Федор Зарин-Несвицкий - Тайна поповского сына

— Он ушел?

— Ушел, ваша светлость.

— Да-да, там очень глухое место, Краузе?

— Очень глухое, ваша светлость!..

Герцог прошелся по кабинету. Вдруг он остановился, и его каменное лицо дрогнуло.

— Ты ничего не слышал, Краузе?

— Ничего, ваша светлость.

— Конечно… Холодно на улице, Краузе?

— Очень холодно, ваша светлость.

— Холодно, холодно, а путь далекий, — словно про себя проговорил герцог.

— Что угодно вашей светлости? — переспросил Краузе.

— Ничего, ничего, Краузе, можешь идти.

Сеня вышел, полный счастливых надежд. Он богат, он польщен, он счастлив. Как будет рада Варенька. Милая! Поскорее бы к ней! Он оглянулся, к нему подъехал извозчик.

"Словно поджидал меня", — подумал Сеня.

— Как хорошо жить!

Извозчик проехал по Невской перспективе, свернул мимо дровяного двора… Тихо и глухо было вокруг. Ни души. Огромный дровяной двор был пуст. Направо тянулся лес. Извозчик поехал почти шагом.

— Поезжай скорее, — сказал Сеня, в душу которого закралась тревога.

Извозчик не отвечал.

Дорога сузилась. Луна зашла за облака.

— Поезжай же, — крикнул Сеня. Вместо ответа извозчик свистнул.

— Что ты! — испуганно воскликнул Сеня.

Справа и слева ответили свистом, и прежде чем Сеня успел выскочить из саней, извозчик быстро обернулся и ударил его по голове кистенем.

С тихим стоном вывалился Сеня из саней.

И в ту же минуту на него посыпались удары.

"Варенька! Ковер-самолет! Смерть пришла!" — пронеслось в его голове.

Потом все исчезло, раскинулось бездонное небо, его ковер-самолет, его бессмертная душа легко и отрадно понеслась к источнику божественного света, к сияющей вечности.

Напрасно описывать отчаяние Вареньки и горе всех знавших Сеню, когда они глядели на его бледное, прекрасное лицо, такое спокойное, такое просветленное.

Прозревая истину, полная безумного отчаяния, Варя разломала и сожгла чудную машину, причину ее бесконечного горя.

Сеню схоронили в ясный морозный день на Вознесенском кладбище. За гробом шла небольшая кучка людей, но все они плакали искренними и горькими слезами.

"О, проклятая страна!" — со слезами думал Эйлер.

Узнав об убийстве Сени, герцог сейчас же позвал ученого математика.

Он избегал глядеть на него и приказал ему немедленно забрать все бумаги и аппарат Сени.

Но Эйлер доложил ему, что невеста покойного уничтожила и аппарат, и все оставшиеся бумаги.

Лицо герцога стало серым.

— Но ты ведь можешь восстановить этот аппарат, ты же говорил? — зловеще глядя на Эйлера, спросил Бирон.

Эйлер опустил голову.

— Увы, ваша светлость, не хватает одного расчета, его не успел мне передать покойный… — ответил Эйлер.

— Что? — хрипло переспросил герцог.

Он медленно поднялся, опираясь руками о край стола. На его губах выступила пена, он весь дрожал.

— Ваша светлость, — испуганно воскликнул Эйлер, умоляюще протягивая руки…

Но герцог вдруг пошатнулся, голова его запрокинулась, он захрипел и упал на ковер.

Прибежавшие на зов Эйлера нашли герцога в глубоком обмороке. Во избежание удара врач пустил ему кровь.

Жизнь текла, по-прежнему, словно никогда и не было Сени. Крылья, оставленные им во дворце, когда он торопился освобождать Кочкарева, исчезли неизвестно куда. Вероятно, пошли на дрова.

Маленький Карл давно сломал своих чудных птиц, и, жалкие, изувеченные, они лежали в углу, пока не были брошены в печку.

Шли дни. Бирон победил. В муках на плахе погиб Волынский…

Сегодня победа, завтра поражение. Судьба ткала свой причудливый узор…

Сменились поколения. Сказки начинают сбываться, и, быть может, недалеко время, когда осуществится и гордая мечта о ковре-самолете, о котором когда-то так страстно грезил всеми забытый Семен, бедный поповский сын.

1913

От лат. machina — машина.

Xвалынское море — древнерусское название Каспийского моря.

Здание, в котором происходило строевое обучение солдат.

Элоквенция — уст. ораторское искусство.

Шлиссельбург.

"Ночи Аттики".

Об изолированном труде искусства и природы.

Зависимое, подчиненное лицо.

Профессиональный доносчик, клеветник и шантажист.

Да здравствует Франция! (фр.).