Вид широко раскинувшейся лавины конников, топот мчащихся на галопе лошадей, от которого, казалось, содрогается земля, как и следовало ожидать, нагнал на "психов" такого страха, что они в панике бежали под прикрытие леса.
Ночью в тыл колчаковцам зашли полки Кожина, Шевченко и Колядо, образовался "слоёный пирог": белые окружили партизан, а партизаны, в свою очередь, окружили белогвардейцев.
Ещё было темно, когда первый, шестой и седьмой полки пошли в атаку. Белые повернули пушки и пулемёты в их сторону и засыпали партизанские цепи пулями и снарядами. Многие погибли, раненых едва успевали отправлять на перевязочный пункт в Селиверстово. Партизаны залегли, прячась за буграми и другими естественными укрытиями.
Кинувшиеся на помощь 4-й Семипалатинский и 5-й Степной полки также были встречены плотным огнём белых и вынуждены были вернуться в окопы.
Мороз стал крепчать, а партизаны лежали на мёрзлой земле, покрытой тонкой коркой льда. Из батальонов 1-го Алтайского полка стали поступать донесения: "Под партизанами подтаивает снег, кое-кто обморозился". Однако командир 2-й дивизии Львов-Иванов приказал:
— Подниматься запрещаю. Пусть все лёжа кричат "ура", теплее будет, а беляки запасы патронов порастрясут, думая, что их атакуют.
Команда комдива быстро стала передаваться по цепи. В расположении первого полка рвануло мощное "ура". Только до полка "Красных орлов" эта команда "не дошла". Услышав крики "ура" со стороны соседнего полка, Колядо подумал, что соседи бросились на противника, и поднял своих партизан в атаку. Подавшись вперёд в седле, с саблей в руке, с красной лептой через плечо (ленту ему подарили в знак высокого уважения рабочие села Павловского), командир полка вёл за собой партизан-кавалеристов.
Вдруг с бугра ударили пулемёты белых. Лошадь под Фёдором Колядо взвилась на дыбы и повалилась на бок. Ему подвели другого коня, и он, вскочив в седло, снова рванулся вперёд. Когда белые были совсем уже близко, пулемётная очередь снова прошила коня и самого Колядо. Обе ноги и рука оказались простреленными.
— Убили!.. Командира убили! — увидев, как упал с коня Колядо, крикнул один из партизан.
Партизаны на какое-то время смешались, кое-кто стал поворачивать назад. Но Колядо через силу поднялся и, хромая, побежал вперёд. Обернулся, поднял над головой окровавленную руку, и голос его перекрыл топот мчащихся лошадей:
— В атаку, красные орлы! В атаку, вперёд!..
И, подчиняясь его воле, партизаны устремились на врага. Оглядываясь, они видели, как всё ещё бежит, хромая, их командир. Но вот он как-то неестественно взмахнул руками и повалился на землю. Ближние к нему партизаны остановились, но Колядо поднялся и, задыхаясь, прокричал:
— Впе-е-ред! За Советы!..
Партизаны рванулись вперёд, не видя, что их командир снова упал и больше не поднялся.
Отбив атаку партизан, 43-й Омский полк двинулся лесом на Солоновку. За лесом цепи растянулись вдоль озера. С перешейка ударили кинжальным огнём шесть пулемётов интернациональной роты Макса Ламберта. Колчаковские солдаты отхлынули назад, но офицеры, угрожая расстрелом, заставляли их бросаться вперёд и вперёд. Лёд покрылся множеством трупов, но белогвардейцам так и не удалось продвинуться к Солоновке. Не удался и обход кавалерии с фланга — пришлось отойти в бор.
В ночь на 16 ноября ударил первый в этом году сильный мороз. Белые, рассчитывавшие одержать быструю победу, зимней одеждой не запаслись. Многие из них поморозились, начали роптать.
Бои шестнадцатого днём ещё продолжались, но теперь белые большой активности не проявляли, а с наступлением темноты бесшумно снялись с позиций и ушли на станцию Поспелиха.
Части генерала Евтина также не смогли продвинуться к Солоновке. 10-й Змеиногорский полк под командой Шумского, заняв выгодную позицию у села Лебяжьего, задержал их на целые сутки, а затем отошёл к Волчихе, и как белые ни пытались выбить партизан из села — ничего не вышло. Получив донесение об отступлении 43-го и 46-го полков, генерал Евтин последовал их примеру, отдав приказ об отходе на Семипалатинск.
* * *
После боёв у Солоновки партизанская армия стала ещё крепче и сильнее. В её ряды каждый день вливались всё новые и новые группы крестьян. В партизанские руки перешло много винтовок, пулемётов, брошенных белыми во время бегства, не было недостатка и в патронах. Теперь можно было думать о больших операциях против гарнизонов, расположенных в крупных городах. Тем более, что пришло известие: частями 5-й Красной Армии 14 ноября взята резиденция Колчака — Омск, а сам "Верховный правитель" бежал на Восток. Со дня на день Красная Армия должна прийти и сюда, в район действий партизан. И партизанское командование разработало план наступления на Барнаул, Рубцовку, Камень, Слав-город. Семипалатинск и Павлодар, на Змеиногорск и Усть-Каменогорск.
Мамонтов двинулся на Барнаул, Громов — на Камень, одновременно выслав Златопольский летучий отряд для захвата Славгорода.
Громов повёл 6-й Кулундинский полк и интернациональную роту по тем местам, где он начинал осенью 1918 года боевые действия со сбоим маленьким отрядом, — через Баево и Ярки. В Баево только накануне похоронили на главной площади бесстрашного командира полка "Красных орлов" Фёдора Ефимовича Колядо. На траурном митинге партизаны дали клятву жестоко отомстить белым за смерть командира.
Вскоре колонна подошла к Яркам. Громов смотрел на знакомую степь, укрытую снегом, на перелески, вспоминал о минувшем и думал: много ли осталось в селе тех, кого он знал и кто помогал ему в борьбе против колчаковцев. Ярковцам пришлось немало вытерпеть — каратели жестоко им мстили за вольнодумство и непослушание.
Всё население Ярков вышло встречать партизан. По обе стороны дороги сплошной стеной стояли люди. Стояли с хоругвями, с иконами, один дряхлый дед даже держал в руках портрет какого-то генерала, увешанного орденами и крестами.
Громов с Шевченко ехали впереди колонны. Остановившись в центре села, они соскочили с лошадей. Навстречу им двинулись два самых старых и всеми уважаемых жителя седа. На них новые полушубки, седые бороды аккуратно расчёсаны, на расшитых полотенцах держат булки свежеиспечённого хлеба, на булках чашечки с солью. Пройдя к Громову, старики низко поклонились, один из них проговорил:
— Прими от нас, Игнат Владимирович, хлеб-соль, а также великую благодарность и почтение.
Громов и Шевченко также низко поклонились и трижды, по русскому обычаю, поцеловались со стариками.
Ярковцы кинулись к партизанам. Мужики тискали их в своих объятиях, женщины смеялись и плакали. Кто-то приглашал в гости, кто-то искал родных и знакомых. Из общего шума часто вырывались восклицания: "Наконец-то дождались!", "Спасители, вы наши!"
Партизаны остановились на отдых. В Ярки прискакал на взмыленном коньке Иван Коржаев и, разыскав Громова, весело доложил:
— Летучий Златопольский отряд взял Славгород! Белые собирались удрать, уж в вагоны грузились. А полк Толстых захватил Кулундинскую железную дорогу. Ух, и дали белым жару!..
— Потери у партизан большие? — спросил Громов.
— Потерь никаких! Белые в одну сторону побежали, а я в другую: сюда. Думаю, как вы без меня Камень брать будете?
Громов улыбнулся.
— Без тебя нам Камень не взять, — и хлопнул Коржаева по плечу. — Ну, садись чай пить!
…Из Ярков 6-й Кулундинский полк перебрался в Крутиху для соединения с 8-м Бурлинским полком, откуда Громов решил нанести главный удар по Камню. Со стороны Плотниково должен был подойти к городу батальон Кузьмы Линника из 7-го полка "Красных орлов", носившего теперь имя своего погибшего командира Фёдора Колядо. Этот батальон вместе с интернациональной ротой обязан был отвлекать внимание противника от направления главного удара.
После сорокаградусного мороза снова установилось тепло. В воздухе хотя и кружились искристые снежинки, но степь за городом просматривалась далеко. И белогвардейские наблюдатели, засевшие на окраинных улицах, увидели: по всей степи, насколько хватал глаз, передвигаются люди.
В колчаковский штаб то и дело стали поступать донесения:
— Западный наблюдательный пункт. К городу подошли крупные силы партизан.
— У южной окраины отряды Красной Армии!
— С севера, со стороны Крутихи, двигаются цепи противника.
— По дороге от Плотниковой скачет кавалерия…
В городе начался переполох. По улицам заметались офицеры, каменская буржуазия с чемоданами, узлами. По узким проулкам вскачь неслись лошади, пролётки, простые крестьянские телеги — на них тоже чемоданы, узлы, в беспорядке наваленные вещи. У всех только одна мысль: "Бежать!" Но куда бежать, где можно незаметно проскочить мимо партизан — никто не знал. Белые отряды метнулись в сторону бойни, к Дурному Логу, попытались выйти на корниловскую дорогу, прорваться берегом Оби, пробраться по тонкому льду на остров — и всюду натыкались на партизанские цепи.
