ничего живого, словно в них опустилась ночь.
Ильдика сама не заметила, как оказалась рядом.
— Что с тобой? — вырвалось из груди.
Он посмотрел на неё долгим замерзшим взглядом.
— Зачем тебе это знать?.. Ты ведь меня прогоняешь.
Вместо ответа Ильдика прильнула к нему, усадила рядом с собой на кровать.
— Расскажи мне все. И тебе станет легче.
— А что тут рассказывать, — услышала его голос. — Повздорили мы с Онегесием, и он от меня ушел. Я думал, опомнится и вернется… А он ушел насовсем. И нет у меня больше друга…
— Так ты бы поговорил с ним, — сказала Ильдика. — Или, хочешь, я помирю вас. Уверена, он будет рад.
— Не хочу. Раз ему наплевать на дружбу. Значит, и мне на неё наплевать.
После этого он уставился в пол и умолк. Ильдика не знала, как его оживить, и сама того не желая все крепче прижимала к себе, касалась губами шеи, подбородка, лба. Сперва он не отвечал, а потом ответил. Ильдика задержала дыхание и закрыла глаза.
* * *
Утром она пробудилась в постели одна, и все, что происходило ночью, показалось ей сном. Приятным сладким как мед, но все-таки сном.
Вспоминая свое блаженство, Ильдика закусила губу, удерживая улыбку. Не зря она накануне удалила из спальни нянек. Подспудно ведь знала, что аттила к ней явится, несмотря на суровый взгляд и внешнее безразличие. Кого он хотел обмануть, когда вместо сердца горит огонь? Даже просто находишься рядом и чувствуешь, как полыхает его желание…
Ильдика встала с постели, оделась, проверила, не проснулся ли сын, и, убедившись, что не проснулся, выскользнула за дверь.
Надеялась увидать аттилу и действительно встретилась с ним в сенях.
* * *
Карпилион поприветствовал её первым.
— Хорошо, что ты встала так рано, — произнес он как ни в чем не бывало. — Я хотел с тобой посоветоваться.
— О чем? — спросила Ильдика и посмотрела на него каким-то особенным улыбчивым взглядом. Нет, он помнил, что провел эту ночь у неё в постели, но на трезвую голову страсти слегка улеглись, и отношение к ней повернулось вспять, как река, которая потекла в обратную сторону и вернулась в прежнее русло.
— У меня тут одно письмо, — ответил Карпилион. — Получил его, правда, не я, а подставной аттила, но предназначалось оно именно мне.
Письмо
Ильдика повертела его в руках. Понюхала. Передернула плечами.
— Не понимаю, что в нем написано. Символы вроде римские, а слова чужие и непонятные.
— Так и есть, — усмехнулся Карпилион. — Символы действительно римские. А слова из норского обихода. Кто-то сказал этой девушке, что я понимаю по-норски, и она написала письмо на знакомом мне языке.
— На знакомом? А с ней ты знаком? — переспросила Ильдика. Она всегда переспрашивала, если что-то её беспокоило.
— Совсем не знаком, но слышал о ней, конечно, — ответил Карпилион. — Судя по подписи — это Гонория, сестра императора Валентиниана.
— И что она хочет?
— Пишет, что подвергается притеснениям брата, и просит помочь. — Карпилион показал Ильдике золотое колечко с рубиновым глазком. — Вот это было в письме. Гонория предлагает жениться на ней и забрать в приданое половину Западных Римских земель. Ну, что ты смотришь такими глазами? Это союз правителей, а не любовный союз.
— Наверное, она уродина, раз так дорого себя продает, — проговорила Ильдика, кусая губы.
— Напротив. Насколько я знаю, она красива, — улыбнулся Карпилион. — Об этом я и хотел посоветоваться. Жениться на ней или нет.
— Раньше ты говорил, что у тебя достаточно жен.
— Достаточно, но среди них ни одной христианки. Гонория будет единственной. Женитьба на ней не нарушит ничьих законов, но позволит мне стать соправителем её брата.
У Ильдики разом померкли глаза.
— Ты уже все решил, не так ли?
— Решил, — ответил Карпилион, становясь серьезным.
— А как же я? Уедешь к ней, и больше я тебя не увижу?
«Ты поступила так же. Уехала с братом, а не со мной», — подумал Карпилион.
— Женитьба на Гонории — не единственная причина, — ответил он на вопрос. — Я получил известие, что человек, из-за которого погиб мой отец, находится в Галлии. Туда и направлюсь. А заодно проведаю Норик. Я родился на той земле, но никогда там не был.
— У тебя в голове одно только прошлое, — вырвалось у Ильдики. — Из-за него ты воюешь, воюешь и воюешь. Неужели тебе не нравится спокойная мирная жизнь?
— Спокойная жизнь невозможна, пока под боком у нас имперцы. Из-за того, что я с ними воюю, они не воюют на нашей земле. Нас давно бы поработили, не держи я их в страхе.
— Разве ты не можешь договориться с ними как-нибудь мирно?
— После того, как они убили моего отца?
Ильдика, видимо, поняла, что решения он не изменит.
— Присылай нам весточки, ладно? Не забывай, что здесь у тебя остаются друзья, — проговорила тихо и так печально, что поневоле тронула сердце.
— Не забуду, — ответил Карпилион и притянул Ильдику к себе.
Часть 17. Вторжение
450 г. Равенна
— Матушка! Матушка! Помогите мне! Защитите!
В спальню августы Галлы Плакидии вбежала её тридцатитрехлетняя дочь Гонория. Обычно самоуверенная и сдержанная, она была сама не своя от страха. Черные в кольцах волосы прыгали по плечам. На тонких скулах играл румянец. Ярко очерченные, выразительные, как у матери, глаза были расширены от ужаса.
— Что с тобой? Кто тебе угрожает? — спросила возлежавшая на постели Галла Плакидия.
— Валентиниан! Он хочет меня убить! — воскликнула Гонория и кинулась к матери, не замечая, что той тяжело дышать. Галла Плакидия не вставала с постели вот уже несколько дней, но крики испуганной дочери придали ей сил, и она протянула служанкам руки, чтобы те помогли подняться. Стайка заботливых девушек тут же слетелась к своей госпоже. Придерживая под локти, августу поставили на пол. Прибрали волосы золотой диадемой. Застегнули шелковую накидку у шеи.
