— Важные известия из Каракорума, господин главный советник Источник заслуживает доверия.
Ючень замолчал, но Чогдар лишь поощрительно улыбнулся.
— Гукж уговорил свою матушку ханшу Туракину предоставить христианам-несторианцам преимущественные права, весьма похожие на те, которые великий Бату-хан даровал Русской Православной Церкви.
И вновь китаец многозначительно помолчал, но, не дождавшись ни слова от собеседника, вынужден был сам продолжать разговор.
— В монгольской армии много христиан, господин главный советник. Да, внешне они соблюдают обряды своей племенной религии, тем более что не-сторианство обходится без церквей. Веруют во Христа, но не признают божественности Божьей Матери, считая её Христородицей, то есть обыкновенной женщиной, лишённой святости. Римская Католическая Церковь считает их самыми греховными еретиками. Греховнее православных и, главное, опаснее их.
И опять — молчание. Ючень очень хотел вовлечь Чогдара в беседу, но Чогдар строго руководствовался правилом Субедей-багатура, вызубренным ещё в детстве: «Никогда не иди туда, куда тебя подталкивают».
Однако молчание затянулось, и он вынужден был сказать:
— Я слушаю очень внимательно.
— Благорасположение к несторианам не может не насторожить католическую Европу. Особенно если Гуюк попробует привлечь на свою сторону православные русские княжества. Рим вынужден будет благословить новый крестовый поход.
— Русские княжества далеко от Каракорума.
Это был пробный шар. Чогдар решил прибегнуть к нему, потому что понял главное: Гуюк избрал Европу целью собственного великого похода. Кроме захвата несметных богатств, этот поход преследовал ещё одну задачу: полное развенчание Бату-хана как полководца, не сумевшего закрепиться в Центральной Европе. Ход был неплохо продуман, но успех его зависел от выбора православных русских княжеств, и Чогдару необходимо было знать, что предпринял Каракорум для привлечения их на свою сторону. Или — что может предпринять.
— В Золотую Орду уже послан гонец с предупреждением ханши Туракины, что отныне ярлык на великое княжение будет выдаваться русским князьям только в Каракоруме, господин главный советник, — со значением произнёс Ючень.
Это известие означало, что Гуюк перешёл к решительным действиям по ограничению власти Бату-хана, и, по сути, являлось объявлением ползучей негласной войны за влияние на русские православные княжества. А силы были далеко не равны, даже если не брать во внимание бездонную казну Чингисхана.
— Осознаешь ли ты, первый советник, особое значение сообщённых мне сведений? — тихо спросил Чогдар.
— Ни одна живая душа не узнает о них без вашего повеления, господин главный советник
— В том числе и сам Бату-хан.
— В том числе и сам Бату-хан, — послушно повторил Ючень, уловив блеск секиры палача в холодных глазах Чогдара.
— Ощути, насколько прочно я запечатал твой язык, Ючень. Если ощутил, ступай. Все новости будешь передавать мне лично. Учти, я — воин и принимаю решения очень быстро.
Полученные известия имели настолько грозовой оттенок, что Чогдар сразу же пошёл к хану, как только Ючень, пятясь, покинул его шатёр. Он был убеждён в молчании китайского советника не столько потому, что верил его слову, сколько потому, что знал о его трусости, но поторопиться все же следовало.
По счастью, Бату сразу же принял его. Коротко изложив суть многозначительных вестей, Чогдар замолчал, предоставляя хану время взвесить их, осознать и сделать выводы. Хан молчал долго, и на его бесстрастном, замкнутом для всех глаз лице ничего не отражалось.
— Князь Ярослав способен сказать «нет»? — наконец спросил он.
— Скорее, не способен. Он слишком много грешил в юности.
— Да, — вздохнул Бату. — Грехи молодости всегда подтачивают твёрдость старости. Значит, он может оказаться податливым на лесть, а в Каракоруме льстить умеют. Повели ему прибыть ко мне.
— По моим сведениям, он сам готовится предстать перед тобою.
Бату— хан задумчиво покачал головой.
— Подождём. Как по-твоему, что будет с нами, если Гуюк, став великим ханом, решится на европейский поход?
— Мы исчезнем, как пыль на ветру, мой хан.
— Мы исчезнем, — согласился Бату. — А русские княжества превратятся в дойную корову ненасытного Гуюка. Значит, мы должны воспрепятствовать этому походу. Как? Став поперёк пути на Волге? Но разве может плетень сдержать степное половодье?
— Это возможно только с помощью русских дружин.
— Невский не станет помогать нам, если его отец поддержит Гуюка. Что можно сделать, чтобы князь Ярослав отказался от совместного похода на католиков? Не отвечай сейчас, Чогдар, но все время думай об этом. Мой учитель Субедей-багатур очень любил тебя…
5
Орду, оставленный Бату-ханом главнокомандующим, выводил татарские войска из Центральной Европы через Болгарию, чтобы не пересекать вновь разорённые земли. Он был старательным исполнителем и плохим полководцем, сознавал это, а потому во всем, что касалось боевых действий, полагался на Бурундая. Даниил Галицкий, правильно поняв татарский манёвр, тут же вернулся в свои княжества, однако, будучи человеком дальновидным, предпочёл временно осесть на севере своих владений И здесь неожиданно получил предложение о мирных переговорах.
Предложение поступило от литовцев. Обезопасив себя с востока, Миндовг решил то же самое сделать и на юге. чтобы без особого риска исполнить данное Невскому обещание. Даниилу, озабоченному восстановлением былого могущества своих земель, предложение о мире было на руку, и свидание состоялось.
— Я знаю о твоих настроениях, князь Даниил, но должен прямо сказать, что буду бить крестоносцев всегда и везде, даже если мне самому придётся для этого принять католичество, — сказал Миндовг.
— Татарские язычники тебе милее христиан?
— Между татарами и Литвой стоит Александр Невский, а между мною и католиками нет никого, князь Даниил.
— Следует ли мне из сказанного тобой сделать вывод, что мы не должны влезать в дела друг друга? — помолчав, уточнил Галицкий.
— Ради этого я здесь. — Миндовг неожиданно улыбнулся. — Впрочем, как знать, может быть, нам стоит когда-нибудь подумать о делах семейных? У меня растёт дочь, у тебя — сын. Родственные связи крепче всех договоров, князь Даниил.
Пока Даниил и Миндовг решали вопросы дружественного невмешательства, Александр сворачивал боевые действия в Литве. Он понимал, что при таком повороте событий теряет Полоцкое княжество, но дробить силы было и неразумно, и опасно. Ливонский орден медленно и упорно наращивал мощь: Миндовг лишь подтвердил то, о чем доносили Невскому его собственные разведчики. Настало время думать о союзниках, и в этом смысле великий литовский князь преподал Александру весьма полезный и своевременный урок. И Невский выехал в родовое Переяславское княжество, минуя Новгород, а дружину оставил на Бу-димира.
Ехал он с небольшой охраной и почти без всяких дорожных осложнений, если не считать стремительной и победной стычки с крупным литовским отрядом в глухом уголке смоленских земель. В стычке никого не потеряли, литовцы исчезли в лесах, а как въехали в родное княжество, конь Невского потерял подкову.
— Стало быть, здесь и заднюем. Тут где-то усадьба старого отцовского друга. Дайте мне заводного коня, пока этого будете перековывать.
И выехал один, а потом радовался, что один выехал. Всю жизнь радовался.
Он быстро разыскал усадьбу, в которой был ещё отроком вместе с отцом. К ней вокруг озера вела полузаросшая дорога, но Невский решил сократить путь и поехал напрямик через рощу, держась озёрного берега. Стояло знойное лето, жарким настоем смолы и земляники дышал сосновый бор, в безветрии звенели комары
И неожиданно совсем рядом раздался девичий смех. Александр придержал коня, отвёл рукой сосновую лапу.
В десятке шагов от него на берегу озера сидела немолодая матрона в окружении смешливых молоденьких девушек. Распущенные волосы их были украшены венками из белых кувшинок.
— Васса! — вдруг строго крикнула матрона. — Хватит купаться! Вылезай!…
Из воды на берег неторопливо стала подниматься стройная, совсем ещё юная девушка в длинной белой рубашке из тонкого, хорошо выделанного полотна. Рубашка была насквозь мокрой — девушка в ней купалась, — липла к телу, а солнце просвечивало её насквозь…
Сердце Александра бешено забилось. Изо всех сил сдерживая дыхание, он осторожно опустил сосновую ветку и шагом тронул коня в лес. Подальше от берега…
Он раньше девушек добрался до усадьбы. Старый отцовский друг невероятно ему обрадовался, закатил пир, и на этом пиру барышня Васса поднесла дорогому гостю кубок чести.
На другое утро он выехал в Переяславль и улыбался всю дорогу. Но если бы знал, кого в это время принимает отец, улыбка бы надолго сошла с его лица…
