— Врача, врача! — истерически закричала Шуматова. — Скорее врача! У президента обморок!..
Но это был не просто обморок... Уже не первый год смерть ловила этого человека, бросившего ей вызов. Подтачивала его физические силы. Подстерегала на море и в воздухе. Вилась над ним в Тегеране, в Ялте, пытаясь не упустить мгновения, когда спазм сжимал кровеносные сосуды президента, надеялась, что он уже не оправится после очередного головокружения или удушья... И, наконец, лишила его сознания.
...Президент неподвижно лежал на кровати, издавая страшные хрипы. У его изголовья стоял Говард Брюнн.
Телеграфные провода, радиоволны несли в Вашингтон отчаянные призывы:
— Скорее!.. Скорее!.. Врачей! Еще врачей! Президент умирает...
Из Вашингтона Росс Макинтайр позвонил в Атланту доктору Джеймсу Поллину, одному из ведущих терапевтов страны. В старой машине, знавшей лучшие времена, доктор Поллин за час сорок минут преодолел семьдесят миль, отделявших Атланту от Уорм-Спрингз.
Впоследствии он вспоминал: «Президент был на грани смерти, когда я добрался до него. Он обливался холодным потом, лицо было пепельно-серым, и дышал он с трудом... Пульс едва прощупывался».
На этот раз победа — проклятая победа! — осталась за смертью.
На прикроватной тумбочке, у изголовья Рузвельта остался лежать недочитанный детектив Картера Диксона. Книга была раскрыта на семьдесят восьмой странице, где начиналась глава под названием «Шесть футов земли».
...Билл Хассетт пригласил в свой коттедж Мерримэна Смита, Роберта Никсона и Гарольда Оливера — трех корреспондентов, сопровождавших Рузвельта в Уорм-Спрингз.
— Джентльмены! — медленно проговорил он. — Мой печальный долг состоит в том, чтобы сообщить вам, что сегодня, в три часа тридцать пять минут президент скончался...
На следующее утро в Москве американский посол Аверелл Гарриман попросил, чтобы его срочно принял Сталин.
Войдя в кремлевский кабинет, посол произнес только одну фразу:
— Маршал, вы уже знаете, что президента Рузвельта нет в живых...
Несколько секунд Сталин молча смотрел на Гарримана. Потом отвернулся к окну. Сломал папиросу и бросил ее в пепельницу. И снова перевел взгляд на посла:
— Это большая... огромная потеря, — сказал он. И, медленно разведя руками, тихо произнес: — Что делать?..
Гарриман стоял, опустив голову. Он не знал, как понимать этот вопрос. Как чисто риторический? Или же Сталин советовался с ним?
— Маршал, — не поднимая глаз, сказал Гарриман, — одной из последних печальных мыслей президента была мысль о Сан-Франциско, о том, что вы решили не посылать туда своего министра иностранных дел. Может быть, теперь в память о президенте...
— Министр поедет в Сан-Франциско, — прервал посла Сталин.
ФРАНКЛИН ДЕЛАНО РУЗВЕЛЬТ
СКОНЧАВШИЙСЯ 12 АПРЕЛЯ ПРЕЗИДЕНТ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ ФРАНКЛИН ДЕЛАНО РУЗВЕЛЬТ. ЯВЛЯЛСЯ ОДНИМ ИЗ КРУПНЕЙШИХ И ПОПУЛЯРНЕЙШИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ АМЕРИКАНСКИХ ДЕЯТЕЛЕЙ НА ПРОТЯЖЕНИИ ВСЕЙ ИСТОРИИ СТРАНЫ.
...РУЗВЕЛЬТ УЧАСТВОВАЛ В КОНФЕРЕНЦИЯХ ТРЕХ ЛИДЕРОВ ВЕЛИКИХ ДЕРЖАВ — В ТЕГЕРАНЕ В 1943 ГОДУ И В КРЫМУ В 1945 ГОДУ. ПРОГРЕССИВНЫЙ ОБРАЗ МЫСЛЕЙ РУЗВЕЛЬТА, ЕГО НЕПРИМИРИМОСТЬ К ФАШИСТСКОЙ АГРЕССИИ И СТРЕМЛЕНИЕ ОБЕСПЕЧИТЬ БЕЗОПАСНОСТЬ МИРА В БУДУЩЕМ НЕМАЛО СПОСОБСТВОВАЛИ УСПЕХУ ЭТИХ ИСТОРИЧЕСКИХ КОНФЕРЕНЦИЙ.
ВНЕЗАПНАЯ СМЕРТЬ РУЗВЕЛЬТА ВЫЗОВЕТ СКОРБЬ ВО ВСЕХ СВОБОДОЛЮБИВЫХ СТРАНАХ.
«ПРАВДА», 13 АПРЕЛЯ 1945 г.
Виталий Коротич
ДОЛГ ПЕРЕД ПАМЯТЬЮ
Хорошие книги от плохих отличаются, между прочим, еще и тем, что хорошую с интересом читаешь, даже когда известны все подробности происшедшего с ее героями. Для исторических романов этот критерий особенно важен, потому что умение воскресить эпоху чрезвычайно усиливает убедительность повествования, уроки истории становятся предметными, обоснованными сегодняшним знанием.
А. Чаковский откровенно и по-хорошему тенденциозен, да и не следует искать нейтральности у одного из ведущих советских писателей, прикоснувшегося к величайшей теме современности — к теме войны и мира. Тем более интересна вдумчивость, с которой он анализирует личную и государственную жизнь буржуазного политика, немало сделавшего для поддержания доброго имени своей страны.
Те симпатии к Америке, которые дают нам надежду на лучшие времена в отношениях с ней, это симпатии к Америке — антигитлеровскому союзнику, Америке, встретившейся с нами на Эльбе, а не — увы! — расставляющей на Рейне ракеты, нацеленные в нас с вами.
То, что воплощением Америки, желающей жить с нами в мире, стал мудрый президент, было справедливо, сколько бы в дальнейшем мастера заокеанской политической рекламы ни доказывали нам обратное. Мы помним и чтим Ф. Рузвельта как отважного и ответственного политика. «Неоконченный портрет» — внимательный и взыскательный взгляд в его жизнь и его судьбу.
...Итак, был в Соединенных Штатах президент Франклин Делано Рузвельт. Аристократ, образованнейший человек, сын своего класса. В Белый дом он вошел хозяином более полувека назад. Тогда же, когда некто Гитлер пришел к власти в Германии. Силы, приведшие Рузвельта к власти, были в социальном отношении совершенно определенными — капитализм искал своего очередного спасителя, личность, способную найти выход из кризиса. Поиски такого выхода были уделом нелегким, но Рузвельт находил их на путях экономических экспериментов: он расширял деловые связи Америки — дипломатическое признание им Советского Союза было из ряда этих исканий. Он любил свою родину, но никогда не считал, что любовь к собственному народу подразумевает пренебрежение или даже ненависть ко всем остальным. Он не был шовинистом, буржуазный политик Рузвельт. Шовинизм самоубийствен.
Крах гитлеризма прослеживается в романе как бы со стороны, глазами буржуазных политиков, лидеров мощнейших капиталистических держав Рузвельта и Черчилля. Будучи союзниками, они далеко не во всем достигли согласия — британский премьер и американский президент; они же воплощают две формы взаимоотношений с нашей страной и с социализмом вообще. Одна из них — та самая, что призвала к интервенции почти полтора десятка мощных капиталистических стран против молодой Страны Советов, к разного рода блокадам, эмбарго и санитарным «кордонам» — против нас; вторая — что привела к признанию нас Соединенными Штатами в 1933 году и к созданию антигитлеровской коалиции в 40-х. Оголтелое в своей безответственности неукротимое желание стереть нас с лица земли и — в противовес ему — то, что зовется политикой мирного сосуществования...
Легко сегодня прослеживать исторические взаимосвязи. Между почти сорокалетней давности фултонской речью Черчилля, где была объявлена послевоенная «холодная война» нам, и относительно недавней речью Рейгана в британском парламенте, провозгласившей «крестовый поход» против социализма. Между провокационными спичами, которыми в тридцатые годы подвигали белогвардейских карателей на вооруженную борьбу против Советской страны, и между объятиями с власовцами, бандеровцами и прочей однотипной с ними пакостью в сегодняшних премьерских и президентских резиденциях некоторых ведущих капиталистических стран.
Можно находить и находить временные параллели, в каждой из которых будет очень четкий социальный контекст. Но разве случайно президент США сегодня произносит речи, призывающие к ревизии ялтинских соглашений, подписанных президентом Рузвельтом!
В «Неоконченном портрете» отчетливо видны многие социальные корни конфликтов, продолжившиеся и в нынешний день. Не так легко было Рузвельту выполнять обязательства перед союзниками по антифашистской коалиции — слишком сильным было противодействие внутри его же Америки, слишком откровенно сопротивлялись ему форды, херсты и прочие, видевшие в Гитлере силу, выпестованную капитализмом для уничтожения Советской страны, и стремившиеся сберечь эту силу.
«Неоконченный портрет» — произведение художественное, но в то же время оно обладает всеми достоинствами научного исторического исследования. Доверие к беллетризованным монологам американского президента основывается на достоверности его художественного образа и на том, что автором было изучено множество исторических документов. Думаю, что прочесть «Неоконченный портрет» весьма интересно было бы соотечественникам Рузвельта — тем самым, многие из которых даже не знают, на чьей стороне и против кого сражался советский народ в годы второй мировой войны.
В романе А. Чаковского немало говорится о том, насколько в самой высокой политике важна обыкновеннейшая человеческая порядочность. Президент, который, кроме всего прочего, обладает способностью самокритично оценивать свои поступки и, попросту говоря, еще способен стесняться, — куда более надежный партнер в серьезных делах, чем его самовлюбленные коллеги. Очень хорошо в романе прослеживаются линии взаимоотношений Рузвельт — Сталин. Американский президент уважает советского партнера, не желает лгать, особенно когда эту ложь навязывают ему из соображений корыстных, разрушающих саму суть антифашистской коалиции.
