— Что-нибудь непристойное, ханум. Зачем об этом знать. Вот, лучше посмотри на ту сторону: там конторы приезжих господ.
Галия, прильнув к окошку, пока не выехали на проспект Куропаткина, рассматривала окна и читала вывески: «Техническая агентурно-комиссионная контора», «Т-во А. Н. Мамонтовых — краски, лаки, олифа, москатель», «Т-во Российско-Американской резиновой мануфактуры», «Акционерное общество Горставь Листь — насосы, трубы, арматура», «Т-во Ж. Блок — весы и пишущие машинки»…
И только выехав на Ставропольскую улицу, Галия-ханум отвлеклась от вывесок, увидев впереди огромное здание с куполом.
— Цирк госпожи Добржанской, — пояснил Черкез-хан, посмотрев на часы.
До начала представления оставалось десять минут…
* * *
Тем временем Аман и Ратх гримировались в переполненной артистами цирковой уборной. Обходились без гримёра. Много ли надо умения, чтобы размалевать лицо? Да и стоило ли стараться? Разве что ради Черкеза и его миленькой ханум. А для других незачем. Публике давно наскучили дикие скачки братьев Каюмовых, и сегодня сотки горожан заполнят цирковые трибуны не ради них. Сегодня в центре внимания — иллюзионист Кларк Крос. Вчера он дал первое представление и, кажется, всполошил весь город. Слухи о немыслимых трюках этого чародея в течение дня облетели все кварталы
Асхабада, и к вечеру в кассе не было ни одного билета. Хорошо, что Аман побеспокоился, предупредил менеджера, чтобы оставил в партере три места.
Ратх первым покинул гримёрную и прошел к широченным занавесям, отделявшим рабочее помещение от игровой арены. Отведя тяжелый бархат от стены, он посмотрел на манеж и на ряды, уходящие амфитеатром к дощатым стенам. Цирк пока что был пуст, лишь уни. формисты натягивали канаты, идущие вниз от верхних трапеций. Но за стенами, в полукруглых коридорах уже двигались толпы, и тяжкий гул от множества голосов несся к арене. Ратх подумал, что там, среди публики, Тамара. И представил её, в синем пальто с беличьим воротником, и шапочке. Ратх отошел от занавеса и направился во двор — посмотреть, готовы ли кони. Возле конюшни он увидел шталмейстера Никифора и униформистов, уже переодетых в одежду джигитов. Никифор поднял руку, увидев наездника, крикнул:
— Порядок, сынок, можешь не волноваться!
Чем меньше оставалось времени до начала представления, тем напряженнее становилась атмосфера цирка, Суетное шастанье артистов в уборных и по двору сменилось деловитостью. Окрики и перебранка перерастали в четкие команды. И вот, как всегда, внезапно появился менеджер, высокий, стройный атлет в черном фраке и цилиндре.
— Прошу-с, господа! Становись! Начинаем… Оркестр, марш! — прокричал он вверх, на антресоли.
И вот под купол цирка бодро взлетела музыка выходного марша и вместе с ней изящно прошествовали на арену артисты.
Началось представление акробатов, воздушных гимнастов, канатоходцев, дрессировщика медведей, и среди прочих, наездников Каюмовых. Ратх эти несколько минут, пока менеджер называл фамилии артистов, скользил взглядом по рядам. Вот он увидел в партере своих: отца, Черкеза и его татарочку-княжну. Кивнул им едва заметно. Рядом с ними сидели офицеры с дамами и сам начальник уезда полковник Куколь-Яснопольский. Левее его — помощник прокурора, господин Слива. Выше, в средних рядах, служащие железной дороги. Еще выше — рабочие депо, лавочники. Как всегда, много армян. Виднелись женские прически и шляпки, но среди них Ратх
так и не нашел знакомую пушистую шляпку Тамары. И подумал с беспокойством: «Неужели не пришла?»
Парад окончился. Артисты покинули арену, чтобы в порядке очереди вновь блеснуть на ней.
— Ратх, видел наших? — спросил Аман, беря брата под руку и ведя в сторону конюшни.
— Видел, а как же. Покажем им, на что способны братья Каюмовы, правда, Аман?
— Покажем… Особенно этой княжне. Красивая она всё-таки. Сидит, словно царица. Что значит быть офицером. Повезло Черкезу…
— Ай, не завидуй. Мы тоже не хуже его.
Униформисты уже вывели коней и, держа под уздцы, прогуливали их по двору. Подойдя, Ратх похлопал по шее черного Каракуша, встряхнул луку седла и нажал сапогом на стремя. Конь доверчиво ткнулся мордой в плечо наездника. Никифор подошел сзади, тихонько шепнул:
— Тебя гимназистка спрашивала. Я ей сказал, мол, джигит очень занят.
— Но это же Тамара. Красовская! — радостно воскликнул Ратх.
Он быстро вернулся в гримёрную, надел сюртук, снял белый тельпек, чтобы не обращать на себя внимание зрителей, и через боковой ход вышел к задним рядам амфитеатра. Некоторое время стоял, ища глазами в последних рядах Тамару. И увидел: она сидела с двумя молодыми людьми. Ратх и раньше встречал её с ни-. ми. Ему стало неприятно от мысли, что один из них, наверно, её кавалер. А может быть, и оба за ней ухаживают. Подожд ав, пока воздушные гимнасты закончат свои номер, Ратх окликнул её. Тамара оглянулась, радостно кивнула.
— Ну, здравствуй, Ратх. А я тебя спрашивала там… во дворе.
— Я знаю, мне сказали, — отозвался он, разглядывая её красивое белое лицо и избегая прямого взгляда больших синих глаз.
— Ратх, — попросила она, капризно надув губки, — ты не мог бы дать сегодня на вечер коляску? Мне опять надо, понимаешь?
— Понимаю, — опустил он глаза. — Но как быть? В ландо сегодня приехали в цирк отец и брат с женой. Они и назад в нём поедут.
— Ах, какая досада, — пожалела девушка и взяла Ратха за руку. — Ратх, дорогой, а может, они пешком пройдутся?
— Да. ты что! Они же господа! Брат — офицер, а жена его княжна!
Тут к ним подошли стройная дама в коричневом пальто и господин в шляпе с широкими полями и длинном плаще. Его Ратх узнал сразу: «Новый учитель женской гимназии, Людвиг Стабровский!». И о женщине подумал: «Наверное, его жена».
Тамара представила Ратха своим друзьям. Они оказались поклонниками цирка и сразу заговорили об иллюзионисте. Тамара, видя, что разговор может затянуться, шепнула Ратху:
— А если ты дашь мне ландо, пока идёт представление? До окончания программы я вернусь. Потом вместе пойдем домой. Проводишь меня…
С ней вышли двое спутников: студент технического училища Андрюша Батраков и служащий железной дороги Вячеслав Вахнин. Ратх проводил их до коляски и вернулся в цирк.
На манеже выступали велофигуристы. Мадам Коко в чепчике с павлиньими перьями, в короткой юбочке и высоких, почти до колен ботинках, и ее партнер, джентльмен, в клетчатом костюме, с усиками. Откатавшись, они покинули арену с приятными улыбками. Но едва откатались, за кулисами велосипедист раздраженно сказал:
— Сучья дыра! Разве это публика?!
— Не туда катите колесо истории, господин Вилкс, — послышался голос клоуна Адольфа Романчи. — Да-да, не туда катите! Разрешите мне пройти, мой выход. — И вот уже с арены разнесся его звонкий голос: — Граждане асхабадцы, вы случайно не знаете, куда катится колесо истории? Не знаете, да? А может, кто-то мне скажет — куда нас катит колесо времени?!
— В преисподнюю! — крикнул кто-то с галерки и зрители дружно засмеялись.
Ратх посмотрел в щелку из-за кулис на клоуна и отошел, поскольку коридор у выхода на арену занял Иван Гора с дрессированными медведями. Звери в кожаных намордниках рычали за спиной и жадно, с присвистом, нюхали воздух. Отходя, Ратх вспомнил, как однажды Романчи бросил в публику с арены: «Если б медведь на арене отказался от конфетки, а бастующие пекари Асхабада — от подачки своего хозяина, то свершилась бы революция». Клоуна на другой день вызвали в участок и сделали солидное внушение. Но это было год назад. Теперь же о забастовках и революции говорили все, не скрываясь и не прячась, и все кляли японскую войну, задевая бездарных русских генералов.
Как только Иван Гора с медведями вышел на арену, Ратх подошел к щиту с расписанием. За медведями значились жонглёры, потом наездники. Он направился в уборную к Аману.
— Пора, — бросил лишь слово с порога.
Аман надел на бритую голову тюбетейку, тельпек, набросил халат на плечи, — и братья отправились к лошадям.
Вскоре заиграли галоп и джигиты на стройных скакунах выехали на арену. С минуту под аплодисменты длилась круговая езда, без каких-либо трюков. Лишь длинный шамберьер в руках Никифора сухо щелкал, взбадривая коней. Прогарцевав перед публикой, всадники удалились с арены и вновь на ней появились Аман и Ратх. В то время как младший брат, поставив мощного Арслана сбоку, в проходе, стоял на его спине с поднятой рукой, средний скакал на Каракуше по кругу. Удивляя зрителей в какой уж раз, он падал вниз с седла под живот скакуна, вновь выпрямлялся в седле, вставал на ноги, потом на руки. Наконец, проделывая какой-то особо замысловатый трюк, замешкался, и у него слетела с головы папаха вместе с тюбетейкой. Все бы ничего — случалось и такое в цирках. Но оживление и безудержный хохот вызвало то, что тюбетейка, выпав из тельпека, упала на колени Куколь-Яснополь-ского, а тельпек попал в руки господину Сливе. Аман остановил коня и тут услышал заливистый смех Галин и грубый голос отца: «Осел, потерявший папаху… Хай, недоумок!» Настроение Амана совсем испортилось. Было заметно, с какой неохотой он закончил джигитовку и уступил место Ратху. Младший Каюмов на широкой спине Арслана, покрытой кожаным панно, сделал стойку, затем несколько раз сальто и пронесся по манежу в позе победителя, принимая аплодисменты. Последний трюк заключался в том, что братья сначала скакали рядом, а затем обменялись скакунами. Наезд «ники удалились с арены с почестями, но оваций и вызывов на «бис» не было. К Каюмовым давно привыкли, в этом еще раз убедился Ратх и с горечью подумал! «Не пора ли оставить арену? То ли дело ипподромные скачки!» Но до лета было слишком далеко,
