Перед иконостасом — аналой с раскрытым на нем Евангелием. Подойдя к аналою, Нил стал молиться. Дионисий помолился тоже. Затем старец сел у оконца на лавку и пригласил гостя.
— Садись, брат Дионисий, — сказал он. — Стало быть, ты ныне в Ферапонтовской обители у Иоасафа — игумена?
— Так, отче. Позвал он меня расписывать новый храм Рождества Богородицы.
— О новом храме слышал… Ну, что же, дело сие богоугодное, а ты в сем деле искусен, как никто другой на Руси ныне. И иконы твои и стенная роспись твоя мне ведомы и похвалы достойны.
— Не скрою, отче, душе моей лестны слова твои.
— Говорю о том, что сам видел… Но что же тогда терзает душу твою? О чем говорить хочешь?
— Слышал я, что ты, отче, не жалуешь убранства в храмах и росписи.
— Нет, Дионисий, — не согласился старец. — Много я на своем веку видел храмов в землях православных. Многочудна роспись и убранство собора святой Софии в Царьграде, храмов киевских, новгородских, московских и иных на Руси Святой. Все они знатно украшены и я, молясь на них Господу, радуюсь вместе со всеми… а вот здесь, в своем скиту я запрещаю всякие убранства. Тут в безмолвии живет со мной моя братия, и мирских людей нет. Иноческое же наше житье — в умной молитве Богу, в спасении души через молитву Господу. Потому украшения в нашей церкви и в наших келейках — все сие лишнее.
— А в монастырях общежительных? — спросил Дионисий.
— Человек, принявших монашеский обет, умирает для жизни мирской. Потому ничего не должен иметь… Апостол Павел говорил: имея пропитание и одежду будем довольны тем… Так было и так должно быть всегда. А в монастырях многолюдно, суетно и праздно. Там стяжают богатство. Принимают великие милостыни: деревни, земли вместе с работниками.
— Что же плохого в милостыне, отче?
— Всякий инок живет своим трудом. Лишнего не из одежды, не из пищи ничего не должно быть, как у человека, умершего для мира. А в монастырях стяжают, и сей грех сребролюбия противен вере нашей и ведет к безверию.
— Но если монастырская обитель бедна будет, то как она поможет людям, вокруг ее обитающим: голодным, жаждущим, погорельцам? Как же сможет сама подать милостыню?
— Накормить голодного, напоить жаждущего, исцелить больного — все сие есть долг наш христианский. Так же и в монастырях. Да только монашеские обители не для того созданы, а дабы исцелить души людские, напоить жаждущего духовно. Господь наш Иисус Христос, апостолы и святые отцы указали нам путь спасения человека через спасение души его. Потому-то милостыня иноков — духовное слово утешения. А для сего самим инокам согласно заповедям Божиим и писаниям святых отцов, надобно жить в постоянной умной молитве и в безмолвии. Потому и сам я ушел из Кириллова монастыря сюда в тихое место. Со мною книги, кои читаю и правлю, насколько сам разумен. Со мною Святое Писание, жития святых отцов, по коим сверяю жизнь свою ради Господа, что надо — переписываю. Тем и живу.
— А как же быть простому люду православному? Как жить, отче?
— По Святому Писанию. Там слово Божие. И всем все сказано. Пусть следуют заповедям Христовым и словам святых отцов, как делаю я по сей день.
— Но не у всех православных есть святые книги, отче.
— Но есть молитвы… Их надо знать всякому и творить денно и нощно. Молитва приближает человека ко Господу. Она — путь к спасению. Святые Отцы учат: силой ума своего ищи то место, где помещено сердце твое — источник всех духовных сил. И мысленно всем нутром своим молись. Только такая молитва истинна, которая делается душой.
— Понимаю, отче, что молитвою человек укрепляется в вере. Но на Москве, говорят, еретики опять объявились. Смущают умы православные, зовут к неверию… Но не помог, видно, Собор, их осудивший, ни наказания, ни покаяния. Владыка Геннадий Новгородский кирилловской братии грамоту о том прислал. Видно, что опять к Собору на еретиков зовет.
— Сие мне ведомо.
— Так как же быть с еретиками — врагами веры нашей?
— Еретики не ныне появились. И их надобно словом Божиим призывать к покаянию. Так учит нас Господь, так заповедовали Святые отцы. Иоанн Златоуст говорил: недостоит нам убивать еретиков. Сие противно вере Христовой… А владыка Геннадий и волоцкой игумен Иосиф жаждут казнить еретиков смертию, жечь и резать. Но ничего нет крепче слова Божиего. На том стоит, и стоять будет вера наша православная. Милосердие — сила. Так заповедовал нам Господь, и мы не можем поступать иначе.
— На днях я начинаю труд свой в церкви Рождества Богородицы. Прошу твоего совета, отче, и благословения.
— Дела твое ради Господа известны, Дионисий. Пиши стены храма Божиего и образы так, чтобы люди и через сто, и через двести и пятьсот лет знали и ведали, как мы в нынешние веки славили Господа нашего Иисуса Христа и Матерь Его Пресвятую Богородицу. Ведали бы и радовались. И в радости сей пребывали вечно, покуда жива вера православная и Русь Святая.
— Благослови, отче…
Дионисий встал и опустился перед старцем на колени. Тот же поднялся и осенил Дионисия крестным знамением.
— Благословляю тебя, брат Дионисий, на труд твой во славу Божию… Ожидавшие его Досифей и Феодосий, увидев выходящего из дверей избушки Дионисия, поднялись и подошли под благословение к вышедшему вслед за Дионисием старцу, а потом все вместе зашагали по тропке к забору жердяной ограды скита.
Отойдя немного, Дионисий остановился и обернулся. Старец Нил стоял у порога своей келейки, опираясь на суковатый посох. Он издали осенил крестным знамением путников. Те ответили ему низким поклоном.
В кельи перед иконами стояли и молились два бывших владыки — Спиридон Киевский с Филофеем Вологодским, да Дионисий — иконник. Сам Иоасаф, стоя впереди всех, читал молитву и его голос заполнял всю келью.
— Аминь, — вслед за игуменом повторили все, и, перекрестившись, уселись на лавки вдоль мшитых стен.
— Собрал я вас, отцы, для большой думы, — начал разговор Иоасаф. — Владыка Геннадий Новгородский прислал кирилловской братии и нам всем грамоту. А ходил к старцам владыка Спиридон. Он и скажет о том.
Спиридон пригладил бороду и оглядел всех, бывших в кельи, внимательным и, казалось, всепроникающим взглядом.
— Владыка Геннадий пишет нам в своей грамоте, что в Новгороде Великом и на Москве опять появились еретики жидовствующие. Все так же, как и до прошлого Собора было, тех еретиков осудившего. Не хватило, видно, того запрещения.
— Знамо, не хватило. Еретиков ведь тогда в темницы побросали немногих. Кающихся и вовсе простили. А многие в Литву утекли, — сказал владыка Филофей.
— Ныне опять, — продолжал Спиридон, — эти змеи подколодные головы свои поднимают. Опять те же безобразия чинят: иконы топчут, оскверняют, на Господа хулы наводят. Все покаявшиеся вновь за свое богомерзкое дело взялись… Вот и пишет владыка Геннадий, что нужен новый Собор на еретиков. — Спиридон взял в руки бумажный свиток и стал читать: «… который бы всех еретиков проклял, да и тех, к кому они в согласие вступали, или кто о них печальник и кто ни буди последовать их прелести — тех бы всех проклятию предали. Дабы о вере с ними речей не водили. Токмо для того учинить Собор, что их казнить — жечь и вешать. Станьте крепко на этом.»
— Владыка Геннадий и Иосиф Волоцкой еще перед тем Собором звали к тому же. Не послушались, — сказал Иоасаф. — Вот и посеяли ветер, а теперь пожинаем бурю.
— Тогда сам великий князь за них заступился, говоря, что мы, де, не поставлены от Бога на смерть осуждать. А грешника, де, надо обращать к покаянию, — подал голос Дионисий.
— Да нам надо еретиков не осуждать, а обличать! — горячо заговорил Спиридон. — Они не просто грешники, но отступники от Бога и враги веры православной. Как же так! Ежели царя земного кто хулить станет, того наказывают, а еретики Царя Небесного хулят и их всего лишь обращают к покаянию! Ну нет! Огонь для них и меч! Нужен новый Собор на еретиков! Нужен!
— Владыка Геннадий о том нас и вопрошает. Зовет на Собор нас и старцев Паисия да Нила, — сказал Иоасаф.
— Паисий ныне на Москве обитает, — заметил Спиридон.
— А к старцу Нилу брат Дионисий ходил ныне, — кивнул в сторону иконника Иоасаф. — И об этих еретиках у него разговор с ним был.
— Был, — подтвердил Дионисий.
— Ну и что же Нил?
— Старец Нил сказал, что он сам и живущая с ним братия еретические учения проклинают. То записано у них в уставе. А что до наказания еретиков, то он говорит словами Иоанна Златоуста: недостоит нам убивать еретиков, но приводить их к покаянию.
— И этот туда же! — почти вскричал Спиридон.
В стоянии против еретиков Спиридон не знал себе равных. За непримиримую борьбу с ними его даже прозвали «неистовым». Это ведь он написал «Изложение о православной истинной нашей вере» и «Послание против жидов и еретики», где попенял великому князю за его благосклонность к отступникам, за то, что поддался их обману. Новгородский архиепископ Геннадий называл Спиридона «столпом церковным», а великий князь отправил в ссылку…
