Ирод откатился уже, не опасаясь шума. Еще один булыжник пролетел в локте над ним, и с грохотом ударился о скалу, следующий свалил небольшое деревце в шаге от царя.
Горный дух издал победный вопль, видимо решив, что попал в человека, и тут же царь метнул в него нож.
Должно быть, чудовище охнуло, выронив последний камень, шум падения которого слился со звуком осевшего тела.
– Охотишься ночью, а в темноте-то и не зришь. – Ирод осуждающе покачал головой и пошел вызволять нож.
Чудовище лежало на спине, выставив перед собой брюхо с торчащей из него рукоятью. Мохнатое и огромное, оно мало, чем напоминало человека.
– Две руки и две ноги, – мысленно подбадривал себя Ирод. – Человек, только большой. Здоровенный и вонючий мужик и ничего больше. – Он крадучись подошел к телу, затих, силясь уловить дыхание, и готовый в любой момент отскочить и дать деру.
Вновь запищали комары. Ирод толкнул труп ногой и, наконец, окончательно убедившись, что враг мертв, нагнулся и осторожно извлек нож. Больше всего ему сейчас хотелось загадить одежду. Существо немилосердно смердело, но Ирод, преодолевая отвращение, обыскал его набедренную повязку, обнаружив маленький кожаный мешочек на ощупь словно набитый дорожными камешками.
Что это были за камни, в такой темноте можно было только догадываться. Оставалось уповать на то, что существо, бережно хранившее их в тайном месте, вряд ли собирало сие дары на купеческой дороге. Если конечно оно не тронулось умом, что также нельзя было исключать. Ирод молча сунул мешочек за пояс.
В двух шагах от покойника обнаружился тяжелый непривычной формы лук, который царь тоже решил прихватить с собой, рассудив, что мертвецу он уже точно не понадобится. А тут, все, какая-никакая пожива.
Ирод в последний раз оглядел распростертую перед ним в пыли фигуру, прислушался. Ветерок доносил только привычные уху звуки леса. Возможно, следовало отсечь голову врага, и принести ее на показ. Голова и впрямь была замечательная. То ли злой дух, то ли потомок великана Голиафа – седьмая вода на киселе. Но, царь решительно встал и зашагал прочь, – кто знает, сколько в этих местах таких же чудишь, не приведи бог встретиться с ними, таща за волосья голову их родича.
Правда, ни о каких мирных переговорах с чудовищами речь не шла. Воин не дровосек, он сначала рубит, а потом выясняет, что срубил. И никакими наставлениями дела не решить.
Но и принимать открытый бой с великанами – дело рискованное, и небольшой отряд, отягощенный кроме всего прочего едущими в обозе мастерами, землекопами да прочей рабочей шелупонью, сложенным на телеги добром и орудиями труда, скорее всего, был бы разметан и повержен.
Да и отлавливать здоровяков в их же землях, где каждая травинка укроет, каждая ложбинка спасет – дело неблагодарное, и по плечам одним только римлянам, впрочем, римляне могут все. Сам Александр Великий сколько по горам, долам за горными духами, а еще больше за непокорными его воле горцами побегал.
Говорят, хотели они однажды через неведомые земли пройти. Хотели проследовать мирно, разведку вперед высылали, с подарками и толмачами на случай встречи.
Нет людей. Степь широка до куда видно – ни какого жилья. Стоянки находили, лошадиный да овечий навоз встречали, а домов нет. Вот задача, вроде только что люди были, и нет – невидимки. Писарь уже и в карту занес, было – «земля невидимок». Мало ли какой невидали на свете нет.
На самом деле, невидимки оказались кочевниками, и Александр велел с карты их убрать, потому, как негоже из-за блудного народа рисунок гадить.
А вот теперь только что – один здоровяк по горе ползал, народ пугал, или это всамделишная земля великанов? Одного-то он собственными глазами видел, здесь ошибки быть не может, а то, отдашь приказ солдатам, чтобы прочесывали тут все, уничтожая великанов и прочих чудищ, а выяснится, что и был-то всего один громила-полудурок, которого добрые люди специально из поселка прогнали, что жрал много. Нет, так или иначе, а лучше все же чтобы сперва тут прошли ребята из римского легиона. Римляне народ обязательный и похвально ограниченный – им, коли хорошо заплатишь, и горного духа изловят, и с самим чертом сцепятся. Впрочем, горного духа, судя по всему, царь единолично завалил, ну, все равно, пущай потопчутся, в острастку прочей нечисти.
Костры наскоро разбитого лагеря были видны издалека. При одной мысли, что эти огни как путеводные звезды могли привести сюда, кого угодно, брала оторопь. Он подошел ближе, нарочито тихо ступая, и пытаясь разглядеть притаившихся в темноте охранников.
– Это ты господин? – Раздалось из зарослей орешника. – А мы то уже гадаем, не случилось ли чего?
Ирод повернулся на голос, молча обшарил взглядом кустарник, силясь отыскать воина. Теперь костер оказался у него за спиной и проворный Птолемей[83] не мог разглядеть выражение лица своего царя.
– Это земля великанов. – Медленно произнес Ирод. Все еще пытаясь углядеть невидимого воина. – Нужно быть предельно осторожными, особенно в ночное время.
– Великанов?! – Изумился куст. – Настоящих великанов? Ты видел их?
– Видел. – Ирод отвернулся от разговорчивого кустарника, должно быть воин получил четкое предписание от своего командира, не вылезать без особой надобности, так не стоит его и гоношить лишний раз, – оправив одежду и чуть пригладив взъерошенные волосы царь подошел к ближайшему костерку. Вопреки ожиданию, никто не спал.
– Они швыряли в меня целые скалы! Вот оружие. – Он поднял над головой огромный лук, и подержав его так немного, бросил на землю рядом с собой.
Теперь из орешника послышался шорох и треск сучьев, и вскоре действительно перед Иродом предстал молодой воин идумей Птолемей. Птолемей – странный паренек, отец идумей, друг отца Ирода Антипатра, да усладится медом его душа, а мать египтянка. Поговаривали, что, будучи по делам службы в Риноколуре, он увидел, как на египетский корабль поднимается красивая девушка, и влюбился в нее. Влюбиться дело хорошее, но да как желаемого добыть. Честно явился пред египетским важным начальником, все ему без утайки поведал и голову учтиво склонил, в знак покорности его решения. А тот и рад, Египтяне во все времена себе на службу идумеев брали, отчего же на этот раз отказываться. Назначил ему служить царю египетскому десять лет. На том и порешили, отец Птолемея взошел на корабль, и поскольку слово дадено, и обратно его требовать ни кто не собирается, в тот же вечер девушку привели в его каюту. Сам Птолемей родился в египетской Александрии, откуда отец и привез и его, и младших троих братьев еще детьми на родину.
Только жену свою – красавицу не сумел доблестный воин родителям престарелым представить, не дали ей ревнивые египетские боги подышать воздухом благословенной Идумеи, померла чаровница прямо на корабле, не выдержала новых испытаний. Жаль. Но да на все божья воля. Кстати, самое интересное, что религия у Птолемея не иудейская, как у предков его идумеев, и не египетская, как у матери была, а совсем уж чудно – как у греков и римлян. Верит он в Юпитера, Сатурна, Венеру, да и во всех прочих богов, в малых и больших. А причиной тому тот же отец. Когда в Египте служил, Рим пришел, и нужно было подходы к новым хозяевам находить, вот тогда кто-то из правителей местных, возьми да и прикажи целому воинскому подразделению, что с римлянами бок о бык стояли, поменять вероисповедание.
Вот и отец Птолемея поменял, а за ним уже и вся семья. Только Птолемей плохо знает римских богов, много путает, а уж как начнет рассказывать небылицы, хоть уши воском заливай. А в остальном – вполне справный воин.
– Скольких ты направил прямехонько к Прозерпине? – Забыв о субординации, полез со своими расспросами к Ироду Птолемей.
– Не считал. Дай вина. – Уклончиво ответил царь. Обеспокоенные его заявлением воины повскакивали с мест, пытаясь усадить Ирода к костерку, позвать лекаря,…
Пока Птолемей бегал в царский шатер, Ирод обдумывал, о чем будет говорить своим людям, а о чем можно и помолчать. Скажи он сейчас правду, – мол, великан был один – никто уже не станет хорониться, да оглядываться, забудут выставлять караул, охранять рабочих.
Меж тем Птолемей принес запечатанный воском кувшин с вином, и налив Ироду в чашу, присел рядом. Привлеченные удивительными новостями от других костерков к ним начали подтягиваться воины. Ирод медленно пил, наслаждаясь теплым вином и общим вниманием. Неспешный рассказ способен сделать из любой заурядной поножовщины настоящее сказание. И не важно, что в жизни их царь не великан огромного роста и недюжинной силы. Легенда добавит, и чего не было, донеся до потомков образ их благородного предка. Предка, которым можно будет гордиться, а значит, он просто не имеет права не быть героем самого замечательного сказания, самой увлекательной истории, согревающей душу песни. И еще Ирод радовался в душе, что снова может чувствовать себя равным среди равных. Не царем, которого ненавидят и бояться, а воином, охраняющим границы своей земли, боевым командиром – надежей, защитником, другом.
