– Да. Выехал около десяти, позавтракал в Ковентри…
– А это как ты объяснишь? – Выхватив из своей сумочки какую-то бумажку, она подскочила ко мне, держа листок словно фальшивый чек или иной преступный документ.
Ощущение, как будто мне с размаха вдарили под дых. Так я и знал! Все-таки подловила. Нашлось даже вещественное доказательство. Какое, я еще не знал, но, разумеется, обличавшее мои распутные шашни. Я моментально скис. Секундой раньше сам готов был гневно напасть на нее, поскольку мне без всякой уважительной причины сорвали важный контракт в Бирмингеме, но позиции наши внезапно поменялись. Не надо говорить, на что я походил в тот момент. Представляю. Весь вид мой кричащей афишей признавал: «Грешен». И главное, греха-то не было! Но это уж привычка организма. Моя привычка чувствовать себя преступником. За сотню фунтов я не смог бы удержаться от виноватых ноток в голосе, когда пробормотал:
– И что это? Что там такое у тебя?
– А ты прочти, и сам увидишь.
Я взял листок. Письмо на бланке некой бирмингемской юридической конторы, в адресе которой значилась та же улица, где находился «Роуботем-отель».
«Глубокоуважаемая мадам, – начал читать я, – в ответ на Ваше письмо от 18 июня сего года мы можем сообщить лишь то, что, вероятно, имеет место досадное недоразумение. «Роуботем-отель» два года назад был закрыт, здание ныне арендуется рядом офисов. Персона, чьи данные соответствовали бы перечисленным приметам вашего мужа, по этому адресу не появлялась. Возможно…»
Дальше читать я не стал. Ясно. Перемудрил со своим алиби и вляпался. Оставался единственный слабый луч надежды: молодой Сондерс мог забыть отправить то письмо, которое я написал Хильде якобы из «Роуботем-отеля», и тогда открывалась возможность нагло отрицать свою вину. Но Хильда вмиг прихлопнула и этот шанс:
– Вот так, Джордж. Ты внимательно прочел? В день твоего отъезда я написала в «Роуботем-отель» – о, всего несколько строчек с вопросом, прибыл ли ты туда. И ты видел полученный ответ! Не существует даже этого отеля! Но мало того! С почтой, доставившей мне любезный ответ, пришло также твое письмо – от тебя, снявшего номер в давно исчезнувшей гостинице. Я полагаю, ты кого-то попросил отправить письмо с нужным штемпелем. Понятно, что являлось твоей важной командировкой в Бирмингем!
– Погоди, Хильда! Тебе все видится неправильно. Это совсем не то, что ты думаешь, ты не понимаешь…
– О-о! Понимаю, Джордж. Я превосходно понимаю!
– Хильда, послушай…
Бесполезно, разумеется. Меня же поймали с поличным. Я даже ей в глаза не мог смотреть и, повернувшись, двинулся к двери.
– Машину надо поставить в гараж, – пояснил я.
– Нет, Джордж! Не ищи повод улизнуть. Ты останешься здесь и выслушаешь все, что я намерена тебе сказать.
– Черт подери! Хоть фары-то я должен включить? Темень уже на улице. Ты что, хочешь, чтоб нас оштрафовали?
Это подействовало, она дала мне уйти. Я вышел, включил фары, но когда вернулся, она по-прежнему стояла каменной Фемидой, с лежавшими перед ней на столе двумя письмами-уликами. Взяв себя в руки, я сделал новую попытку:
– Слушай, Хильда, ты не с того конца смотришь на это дело. Давай, я объясню все с самого начала…
– Не сомневаюсь, Джордж: ты объяснишь что угодно. Вопрос – поверю ли я.
– Вечно у тебя заранее готовы выводы! Вообще, с чего вдруг тебе пришла мысль написать владельцам гостиницы?
– Мысль подсказала миссис Уилер. Как выяснилось, замечательную мысль.
– Ах, миссис Уилер! И ты позволяешь этой стерве влезать в наши семейные дела?
– Миссис Уилер не нуждается в чьих-либо позволениях. Она меня предупредила, что ты замышляешь что-то на этой неделе. Миссис Уилер разоблачила тебя, Джордж. У нее был точно такой же муж.
– Но, Хильда…
Я смотрел на нее. Лицо Хильды побелело гипсовой маской, как всегда, когда она думает, что я был с женщиной. С женщиной! Если бы!
И теперь перспектива, меня ожидавшая, будь она проклята! Ну, сами знаете. Неделя гнетущего мрачного ворчания, ядовитые реплики после того, как ты уже решил, что мир подписан, и еда всегда с опозданием, и дети, которым хочется узнать, что происходит. Но окончательно меня пришибла висящая в атмосфере какая-то густая пелена непроходимой тупости и скудоумия, в которой объяснить причину моей поездки в Нижний Бинфилд просто невозможно. Это уж был нокаут. Хоть месяц разъясняй Хильде, зачем я ездил в Нижний Бинфилд, она понять не сможет. А кто-нибудь на Элзмир-роуд сможет? Да я и сам разве способен это уразуметь? Голова совершенно опустела. Зачем действительно я ездил в Нижний Бинфилд? Ездил ли я туда? Сейчас вся затея с поездкой виделась абсолютной бессмыслицей. Реальный смысл для нас на Элзмир-роуд имеют лишь счета за газ, плата за школу, тушеная капуста и служебные будни с понедельника.
Я все же попытался:
– Хильда, выслушай меня. Ясно, о чем ты думаешь, но ты тут в корне ошибаешься. Клянусь тебе, ты не права.
– Да-а? А если я не права, Джордж, то зачем же понадобилось столько лжи?
Полный тупик, конечно.
Я прошелся по комнате. Невыносимо несло вонью старых прорезиненных плащей. Так почему же я сбежал? Почему вдруг разволновался насчет прошлого и будущего, зная, что ни то ни другое значения не имеет? Каковы б ни были толкнувшие меня причины, сейчас они мне едва помнились. Давнишняя жизнь в Нижнем Бинфилде, война, после войны, Гитлер, Сталин, бомбежки, пулеметы, очереди за продовольствием, дубинки, колючая проволока – все поблекло, все испарилось. Только пошлый скандал и едкий запах сопревшей резины макинтошей.
Последняя попытка:
– Хильда! Послушай хоть минуту. Ну вот смотри: ты ведь не знаешь, где я находился на этой неделе?
– И не желаю знать. Я знаю, чем ты был там занят. Этого для меня вполне достаточно.
– Тьфу! Повторяю тебе…
Без толку. Она сочла меня виновным и теперь собиралась высказать все, что обо мне думает. Процедура часика на два. И на горизонте маячила еще одна пакость, поскольку рано или поздно она спросит, где я взял деньги на эту поездку, после чего дознается, что я утаил от нее семнадцать фунтов. В общем, были солидные основания надеться, что раньше трех утра мы не закончим. Поза оскорбленной невинности смысла уже не имела. Следовало лишь определиться с линией наименьшего сопротивления. Мысленно намечалось три возможности.
Вариант первый: честно рассказать ей обо всем и как-нибудь заставить мне поверить.
Вариант второй: разыграть старинный номер насчет потери памяти.
Вариант третий: оставить ее в убеждении, что была «женщина», и понести заслуженную кару…
Да к черту! Знал я неизбежный, единственно возможный вариант.
Неточная цитата: см. Третью книгу Царств, 3:26.
Ахмет Зогу (1895–1961), в 1928–1939 гг. король Албании.
Типичный для небогатых жилых районов дом на две семьи, с общей задней стеной и выходами на разные стороны.
«Belle vue», «Mon abri», «Mon repos» – «Чудесный вид», «Приют души», «Мое отдохновение» (фр.).
Высшее инженерно-артиллерийское училище в лондонском районе Вулидж.
Речь идет об однотипных фирменных кафе названных компаний.
Флоренс Мэйбрик в 1889 г. отравила мужа; доктор Хоул Криппен в 1910 г. зверски зарезал жену; супруги Седдон в 1912 г. отравили свою жилицу.
Чемберлен Джозеф (1836–1914) – один из идеологов колониальной экспансии, в 1895–1903 гг. министр колоний Великобритании.
Имеется в виду королева Виктория (1819–1901) в своей загородной резиденции – Виндзорском дворце.
«Три отрока из пещи огненной» (см.: Книга пророка Даниила, 1:6).
Геральдические звери британского королевского герба: красный лев Англии и белый единорог Шотландии.
Англобурская война 1899–1902 гг.; буры – голландские поселенцы в Южной Африке.
Фартинг – монетка достоинством четверть пенни.
Государственный флаг Соединенного Королевства Великобритании.
Город в бурской Оранжевой республике.
Гладстон Уильям Юарт (1809–1898) – лидер лейбористов, неоднократно занимал пост премьер-министра.
Школа по типу гимназии в дореволюционной России.
Убийцы, казненные в середине XIX в.
Уолси (Вулси) Томас (ок. 1473–1530) – кардинал, в 1515–1529 гг. канцлер Английского королевства.
Речь идет о рассылавшихся каталогах лондонского универмага «Гамидж», по которым можно было выписать товары на дом.
