— Ты сильно изменилась, Пенелопа…
У нее даже дыхание перехватило, неужели не мог промолчать?! Пусть бы подумал, но не говорил вслух! Конечно, изменилась, двадцать лет для женщины, да еще таких, не могут пройти незаметно. Да, постарела, она же не богиня, чтобы быть вечно молодой, не нимфа, она простая земная женщина, которая ждала любимого мужа два десятка лет.
— Стала еще красивей… в тебе появились боль и горечь… мудрость… Но это красит.
Она не знала, что отвечать, как относиться к этому признанию. Сказала то, что тысячу раз повторяла за время его отсутствия:
— Я ждала тебя, Рыжий…
— Я знал это, а потому вернулся. Не мог не вернуться, зная, что ты ждешь.
— Ты врешь. Но я тебе верю…
И все же Одиссей остался верен себе…
По небольшому коридору расхаживала Афина, к чему-то прислушиваясь. Время от времени богиня подходила к двери, возмущенно фыркала и снова принималась мерить шагами узкое пространство.
— Ты чего мучаешься?
Афина обернулась на голос Зевса, снова фыркнула:
— Нет, ты только послушай! Этот рыжий болтун уже который час рассказывает о своих приключениях, словно Пенелопа и без него не знает!
— Ну и что, пусть болтает…
— Ночь-то не бесконечная!
Зевс тихонько рассмеялся:
— Я уже сказал Аполлону с Гелиосом, чтобы не торопились…
— Эта ночь будет длинней обычной?
— Да, но действительно не бесконечной.
— Вы слышали? Эй, Одиссей, скоро утро! — повысила голос богиня.
— Афина, не подглядывай! И не завидуй!
— Рыжий дурак, — вздохнула Афина, растворяясь в воздухе вслед за Зевсом.
Хорошо и спокойно никогда не бывает долго — это Пенелопа уяснила давным-давно. А потому, увидев утром толпу горожан во главе с Евпейтом, подходящую к имению Лаэрта, не удивилась. Вот она, расплата… Всего одна только ночка с Одиссеем им выпала после разлуки.
Акилина остался во дворце, с собой только короткий меч и вон копье у Лаэрта, то самое, которое он каждый день бросает в большой деревянный щит. Судя по следам, попадает редко, а если и попадает, то лишь чиркает по щиту, руки уже не те, а ведь когда-то пробивал…
Мужчины попытались заслонить ее собой, даже Лаэрт с Телемахом шагнули навстречу опасности.
— Ты убил моего сына! — Евпейт всегда говорит только о себе. — Он не сделал тебе, Лаэртид, ничего плохого.
И вдруг вперед вышла Пенелопа.
— Твоего сына убила я! Как и всех остальных. А за что?.. Тебе ли не знать, Евпейт? За все годы мытарств по твоей воле. Антиной заплатил сполна и за себя, и за тебя.
— А теперь заплатишь ты и твой сын! — Евпейт бросился вперед.
Бывают мгновения, которые длятся очень долго. Если бы он просто сказал, что Пенелопа должна заплатить за себя, она согласилась бы, это справедливо, но Евпейт угрожал ее сыну! А из оружия рядом только копье Лаэрта…
Тот даже не успел отдать само копье, она так и метнула, направляя руку самого Лаэрта! Чуть посильней, и оторванная рука полетела бы следом за копьем. В следующее мгновение замерло все, потому что посланное двумя руками (Пенелопы и самого Лаэрта) копье пробило шлем Евпейта и попросту вышибло ему мозги!
Афина обомлела, если эту сумасшедшую не остановить, она голыми руками перебьет всех итакийцев! Научила на свою голову… Гаркнув Одиссею прямо в ухо: «Держи Пенелопу!», богиня встала между готовыми воевать сторонами. Испугались, остановились, не то быть всеобщей резне.
— Ты где так воевать научилась?
— Поживи с мое, не тому научишься, — огрызнулась Пенелопа.
А Лаэрт все разглядывал свою руку, пытаясь понять, как же ухитрился с такой силой послать копье. Даже в лучшие годы наконечник пробивал лишь шлем, но не мозги же…
— Воительница, собирай вещи, нас с тобой выгонят с Итаки на веки вечные…
— Выгонят. Но ненадолго. Быстро попросят вернуться.
— Это почему? Думаешь, заскучают по твоим воинственным выходкам?
— Нет, им будет нужна моя шерсть…
— Твоя, у тебя есть шерсть?
— У моих овец! И нужно сбывать ткани. Но я уплыву с удовольствием, надоело все. Пусть остается Телемах.
— Рыжий, ты все-таки мерзавец!
— Что? — Одиссей повернулся к жене, встревоженный ее словами.
Но смеющиеся глаза Пенелопы подсказали, что неприятностей не будет.
— Я снова назвал тебя во сне чужим именем? Пусть тебя успокоит, что их всех я звал твоим.
Царица улыбалась.
— Ты всего несколько ночей со мной, но уже расстарался…
Несколько мгновений Одиссей смотрел на жену, соображая, потом схватил ее в охапку:
— У тебя будет ребенок?!
— У нас.
— Сын?!
— У Одиссея есть дочери?
— Сын!
По дворцу разнеслось:
— Сы-ы-ын!..
Пенелопа действительно родила сына Полипорта, хотя, согласно мифам, не все так гладко.
Тогда они еще не знали, что прошедшая разлука не последняя, что впереди испытания куда проще и тяжелей одновременно, испытания, которых их союз, к сожалению, не выдержит. Можно ждать, верить, надеяться, вынести множество бед и проиграть лжи и навету, уже дождавшись…
Евпейт сумел отомстить своей сопернице даже после гибели. Распущенный им слух о неверности Пенелопы и рождении ею сына от всех женихов сразу достиг ушей Одиссея. Несмотря на абсолютную нелепость обвинения (твердили, что она родила бога Пана — козлоногого уродливого бога лесов, который, вообще-то, ровесник Зевса и быть рожденным земной женщиной никак не мог), пьяный Одиссей поверил наушникам, а не своей Пенелопе. Царица обиделась и уплыла к отцу. Муж не бросился в море вплавь догонять жену с извинениями.
Самому Одиссею не простили убийства женихов Пенелопы. Разбирать обвинения был приглашен сын Ахилла Неоптолем, славящийся своей справедливостью, несмотря на молодые годы. Неоптолем решил так: обижены и Одиссей, и родственники убитых. За расстрел толпы женихов сам царь Итаки с острова был изгнан на десять лет, за это время родственники убитых должны возместить нанесенный материальный ущерб, то есть вернуть все, что женихи съели, выпили и поломали.
Но на этом беды Одиссея и Пенелопы не кончились.
Царя изгнали, но остров покинул и Телемах! Дело в том, что на сей раз оракул предсказал Одиссею гибель от руки собственного сына. После двадцатилетнего отсутствия царя Итаки оракулу верили. Не желая быть причастным к убийству отца, Телемах предпочел уплыть тоже.
Не отдав Итаку Евпейту, Пенелопа не собиралась отдавать ее вообще непонятно кому, она вернулась как регентша младшего из сыновей — Полипорта.
Оракул снова оказался прав, Одиссей действительно погиб от руки своего сына, только ни Телемах, ни Полипорт, сыновья, рожденные Пенелопой, к этому никакого отношения не имели, у царя Итаки сыновей хватало и без них, об этом почему-то забыли, а ведь было их еще одиннадцать!
Сын Одиссея и волшебницы Цирцеи Телегон решил разыскать удравшего папашу, для чего отправился в далекое путешествие. Согласно некоторым мифам, с ним был и единокровный брат — сын Одиссея и эпирской царевны Евриал. Пристав к незнакомому берегу, царевичи напали на первое же попавшееся на глаза стадо (все в папу!), но пастухи не пожелали отдавать своих овец на прокорм чужакам и защищали собственность с оружием в руках. Завязалась кровавая битва…
Конечно, это были стада Одиссея, и защищал имущество именно он. Евриал погиб в схватке от руки предводителя пастухов, которого, в свою очередь, убил Телегон, с ужасом обнаружив, что это был его собственный отец! Сын волшебницы спешно доставил убитого к маме на остров реанимировать, а там… то ли Цирцея оживила Одиссея, то ли это попыталась сделать служанка Цирцеи, да наколдовала неудачно, но Одиссей доживал век уже конем в стойле и на Итаке больше не появился.
А Пенелопа?.. Она вышла замуж за… Телегона! Да, сохранившая молодость царица Итаки не могла отвести глаз от Телегона, как две капли воды похожего на своего отца. Богиня Афина решила, что приглядывать за красавицей-царицей и ее новым мужем проще в соответствующем месте, и перенесла их на Острова блаженных (ныне Канарские), а чтобы и вовсе не заморачиваться (кем сами себе будут доводиться их дети?), подарила бессмертие (но чтоб без потомства, а то возьмутся друг дружку убивать или жениться).
Телемах женился то ли на дочери вечно живущего Нестора, то ли на брошенной Одиссеем Навсикае, то ли вовсе на Цирцее (тоже удался в папашу!).
Сыновья Одиссея и Цирцеи оставили заметный след в истории человечества, их сын Авсон стал первым царем Италии, а другой сын, Латин, дал свое имя латинам (видимо, и языку тоже).
Но не рассказывать же обо всем этом в «Одиссее», посвященной вовсе не изменам Рыжего с разными волшебницами и нимфами и верности оболганной Пенелопы, а погоне беспокойного царя Итаки за призрачной славой.
Как все красивые истории любви, рассказ о верной Пенелопе и мужественном Одиссее у Гомера закончился счастливой встречей супругов. У слепого поэта, правда, не повернулся язык сказать, что жили они долго и счастливо и умерли в один день, Гомер просто поставил многоточие.
