Лазарев поманил Новосильского и, когда тот поднялся на салинг, протянул ему подзорную трубу.
— Взгляните на сие диковинное зрелище, Павел Михайлович, а главное, на его первопричину.
Новосильский, прищурившись, минуту-другую всматривался в горизонт, потом повернулся к Лазареву и взволнованно воскликнул:
— Так сие берег, Михаил Петрович!
— Вы угадали, Павел Михайлович, ничем иным это быть не может, токмо материком!
Новосильский, нагнувшись, крикнул на бак:
— Братцы, берег видно!
Мгновенная тишина разорвалась громовым русским «ура!», покатившимся над ледяными полями к открытой земле.
Внезапно снежный заряд скрыл в одну минуту панораму ледяного царства. «Восток» двумя пушечными выстрелами сообщил о повороте на новый галс для выхода из ледяной лагуны. Больше суток в тумане лавировали корабли между льдинами. Когда вышли на чистую воду, туман рассеялся, заштилело, вновь солнечные блики заиграли на лазурной глади океана.
Беллинсгаузен пригласил на обед офицеров «Мирного».
Обед давно закончился, а кают-компанию никто не покидал. Пересказывали друг другу все приключения и происшествия за последние три недели. Во время рассказа Лазарева о столкновении «Мирного» с льдиной все приумолкли.
— Пожалуй, грозней неприятеля, чем оные льдины в сих местах, не сыщется. — Лазарев помолчал и обратился к Симонову, как-то получалось, что в кают-компании они обычно усаживались рядом. — Припоминаете, Иван Михайлович, встреченные нами льдины у земли Сандвича кубической формы?
— Как же, помню, и Фаддей Фаддеевич те льдины первым подметил.
— А не мыслите ли вы, господа, — Лазарев повернулся к Беллинсгаузену, обвел взглядом притихшую кают-компанию, — что льдяные острова в Ледовитом океане не что иное, как отломки матёрого берега, виденного нами нынче генваря шестнадцатого?
Симонов нарушил тишину:
— Не полагаете ли вы, почтенный Михаил Петрович, что матёрый берег суть терра инкогнита?
— Сию догадку утвердить надобно, токмо не нашими сосновыми ковчегами. — Лазарев помешал давно остывший чай…
Было решено, не откладывая, вновь попытаться в этом месте проникнуть как можно дальше на юг, к загадочному ледяному берегу.
Два дня лавировали шлюпы при умеренном восточном ветре среди редких ледяных полей. В этот раз вокруг шлюпов летали белоснежные и черно-бурые птицы и погодовестники, как прозвали их моряки. Удалось подстрелить одну редкую полярную птицу бурого цвета с белой грудкой, потом Галкин сделал из нее чучело.
В ночь на 21 января распогодилось, солнце катилось по горизонту, озаряя небосвод. Шлюпы конвоировали киты, пуская фонтаны, подныривали под «Мирный». Между парусами звонко хлопали крыльями птицы.
— Беспременно опять льдинный материк отражается на небе. — Лазарев всматривался в поднимавшийся на глазах отблеск.
— Льдинный ли, Михаил Петрович? — Галкин взмахнул рукой, пытаясь поймать резвую пеструшку. — Сии птицы токмо на льдинных полях не приживутся, потомством не обзаведутся, земля им надобна, без нее не выживут. Стало быть, оная среди льдов обретается.
Командир с любопытством слушал доктора.
Навстречу потянулись ставшие уже привычными караваны плавающих ледяных островов. Ветер менялся, приходилось каждую минуту уклоняться от неприятных спутников. Одна из льдин вплотную прошабрила правый борт, срезая головки гвоздей и задрав листы медной обшивки. Около трех часов ночи сплошной лед опять преградил путь. Не более кабельтова оставалось до кромки спаянных вплотную льдин, полукругом окружавших корабли. Все офицеры «Мирного» вышли на бак, всматриваясь в ледяные утесы, протянувшиеся сплошь с запада на восток. Плоские поверхности утесов, как и прежде, полого поднимались и где-то у самого горизонта переходили в ледяные горы.
Абернибесов повернулся к Лазареву:
— Похоже, Михаил Петрович, льдяные горы тянутся от предыдущих, виденных нами пять дней тому.
— Павел Михайлович, кликните Ильина, пускай доложит наше место.
Несмотря на поздний час, матросам не спалось, на палубу поднимались подвахтенные, прислушивались к разговору на баке.
Запыхавшийся штурманский помощник со шканечным журналом выбежал, как был, не одеваясь, без шапки.
— На три часа пополуночи, ваше благородие, широта южная шестьдесят девять градусов двадцать пять минут, долгота западная один градус одиннадцать минут, — отчеканил он, протянув командиру журнал.
Командир мельком взглянул на журнал, повеселел.
— В другой раз обошли наполовину градуса южнее знаменитого капитана Кука.
— Но то не беда наша, а слава, Михаил Петрович, — вставил Абернибесов. — Россияне, стало быть, не худо по морям хаживать могут, на крайний случай аглицким не поддадутся. Наши в поле не робеют.
Пока разговаривали, пошел мокрый снег, с «Востока» прогремела пушка. Новосильский вскинул подзорную трубу.
— «Восток» телеграфирует: «Переменить галс к осту, держать на румбе норд-ост».
Лазарев посмотрел на вымпел.
— Право, жаль расставаться с южными широтами. Надобно бы пробежать десяток-другой миль вдоль кромки, однако ветер заходит к осту.
В полдень наступило безветрие, Лазарев пригласил к обеду начальника экспедиции и офицеров «Востока». После обеда командир показал гостям искусно выделанные чучела пингвинов, пеструшек, бурых птиц. В каюте командира под потолком висел, распластав крылья, белый альбатрос. Офицеры «Востока» удивились.
— Кто сей искусник на «Мирном», что такие поделки мастерит?
Лазарев указал на Галкина:
— Вот он, умелец, срабатывает, пожалуй, добротней ученого натуралиста.
— Где же вы научились? — спросил Беллинсгаузен.
— В бытность мою преподавателем и директором гимназии в Казани неоднократно приходилось препарировать для естественных наук животных и птиц разных. К тому же отец егерем служил. От него многое почерпнул.
Корабли лежали в дрейфе. Спустили шлюпки, отправились к большой льдине. Предварительно с «Востока» из коронад дали по льдине несколько выстрелов. От льдины откололись большие куски. Матросы вытащили их на пологий берег айсберга, льдины раскалывали на мелкие части и отправляли на корабль. Скоро все бочки наполнились кристально чистым льдом. Задул противный ветер, шлюпы изменили курс, чтобы испытать еще раз возможность пробиться сквозь льды к континенту.
Не успели корабли лечь на новый галс, как начался сильный снегопад. Опять паруса облепило густо снегом, снасти обледенели, корабли теряли ход. Пришлось поворачивать против ветра, лавировать, стряхивая с парусов снег. Вся подвахта скалывала лед с обледенелых снастей, сбрасывала за борт снег с палубы.
В начале февраля ветер стал крепчать, дул с порывами, повалил мокрый снег, пришлось взять рифы.
Как всегда, в полночь, после четвертых склянок, Лазарев обошел корабль. На «собачью вахту» заступали надежные люди. «Мирный» шел правым галсом, удерживаясь в видимости зажигаемых каждый час огней фальшфейера «Востока». Порывом ветра с вант фок-мачты сбило огромную сосульку, она с грохотом разбилась о палубу. «Пора и вздремнуть», — подумал командир, спустился в каюту и, не раздеваясь, прилег на диван. Где-то рядом, за бортом, мерно шумели разрезаемые форштевнем волны, гулко стучали по обшивке встречаемые льдины.
Внезапно шум стих, на верхней палубе, торопясь, протопали вахтенные. Через минуту Лазарев был на шканцах. Сквозь пелену снежного заряда с правого борта виднелась ледяная громада. Еще полчаса назад тугие паруса обезветрели. Не успел вахтенный лейтенант доложить Лазареву о случившемся, как матрос на салинге громко крикнул:
— Лед сто саженей! Справа и слева!
— Всех наверх! — скомандовал Лазарев. — Лево на борт. Боцман! Всем стоять с правого борта с крюками и рострами.
Корабль, еще двигаясь по инерции, стал медленно уваливаться влево. Снежный заряд внезапно пропал. Два ледяных острова, столкнувшись дальними краями, медленно сходились, зажимая, словно гигантскими клещами, «Мирный».
«Главное, не потерять инерцию», — мелькнуло у Лазарева. По его команде все матросы, вооружившись крюками, запасными реями, стеньгами, стали медленно протягивать корабль, как бы выталкивая его из западни на чистую воду. Лазарев мельком взглянул наверх: слава Богу — вымпел на грот-мачте, словно нехотя, зашевелился, расправился, слегка заполоскал на ветру.
— Стакселя готовить на левый галс! — И спустя минуту приказ командира лихо выполняли матросы. Но вот срез кормы миновал кромку подветренной льдины. Через несколько мгновений страшный грохот сомкнувшихся ледяных гигантов слился с гулом пушечных выстрелов, подаваемых с «Востока».
После ужина Егор Киселев тщательно вытер обеденный стол у тускло мерцавшего фонаря, достал из рундука чистый лист, отвернул чернильницу.
