудил племянник Ругилы. — Но воина подобное зрелище расслабляет!
Диор перевел ответ и, повернувшись к Аттиле, сказал:
— Ты прав, величайший из вождей!
— Я не вождь! — нахмурился тот, но в его глазах не было недовольства.
— Ты станешь вождем! — объявил Диор. — Но знай, это будет не в лучшее для гуннов время. Вы столкнулись с миром людей, которые живут в роскоши, слаще едят и пьют! Нет на всем круге земли человека, который не стремился бы к наслаждениям. Римские обычаи вас развратят!
Тарханы начали прислушиваться к словам Диора. Заметив это, Аттила прервал его:
— Пока помолчи. Вечером я пришлю за тобой. Тогда поговорим!
В зале раздались крики, гуннская ругань. Оказалось, один из гостей украдкой сунул себе за пазуху красивое серебряное блюдо. Бдительный слуга заметил это и попытался отнять. Гунн не отдал и ударил слугу. Подозванный Светонием распорядитель пира пожаловался, что многие гунны припрятали дорогие вещи, стащив их со стола. Взбешенный Аттила велел телохранителям проверить карманы и походные сумки своих тарханов. Но вмешался Аэций, заявив, что взятое гостями пусть останется у них. Светонию же потерю возместит казна. Скоро порядок за столом восстановился. Тарханы продолжали как ни в чем не бывало жадно насыщаться, громко отрыгивая и вытирая замаслившиеся руки о шелковые скатерти.
После пира Светоний спросил Диора, о чем тот говорил с Аттилой. Диор ничего не утаил. Удивленный претор спросил:
— Почему ты назвал его вождем? Ведь Ругила еще жив! А Бледа старший племянник!
— Ругила болен. Бледа же легкомыслен, любит пиры и охоту.
— Это ты узнал от них самих?
— Да. Пришлось подарить десять денариев.
Претору, видимо, стало неловко, слова юноши прозвучали укором ему. Он сказал:
— Отправляйся к гунну и помни: если ты патриот Рима и поможешь нам, мои слова о вилле не останутся пустой фразой!
3
Аттила предпочел жить в шатре, поставленном в саду. Одноглазый постельничий по имени Овчи провел Диора через три цепи охраны и между двух костров, возле которых шаманы окурили юношу дымом священного дуба, дабы отогнать невидимых злых духов.
В шатре горели светильники, подвешенные к опорному столбу. Из–за шелковой занавеси выглянуло молодое женское лицо и тотчас скрылось. Там послышалось перешептыванье и хихиканье.
Угол просторного шатра был заставлен подарками римлян, в числе их был мраморный столик и две пуховые перины, драгоценная ваза, наполненная золотыми монетами, амфоры с вином. Римляне приучали будущего вождя к роскоши.
Аттила, обнаженный по пояс, лежал на ковре. Мускулистое смуглое тело его блестело от пота. Диор опять подивился тому, до чего же гунны некрасивый народ. Хоть в шатре Аттила держался не столь величественно, но от него исходила необъяснимая давящая сила превосходства. Сверкающий взор гунна свидетельствовал о неукротимой жажде власти. Постельничий Овчи удалился. Аттила вперил в Диора пронизывающий взгляд.
— Как ты, сын Чегелая, оказался у римлян?
Вновь пришлось рассказывать о своих похождениях.
Когда Диор сообщил, что в Маргус его привез десятник Юргут, прозванный Безносым, Аттила спросил, не тот ли это Безносый, что был гонцом у Баламбера. Диор подтвердил. Память у Аттилы была превосходной. С ним следовало держаться настороже.
Узнав о гибели сотни Узура, Аттила недоверчиво попросил повторить. Услышав еще раз рассказ о гибели сотни, он разъярился, глаза метали молнии. Аттила косолапо выбежал из шатра, проревел в темноту:
— Хай, Овчи!
— Слушаю, джавшингир! — отозвался от костров голос постельничего.
— С двумя гонцами ко мне!
Вскоре послышался топот копыт нескольких коней. Тяжело дыша, усердный Овчи крикнул:
— Мы здесь, джавшингир!
— Где сейчас бургунды Гейзериха?
— Переправились через Истр в двух днях пути на север.
— Тас—Таракай! — выругался Аттила. — Первый гонец Алтай! Скачи к Ругиле. Скажи так: «Ругиле от Аттилы привет. Переговоры с Аэцием проходят успешно. Главная новость: бургунды вырубили сотню из тумена Чегелая! Гейзерих переправился через Истр. Все». Второй гонец Ульген! Скачи к Чегелаю, скажи так: «Сотня Узура вырублена бургундами. Не проспи свой тумен. Все». Овчи, никого не пропускай за первую линию охраны!
Захрапели и рванулись пришпоренные седоками кони. Стук копыт быстро удалялся. Аттила вернулся в шатер, сел, скрестив ноги, помолчав, спросил:
— Почему ты назвал меня вождем?
Диор ответил ему иначе, чем Светонию:
— Я гадал на песке, джавшингир. И узнал твою судьбу.
— Ты маг?
— Да, маг. Но я еще молод.
— Какая же судьба ждет меня?
— Я смог узнать только ближайшее будущее. После твоего приезда в ставку Ругила скончается. Ты и Бледа станете соправителями, но ненадолго! Говорить дальше?
— Говори! — Лицо будущего правителя было бесстрастным. Глаза опущены.
Диор спросил, указав на занавеску:
— Нас подслушивают девушки?
— Они все равно что немые. Но если ты их опасаешься, я тотчас велю отрубить им головы.
— Я доверился тебе, джавшингир!
— И правильно сделал! — Аттила поднял глаза. Страшная улыбка тронула его почти черные губы. — Иначе бы я велел отрубить голову тебе! Знай, Аттила ничего не забывает! Если я разрешил тебе говорить при них, значит, так надо. Ты понял? И горе тому, кто хоть однажды попытается обмануть меня! Кто научил тебя волховству?
— Этому научить невозможно. Человек рождается волхвом.
— Абе—Ак усыновил тебя?
— Да.
— Он хотел, чтобы ты, сын Чегелая, стал вождем сарматов?
— Да.
— Значит, поэтому Алатей отравил Абе—Ака?
— Алатею недолго осталось жить!
Аттила задумался, опустив крепкую седеющую голову, потом поднял ее, вымолвил:
— Ты прав. Я его уничтожу. Чегелай говорил мне о тебе. Он до сих пор ждет твоего прибытия от сарматов. Почему мне и Бледе недолго быть соправителями? — Задав опасный вопрос, Аттила сжался, подобно леопарду, приготовившемуся к прыжку.
— Я исполню предначертание судьбы, — просто ответил Диор.
— Ты? — прошипел гунн, вперив в него сверкающий взгляд. — Смерть Ругилы — предначертание судьбы?
— Такова воля Неба!
— Что будет потом?
— Потом ты воссядешь в золотом кресле!
— У меня нет золотого кресла!
— Его подарю тебе я.
Аттила задумался, не спуская с Диора страшных глаз, но лицо его заметно смягчилось. Диор перевел дух. Племянник Ругилы поднялся, молча вышел из шатра, вскоре вернулся вместе с одноглазым тарханом–постельничим, произнес, показывая на юношу:
— Этого человека, Овчи, я назначаю своим личным советником. Если хоть один волос упадет с его головы без моего разрешения, тебя немедленно возьмут на аркан.
— Да осенит тебя своим крылом священная птица Хурри! — прошептал Овчи, выпучив на Диора единственный глаз, и согнулся в поклоне.
Не вызывало сомнения, что Аттила запомнил каждое слово этой беседы. Но подтвердить или опровергнуть утверждение Диора относительно того, что он сын Чегелая, мог только темник–тархан. Хай, откажется ли он от сына, ставшего личным советником Аттилы?
