— Садись, отец Григорий. Отныне быть тебе по правую руку от меня.
Когда же бояре и прочие вельможи заняли свои места, Ольга добавила к сказанному:
— Слушайте все! Отца Григория я помню и знаю с детства. Мы вместе росли в Изборске и расстались с ним, ког да мне было десять лет. Он многому меня научил. Да и теперь учит. Потому говорю вам: он есть мой духовный отец. А кто не ведает, что сие значит, должен узнать. На то мое повеление.
Вельможи ответили на слова великой княгини молчанием. И трапеза проходила в тишине, лишь звучали отдельные слова. Вельможи чувствовали себя скованно. Отец Григорий — тоже. Но он не был бы пастырем, если бы не нашелся, как повести за собой паству, даже если она из одних иноверцев. Едва все насытились и взялись за кубки, дабы выпить сыты, меду или греческих вин, как отец Григорий заговорил:
— Вот недавно во время коляд, кои справляли горожане, пришел к нам в храм сын Перунов и сказал: «Наша вера проста и доходчива. Мы просим бога Перуна, чтобы даровал победу над врагом, а бога Волоса, чтобы умножил наш скот, хранил его от болезней. И иных богов просим то о веселье, то о хлебе, то о мире. И так живут все большие и малые народы Руси. А что вы просите у своего Бога? Вижу и днем, и по ночам все молитесь, и песни поете в храме, редкие дни служба не идет. А прирастают ли ваши богатства? Могут ли ваши доски малеванные утолить желания ваши?
Отвечу вам, как ответил ему: нам, христианам, мало одной ночи и тысячи ночей мало. У нас всегда есть, о чем просить Господа Бога. Он же говорит нам: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».
В трапезной стояла тишина. Лишь голос отца Григория нарушал ее. Все слушали его с одинаковым вниманием, в коем было много от детского любопытства и удивления. И все отметили, что Бог отца Григория не жаждает ни крови, ни боли, ни богатства и озабочен лишь миротворчеством.
— Блаженны миротворцы, — как раз прозвучали слова отца Григория в сей миг, — ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. — И тут священник прямо сказал сидящим за столом: — Блаженны и вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески злословить за меня! Он же говорит нам: «Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И зажегши свечу, не ставят ее под темным сосудом, но на подсвечнике и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного…»
Отец Григорий еще хотел что‑то сказать, но в трапезную вошел воевода Претич и что‑то прошептал княгине на ухо. И Ольга сказала:
— Говори, воевода, всем, что за весть принес.
Претич выпрямился в полноту своего богатырского роста, громко сказал:
— Я передал матушке княгине то, что увидел на Священном холме. Жрец Богомил нарушил ее повеление и лишил жизни услужителя Светомила. Жрецы пытались остановить его, он же сказал им: «Пусть умрет. Слабые духом не нужны богу». Светомил сожжен на жертвенном огне.
В трапезной раздались голоса возмущения вольностью Богомила. Бояре потребовали предать его суду старейшин. И кто‑то позвал всех идти на Священный холм и там наказать Богомила. Но последнее слово осталось за княгиней:
— Слушайте все: Светомил сам искал смерти, и Богомил токмо выполнил его волю.
— Но он нарушил твою волю, матушка княгиня, — крикнул старый воевода Карл.
— Вот ты с боярами и с воеводой Претичем и сходите на Священный холм, спросите Богомила, что толкнуло его перечить моей воле.
Княгиня Ольга встала. И все поднялись из‑за стола, покидая трапезную. Отца Григория потянуло следом за всеми. Он чувствовал, что там, на Священном холме, узнает нечто важное, что не дано узнать ни Карлу, ни другим вельможам. Но княгиня Ольга остановила его:
— Отец Григорий, не уходи.
— Слушаю, матушка княгиня.
— Я вижу, что ты осуждаешь меня за то, что не наказываю Богомила. Знаю, что это по его наущению Светомил пустил в меня стрелу. И Богомил сознался бы в том, ежели бы привели его в подклети под гридницу.
— Нет у меня повода осуждать тебя, матушка княгиня, но есть повод печалиться. Богомил паки ехидна. На его руках кровь невинного кудесника Любомира. Он предан смерти за то, что спас тебя от падучей. Любомир был христианином.
— Помню Любомира. И ты хочешь сказать, что Богомил не утихомирится?
— Вера и боги к тому его побуждают.
— Но я же сказала, что от меня ни опалы не будет, ни ущерба.
— Будет ущерб, матушка. Сам твой уход от язычества — для Богомира суть невосполнимая.
— То так Но по — иному и не быть!
— На сие твоя воля, матушка. Но мы должны знать движение ехидны.
— Ежели тебе посильно. Я уповаю на твою помощь. А завтра приди, я буду ждать.
— Приду, матушка княгиня, — Григорий поклонился и покинул трапезную.
Ольга смотрела ему вслед, пока он не скрылся. И что‑то беспокоило ее. Княгиня глянула на окна трапезной и увидела, что на дворе смеркается, наказала Павле, коя была рядом:
— Павлуша, пошли двух воинов, проводить отца Григория. Сердце что‑то недоброе вещает.
— Бегу, матушка. — И Павла торопливо ушла.
Воины догнали отца Григория уже за теремным двором. Он шел в сторону Священного холма. Они шли поодаль, и отец Григорий не тяготился их соседством.
Той порой княжеские свитники уже пришли на Священный холм и скрылись в капище. В нем было смрадно. Пахло горелыми костями, мясом. Грозный Перун на железных ногах, освещенный пламенем снизу, смотрел на вельмож гневно. Так же гневно взирал на княжеских приспешников и верховный жрец Богомил. И никто, даже боярин — воевода Карл и воевода Претич, коим было велено исполнить дознание, не успели сказать слова, как Богомил их спросил властно и резко:
— Зачем пришли, неверные? Кто вас прислал?
— Мы явились повелением княгини, — собрался с духом Претич, — нам должно знать, почему ты нарушил ее волю, предал смерти Светомила?
— Несчастные слуги назарянки, ее поклеп несете на верховного жреца. Он сам нашел себе смерть. Вот очевидцы, — И Богомил показал на стоящих за его спиной жрецов, повелел им: — Говорите!
И выступил вперед самый старый жрец Световид. Это был благообразный старец. Телом он походил на подростка и сказал звонким и тонким голосом отрока:
— Сын наш Светомил исполнил волю мироправителя. Им же велено было лишиться живота за свой промах. Мы токмо исполнили волю Светомила и положили его тело на жертвенный огонь. Вот меч, коим поразил себя несчастный. — И Световид показал на оружие, стоящее у жертвенника. На нем были видны следы крови.
— Что скажете вы отступнице? — прогремел гневный вопрос Богомила.
Смрад в капище был удушлив, вельможи раскашлялись и, не удостоив Богомила ответом, покинули священное место. Претич шел впереди и на склоне холма встретился с Григорием, остановил его.
— Святой отец, ты идешь к Богомилу? Зачем? Он во гневе, и сие кончится для тебя худо.
Подошли вельможи, окружили священника. Боярин — воевода Карл взял Григория за руку и строго сказал:
— Не вторгайся в пределы нашей веры, слуга Христов. Не нарушай ее законов. Ты достаточно успел, уведя от нас великую княгиню. Теперь же остановись.
— Я иду к Богомилу с миром. Мне только посмотреть ему в глаза, — ответил отец Григорий.
— И открыть в нем все тайное, не так ли? — воевода Карл силой повернул отца Григория и, не выпуская его руки, повел вниз.
Но священник не терпел над собой насилия и внушил боярину отпустить его.
— Ты упадешь, ежели не отпустишь меня. Упадешь! Упадешь!
Воевода Карл почувствовал, как под ногами ходуном заходила земля, он зашатался и отпустил Григория, дабы ухватиться за Претича. Земля под ногами больше не колыхалась.
— Ну наваждение! — выдохнул Карл.
— Полно, боярин, ничего и не было, — успокоил Карла Григорий и добавил: — Совет же твой принимаю. Сегодня не буду испытывать свою судьбу.
Григорий спустился с холма вместе с вельможами и покинул их Шел медленно и думал о том, что Карл был прав: жрецы ревностно охраняют свое капище от иноверцев и способны на жестокость к тем, кто дерзнет нарушить покой их священного места.
Падал легкий снежок Мороз не давал себя знать. Григорий отметил, что крещенские морозы нынче слабые. Да и во благо — меньше топить печи в храме. Так, размышляя о мелочах жизни, он пришел к своему дому и скрылся за воротами.
Воины Ольги постояли недолго на противоположной стороне улицы и ушли на княжеское подворье.
Жил отец Григорий в небольшом деревянном доме вдвоем с пономарем Вахрамеем, пустым и легким на ногу мужичком лет пятидесяти. Всякий раз к возвращению отца Григория из храма он встречал его на пороге дома, торопливым говорком рассказывал, в чем преуспел. Потом они вместе сидели за вечерней трапезой, а позже читали Священное Писание. Но на сей раз Вахрамей не встретил его, и в доме царила тишина. И не было никаких следов пребывания Вахрамея: печь оказалась холодной, ужин не приготовлен. Григорий попытался вспомнить, не отправился ли куда Вахрамей. Но нет. Как обычно, ушел из храма в полдень, еще сказал, что ноне кутью приготовит. Тщетно обойдя весь дом, все углы осмотрев, в амбар заглянув и в баню, Григорий отправился к соседям, православным же христианам. Спросил их о дьячке:
