По произнесении вышенаписанной галиматьи, Суворов снял с себя все ордена, зарыл их в землю, пропел три раза по петушиному „кукареку" и закричал: „прощай, слава России! ты умерла. Прощайте, детушки, чудо-богатыри! Прощайте!"
Не показывали-ли все действия Суворова, что он хотел возмутить (??) всю армию, привесть войско в неповиновение (??).
Суворов никогда не думал (??) о продовольствии армии, оставлял каждому на собственное попечение заботиться о пропитании себя и всякое грабительство, всякое насилие оставлял ненаказанным (??!).
Неприятное происшествие историографа нашего Николая Михайловича Карамзина на берегу Лизина пруда близ Симонова монастыря. Вдовствовавшая тогда княгиня Прасковия Юрьевна ***, урожденная княжна ***, дочь князя Юрия Никитича — дурака высшаго разряда, человека глупости истинно необыкновенной, вдова княгиня Прасковия, по долговременному вдовствовании, вступила во второй брак за дворянина Петра Александровича К—ваго.
Вдовствовавшая княгиня Прасковия жаловала чтение сочинений историографа. Николай Михайлович тогда не был еще историографом, пописывал просто, без высокаго титла. Она была с Карамзиным коротко знакома, и он, лишившись способности грешить, начал, как сам то напечатал, жен чужих добру учить.
Было летнее время; читать и ночью душно, жарко в будуаре, а читывал княгине свои сочинения сам историограф. Княгиня, историограф и, неразлучная в то время подруга княгини, девица М*** собрались поехать к Симонову монастырю и там на берегу Лизина пруда выслушать чтение Николая Михайловича — сочиненный им роман „Бедная Лиза". Поэты прихотливы: послали к Лизину пруду ковры, подушки, и, как было жарко, дамы дозволили чтецу снять ; фрак и надеть халат китайский. Чтение спокойно продолжалось, спокойствие ничто не нарушало! Начало темнеть, читать было не видно.
Слуги княгинины, чтобы не безпокоить близостию господ, стояли с каретою вдалеки за монастырем. Две дамы и историограф, прекратив чтение, наслаждались прохладою вечера, и, вероятно, Николай Михайлович их добру учил, как вдруг приходят к Лизину пруду человек восемь молодых купеческих сидельцев.
Сорванцы, посмотрит на историографа и на дам, спросили их: „что вы тут делаете?"
Николай Михайлович начал им что-то ораторствовать; только двое из удальцов схватили историографа и сказали ему, чтобы он не пикнул, а если отважится отворить рот, — они отправят его в пруд разговаривать с Лизой. Между тем другие—тяжко оскорбили княгиню Прасковью и г-жу М.
По окончании наставлений, преподанных княгине и госпоже М***, озорники, пожелав им и Николаю Михайловичу спокойной ночи и приятнаго сна, ушли благополучно, куда им было надобно.
С того времени Николай Михайлович читал, а княгиня слушала всегда дома. Читать под открытым небом не хорошо: туча найдет — помешает, комар кусает — надоедает, а удалые сорванцы хуже еще и тучи, и комара.
Права, предоставленныя Екатериною дворянам. — Некоторые из наместников и губернаторов в XVIII веке.—Граф Павел Сергеевич Потемкин.— Волнения крестьян при Павле.—Передвижение полков.— Усмирение крестьянских волнений.—Князья Александр и Алексей Куракины.—Князь П.В.Лопухин.—А. А. Беклешов.—П. X. Обольянинов.
Приводя на страницах нашего издания вновь несколько глав из собственноручной обширной рукописи Записок Александра Михайловича Тургенева, напомним главнейшия данныя его биографии.
А. М. Тургенев родился около 1772 года. Четырнадцати лет поступил он на службу в гвардию унтер-офицером, и был очевидцем, в Петербурге, последних дней царствования Екатерины II-й и первых дней царствования Павла Петровича. В декабре 1796 года Тургенев переведен в армию;—при разных шефах состоял адъютантом и вынес все тяготы военной службы 1796—1801 годов. По оставлении военной службы, Тургенев в 1803—1806гг., прослушал курс в Геттингенском университете. По возвращении в Россию—служил при Сперанском; с 1811 года опять в армии; под Бородиным тяжко ранен; в 1814 году—капитан в отставке. Поступает в службу гражданскую. В 1823 году А. М. Тургенев назначен тобольским гражданским губернатором; в 1828 году назначен губернатором в Казань, но тогда же, взамен губернаторства, получил пост директора медицинекаго департамента; произведен за отличие в действительные статские советники и удостоен личной благодарности императора Николая за весьма успешное управление этим департаментом в трудное время войн 1828—1831 годов.
После 44-х-летней военной и гражданской службы А. М. Тургенев вышел в отставку.
Он был в числе ближайших друзей В. А. Жуковскаго, Д. Н. Блудова, князя П. А. Вяземскаго, графов Строгоновых, графа Канкрина и других видных деятелей. Все глубоко уважали А. М. Тургенева за его честность, ум, нравственныя качества и за его пламенную любовь к отечеству. А. М. Тургенев скончался на 92-м году жизни, в июле, 1863 года, в Царском Селе, где и погребен (См. «Русскую Старину», изд. 1885 г., том XLVII, стр. 365—373 и следующия).
Екатерина, даровав дворянам права представительнаго правления, преимущества, равныя (самой высшей) власти (манифест 1782 или 1783 года: все, чем дворянин владеет на земле, в воде и что найдет в утробе земли, все принадлежит ему всем имеет право располагать по произволу), твердила окружавшим ее царедворцам, говоря:
— „Я в душе республиканка, деспотизма ненавижу. Но для блага народа русскаго абсолютная власть необходима. Вы видели на опыте, что сделал народ во время бунта Пугачева". Окружавшие Екатерину на это разсуждение отвечали ей: "И премудро, и милостиво, всемилостивейшая матушка государыня!"
Разговор этот Екатерины, в кругу царедворцев ея слышанный, несколько сот раз ею повторенный, пересказан мне бывшим камердинером ея, Ф. Е. Секретаревым.
Екатерина никогда не наказывала начальников или постановленных управителей своих за притеснения и ограбления народа, т. е. крестьян, котораго именовали в ея время черный народ—чернь.
Губернатор тобольский Денис Чичерин ужаснейшия делал варварства в Сибири; после него генерал-губернатор Якобий грабил Сибирь, как Батый. Мельгунов, генерал-губернатор ярославский, Воронцов—владимирский и костромской, грабившие без всякой пощады, не были наказаны. Сумасшедший Каменский—в Рязани, глуповатый Ступишин — в Нижнем-Новгороде и Пензе, Кречетников—в Туле и Калуге, пьяница воин Василий Нащокин—в Симбирске самовольничали, как хотели, и также безнаказанно. Дочь генерал-губернатора князя Василия Мещерскаго, чтобы скрыть, короткость свою с лакеем своим, заперла его в кабаке пировавшаго с товарищами и похвалявшагося тем, что он фаворит госпожи своей и властелин всей Казани,—слабый и престарелый князь Мещерский делал все, что только хотела дочь его,—зажгла кабак; по несчатию Казани, злодеяние это было учинено во время сильной бури,—весь город и большое число жителей соделались жертвою пламени,—князь и княжна остались ненаказанными. Разсказ о Мещерском вошел в пословицу. Татарин казанский подал Мещерскому прошение; князь, не понимая, о чем татарин просил его, прошение было писано по-русски, сказал татарину:
— «Я не понимаю, о чем ты просишь».
Татарин жаловался, что его в судах совершенно ограбили; оскорбленный ответом Мещерскаго, татарин сказал князю на изломанном русском языке:
— «Э-э брата князя Василь! стара стала, глупа стала, ум кончала!»
Еще забыл упомянуть о грабителях: в Астрахани—Бекетове, на Кавказе и Кубани—Павле Сергеевиче Потемкине.
Потемкин был генерал-губернатор кавказский. В его время низведенный шах персидский просил Екатерину дозволить ему приехать в Poccию, дожить остаток дней жизни его под милосердою державою ея величества.
Государыня благосклонно на прошение шаха соизволила: генерал-губернатору Потемкину Павлу Сергеевичу высочайше повелено принять шаха на посланный для привоза его корабль и привезть в Астрахань, где государыня назначила ему местопребывание. Шах нагрузил корабль великим количеством богатств, ему принадлежавших, в золоте, серебре, драгоценных каменьях, жемчугах и прочей утвари состоявших. Когда все было к отплытию готово, шах приехал на баркасе к кораблю со всем семейством своим и при всходе на корабль, по распоряжению Павла Сергеевича Потемкина, отрубили шаху руки и бросили его в море, семейство его было также потоплено. Богатства шаха, в корабле нагруженныя, П. С. Потемкин присвоил себе.
Не скоро истина сего события дошла до слуха всемилостивейшей Екатерины. Наказания явнаго, по законам, Павлу Потемкину не было. Государыня прислала ему с кабинет-курьером рескрипт.
Как разсказывали тогда — в рескрипте было написано только одно слово „умри!" Справедливо-ли это или выдумано— сказать утвердительно невозможно. Однако же, П. С. Потемкин чрез шесть или восемь часов после получения высочайшаго рескрипта действительно и предействительно изволил скончаться и погребен в каком-то монастыре в Москве. Проповедник в надгробном слове превознес усопшаго болярина похвалами паче всех земнородных сынов человеческих! Но хвалил недаром: пятью стами рублями благодарили благовестителя. Рой поэтов исписал также целую стопу бумаги стихами всех размеров, хваля Павла Потемкина. Но слово надгробное, все хвалы поэтов, сам Потемкин—погибли с шумом! Думаю, и проповедник, и поэты также стерты рукою времени с лица земли.
