Звенислава, взвизгнув от радости, заключила мать в крепкие объятия. Василий тоже вскочил, едва не опрокинув стул, обнял сразу и мать и сестру.
С малолетства подле княжича Василия находились два воспитателя. Один был молодой священник по имени Созонт. Другой был дружинником, его звали Гудимиром. Созонт обучал Василия грамоте и мирским наукам, а Гудимир наставлял княжича в воинском мастерстве. Когда Василию исполнилось пятнадцать лет, его занятия с Созонтом заметно сократились, поскольку к этому времени начитанный священник успел передать своему воспитаннику почти все свои знания. Для постижения новых иноземных языков и наук надлежало ехать в Киев, но княгиня Феодосия Игоревна запретила сыну даже мечтать об этом. За последние пятнадцать лет Киев не единожды подвергался разграблению русскими же князьями, которые пытались силой вырвать друг у друга этот высокий великокняжеский стол.
По настоянию Феодосии Игоревны дружинник Гудимир теперь чуть ли не ежедневно обучал Василия всему тому, что должен знать и уметь опытный воин.
«Времена ныне лихие, – любила повторять сыну Феодосия Игоревна, – от врагов спасет меч, а не книга. Ум ныне не в чести, зато опытных воителей все князья уважают и опасаются!»
После размолвки с Изяславом Владимировичем, который уехал из Козельска глубоко оскорбленным, не добившись взаимности у Феодосии Игоревны, местная знать раскололась на две враждебные группы. Часть бояр во главе с Матвеем Цыбой настаивала на том, чтобы княгиня Феодосия поскорее исправила свою ошибку, либо повинившись перед Изяславом Владимировичем, либо выразив свою полную покорность Михаилу Всеволодовичу.
«Иначе кто-нибудь из них выгадает момент и опустошит Козельск дотла! – молвил Матвей Цыба. – Гордая княгиня Феодосия с огнем играет, сама того не ведая. Не пожелала она делить ложе с Изяславом Владимировичем, так дождется того, что разделит могилу вместе со своим сыночком!»
Самые воинственные из козельских бояр возражали Матвею Цыбе и его сторонникам, говоря, что до сих пор ни одно вражеское войско не смогло взять штурмом их град.
«В былые времена под стенами Козельска стояли враждебные полки многих князей, когда суздальские Мономашичи пытались отнять вятские земли по Оке у черниговских Ольговичей, – заявлял Никифор Юшман. – Однако ни разу Козельск не был взят на щит. Валы и рвы вокруг нашего града сработаны на века! Таких укреплений нет даже в Чернигове! Михаил Всеволодович обломает зубы, коль сунется к нам с враждебным умыслом. Не страшен нам и Изяслав Владимирович, в его полку воинов немногим больше, чем у нас».
Дабы поднять авторитет княжича Василия, сторонники Никифора Юшмана постановили отныне не проводить без него ни одно заседание боярской думы. Специально для Василия был изготовлен трон из мореного дуба, который установили на возвышении в главном зале княжеского терема. Феодосии Игоревне теперь надлежало на торжественных приемах и совещаниях сидеть в сторонке на обычном стуле. Ее трон убрали с того возвышенного места, где он стоял с той поры, как в сече с татарами погиб Всеволод Мстиславич, отец княжича Василия.
Никифор Юшман и его единомышленники не единожды подступали к Феодосии Игоревне с разговорами о том, что пора бы подыскивать княжичу Василию невесту. «Тянуть с этим делом нельзя, а то всех пригожих княжон разберут, – молвил княгине боярин Увар Иванович. – Опять же тестя Василию нужно подыскать помогущественнее и побогаче, дабы на него опереться можно было в случае какой-нибудь беды».
Феодосия Игоревна повздыхала и дала свое согласие на то, чтобы ее думные бояре предприняли шаги по поиску невесты для княжича Василия. Княгине было непросто свыкнуться с мыслью, что ее сын уже почти взрослый и ему пора о собственной семье подумывать. На Руси в ту пору княжеские сыновья и дочери взрослели очень рано. Княжон обручали с их будущими мужьями в двенадцать-тринадцать лет, княжичи шли под венец порой в шестнадцать-семнадцать лет, иные становились супругами и в более юном возрасте.
Однажды Гудимир, пестун Василия, попросил Феодосию Игоревну выслушать его с глазу на глаз. Мол, дело касается ее сына и дело сие очень важное!
Княгиня Феодосия встретилась с Гудимиром в своих покоях, выпроводив прочь всех служанок.
– Дело, стало быть, такое, государыня, – заговорил Гудимир, опустив глаза и неловко прокашлявшись в кулак. – Пора бы Василию вкусить удовольствий от женских прелестей, ведь он уже в том возрасте, когда женская краса ему кровь горячит. Пора Василию мужчиной становиться. А то найдем мы ему невесту, а он не сумеет толком ни обнять ее, ни приласкать…
Увидев, что Феодосия Игоревна нахмурила брови, Гудимир поспешно вставил:
– Всему свое время, княгиня. Против природы не попрешь. Сын твой к оружию тянется, но и на девиц частенько поглядывает.
– Что же ты предлагаешь? – спросила Феодосия Игоревна, не глядя на Гудимира.
– Нужно свести на ложе Василия и одну из твоих челядинок, государыня, – сказал дружинник. – Лучше вручить Василию этот запретный плод своими руками, чем дождаться того, что он сорвет его где-нибудь тайно. Ступив на тропинку тайных сладострастных утех, Василий уже никогда не свернет с нее. В таких случаях на юношей не действуют никакие запреты. Самый верный выход – это сделать тайное явным и не называть плотские утехи грехом.
– Наверное, ты прав, Гудимир, – после краткого раздумья обронила Феодосия Игоревна. – Я подумаю, какую из своих челядинок выбрать в наложницы Василию. Ты поговори с ним наедине… об этом. Пусть Василий знает, что это не твоя прихоть, а мое желание. Пусть он не стыдится своего желания обладать женским телом и не считает это слабостью. Истинный муж должен не токмо мечом владеть, но и уметь взять женщину на ложе. Так и скажи Василию, Гудимир.
Дружинник поклонился княгине, заверив ее, что все сделает, как надо, без нажима и лишних разглагольствований.
* * *
Свой выбор Феодосия Игоревна остановила на двадцатилетней челядинке Купаве. Эту статную красивую девушку Феодосия Игоревна приглядела в одной деревеньке, где та мыкалась по чужим людям после неудачного замужества. Супруг избил беременную Купаву, причинив ей выкидыш. После этого случая Купава стала бесплодной, поэтому супруг без долгих разговоров выставил ее за порог. Все родственники Купавы умерли во время морового поветрия, и она осталась круглой сиротой. Если бы не милость Феодосии Игоревны, взявшей Купаву к себе в услужение, то красавица девица скорее всего пошла бы по блудливым мужским рукам.
Феодосия Игоревна мягко и деликатно растолковала Купаве, как ей надлежит вести себя с Василием, чтобы он увлекся ею и не занимался блудом на стороне. Княгиня совсем не хотела силой принуждать Купаву сходиться в постели с Василием, ибо она понимала, что малейшее отчуждение с ее стороны может нанести моральную травму ее сыну. Феодосия Игоревна благоволила к Купаве, ценя ее за доброту и внешнюю прелесть, потому-то княгине хотелось, чтобы Василий испытал интимное блаженство именно в объятиях Купавы, не склонной к разврату и отзывчивой сердцем.
Купава хоть и сильно смутилась после слов Феодосии Игоревны, но противиться ее воле не стала. Купава чувствовала себя в долгу перед княгиней и в душе решила отдать ей этот долг, добровольно став наложницей княжича Василия. Купава сознавала, что ее отказ никак не повлиял бы на привязанность к ней Феодосии Игоревны. Однако как раз из-за этой привязанности Купава и не посмела отказать своей госпоже в столь щекотливой просьбе.
Все обитатели княжеского терема отнеслись с должным пониманием к тем переменам, которые случились в жизни княжича Василия по воле его матери. И только Звенислава была недовольна тем, что Купава отныне ночевала в спальне ее брата чаще, чем в своей горенке. Не нравилось Звениславе и то, что прежде Василий ходил в баню со своим пестуном Гудимиром, а теперь он стал париться только вместе с Купавой.
«Неужто Гудимир мочалку держать разучился? – подначивала Звенислава брата. – Неужто у него сил поубавилось, чтоб спину тебе потереть? А какие места тебе любит помочалить Купава, братец? Скажи, не стесняйся! Ведь доселе меж нами тайн не было!»
Смелая и острая на язык Звенислава негодовала на Василия за то, что он, по ее мнению, так легко соблазнился прелестями Купавы. Отныне по вечерам Василий охотнее уединялся с Купавой, нежели вел долгие задушевные беседы с сестрой. Звенислава сердилась на мать, которая, как она полагала, пошла на поводу у Гудимира, по его совету сведя в постели Василия и Купаву. Злилась Звенислава и на Купаву, которая, хоть и не по своей воле, но все же встала между нею и Василием.
Глава четвертая
Княжна Радослава
Тревожные слухи о татарской орде ходили по Козельску с той поры, как здесь появились первые беженцы из Рязанского княжества, разоренного Батыем. Беженцы-рязанцы шли в Козельск группами и в одиночку с конца декабря и до конца января. В основном это были женщины и дети, мужчин среди них было очень мало. Почти все мужи рязанские полегли в сечах с татарами, защищая свои города и веси.
