Положение было отчаянным, жалованье Николая – мизерное, Софья не знала что делать. Но тут Горский, смущаясь и краснея, сделал ей предложение. Но Софья наотрез отказалась.
– Пока не устрою младших, уж извините, Пётр Петрович, ни о каком замужестве и речи быть не может.
– Понимаю, понимаю вас, любезная Софья Ивановна, потому и не настаиваю, – сразу согласился Горский.
Но он доложил об отчаянном положении в семье Котовских хозяину, и тот сразу же пригласил к себе Софью.
– Вот что, любезная Софья Ивановна, – сразу, без обиняков начал князь, глядя на робкую Софью. – Я всегда ценил вашего покойного отца, а потому не могу оставить его семью без помощи. Посему предлагаю: Григория направить в Кишинёв, в реальное училище, а также младшую Машу по моей протекции. Все расходы на обучение беру на себя, о том не беспокойтесь.
– Ваше сиятельство, – смущаясь и краснея сказала Софья, – даже и не знаю, как мне вас благодарить…
– А вот этого не надо, – перебил её князь. – Лучшей памятью о вашем замечательном отце стала бы для меня эта небольшая услуга. Да и вам легче станет…
И неожиданно, хитро прищурившись, спросил:
– А на свадьбу пригласите?
Софья зарделась и ещё больше засмущалась от такой неслыханной щедрости и чести.
Пока Софья занималась житейскими хлопотами, Гриша пребывал в подавленном состоянии: как это, был отец и вдруг его уже нет… и никогда не будет?! А как же он с братом, сёстры?!
Смерть отца буквально сразила подростка, он вдруг сразу осознал своё одиночество в этом мире, страх существования. А главное, к нему вновь вернулись забытые страхи в виде ночных кошмаров со страшными чудищами, стремящимися утащить его в ад.
И известие о том, что он будет учиться в кишинёвском реальном училище по протекции князя, Гриша встретил безразлично.
Кишинёв конца XIX века – обычный провинциальный город, где было всего-то четыре трёхэтажных каменных здания, остальные постройки – простенькие каменные и деревянные дома. Но город – с мощёными улицами, широкими тротуарами, с многочисленными магазинами, лавками, уличными фонарями, изумительно красивым городским сквером… были даже свои цирк, театр и синематограф! А вообще же о нём говорили, что «три-четыре улицы его напоминают Европу, весь же остальной город – Азию».
Ганчешты – всего в 40 километрах от города… но! Гриша попал будто в другой мир, где по мощёным улицам не проносятся с гиканьем на конях, а степенно двигаются на извозчике или в карете с чужеземным названием «омнибус», которую тянут лошади.
А публика! Дамы в длинных платьях с зонтиками, мужчины в коротких пиджаках с тростями степенно прогуливаются в городском сквере под музыку военного духового оркестра – вот какая, оказывается, есть жизнь: беззаботная, праздничная!
И городское училище – не жалкая халупа, а добротное каменное здание с широкими светлыми окнами, просторными классами, коридорами.
Да и сам Гриша под стать городскому жителю: фуражка с жёлтым околышем, кокардой, гимназическая шинель с блестящими пуговицами – чего же ещё нужно, чтобы стать вполне городским?!
Пока Гриша испытывал некое головокружение от увиденного, Софью, которая и привезла брата, занимали совсем прозаические мысли: как-то брат, с его буйным характером, приживётся в городе? Учёба, форма, питание, проживание – всё оплачено князем… но! Гриша-то с норовом! Одна надежда на педагогов – быть может, направят его неуёмную энергию в правильном направлении.
Кишинёв: мужская гимназия
Гриша хорошо сдал вступительные экзамены и его зачислили, что искренне обрадовало сестру – парень-то смышлёный! Но всё ж перед отъездом она посчитала своим долгом ещё раз поговорить с братом.
Сестрины наставления Гриша слушал смиренно и даже кивал головой, думая о своём. Софья, заметив «отсутствие всякого присутствия», вздохнула и перекрестила брата.
– Ну, с богом.
С тем и отбыла домой, где её ожидали постоянные хлопоты по хозяйству, в душе надеясь, что брат будет устроен на ближайшие четыре года.
Но у четырнадцатилетнего Гриши было уже своё чёткое понимание жизни. Присмотревшись поначалу, пообвыкнув в классе, он выделил парня поздоровее и на перемене подошёл к нему.
– Т-тебя как звать?
– А тебя как?
– Я п-первый спросил.
– А я – второй.
Гриша окинул взглядом парня: и выше, и шире в плечах.
– Я – Б-берёза, – сказал Гриша.
– Ха, сказанул, – рассмеялся парень. – Что за имя такое – Берёза?
– А с-сейчас узнаешь. Хочешь – в-вздую? – поинтересовался Гриша.
– А х-хочешь – т-тебя вздую? – передразнил его парень.
– Д-дразнишься, да? Ну вздуй, в-вздуй, – поощрил Гриша.
– И вздую.
Слово за слово, и ребята, сцепившись «крепче двух друзей», уже катались по коридору, рыча и стараясь подмять под себя противника. Дерущихся ребят обступили ученики, криками подбадривая то одного, то другого. Но вскоре Гриша оседлал парня и принялся молотить кулаками куда попало до тех пор, пока кто-то не оттащил его за ухо.
Драчунов отвели к директору и, после выяснения обстоятельств драки, обоих наказали.
Побитым парнем оказался Пётр Чеманский. И после такой победы Гриша стал верховодить в классе, стал «Берёзой» и здесь. Все его стали бояться… кроме Чеманского – парень тоже оказался с характером. Ни в чём не хотел уступать, на рожон не лез, но и помыкать собой тоже не давал.
Поначалу Гриша честно пытался «отработать княжеский хлеб», но уж больно пресным он показался. Какая учёба, когда за окном на улицах города кипела совсем другая жизнь, которая манила к себе из душного и скучного класса!
И Гриша стал всё чаще и чаще прогуливать, предпочитая бесцельно слоняться по городу – по магазинам, лавкам, скверам или, если были деньги, в цирк или синематограф с его волшебным зрелищем. А порой доходил и до окраины, где жили, в основном, бедные еврейские семьи рядом с полностью «обездвиженной» речушкой Бык, больше похожей на грязную, вонючую лужу. Зато «упражнялся» здесь в идише, беседуя «за жизнь», чем вызывал уважение осторожных и подозрительных евреев.
А в училище ему уже мало показалось своего класса, он решил стать «Берёзой» и в параллельных классах при помощи кулаков. И классный журнал пестрил записями, где в основном преобладала одна фамилия – Котовский.
Наконец, по истечении трёх месяцев, Софья получила письмо, из которого следовало, что ученик Котовский Григорий «увольняется из реального училища за плохое поведение».
Срочно собравшись, она поехала в Кишинёв.
Появившись в канцелярии училища, она робко спросила шуршавших бумагами служащих:
– Мне бы… мне бы к директору.
– Да вы собственно кто будете? – поинтересовался худющий, похожий на скрепку, канцелярист. – По какому вопросу?
– Котовская… Софья Ивановна. Я…я насчёт брата.
– Ах так… извольте следовать за мной.
Смущаясь, вошла она в просторный директорский кабинет.
Директор – сама любезность, но холодная любезность! – учтиво пригласил сесть «госпожу Котовскую».
– Господин директор, – сразу начала Софья, смотря на его ослепительно белые манжеты, – я по поводу… вашего письма об отчислении моего брата. И мне… мне бы хотелось знать причину…
– Милостивая государыня, Софья Ивановна, – перебил её директор, – я понимаю ваше расстройство… однако не угодно ли выслушать.
Он раскрыл лежащий на столе журнал и стал медленно читать, водя пальцем из-под манжеты по листам и сквозь золочёное пенсне изредка поглядывая на Софью. По директору выходило, что Гриша – злостный прогульщик, драчун, дурно влияющий на учеников и портящий репутацию «вверенного мне училища».
Закончив чтение, директор развёл руками с манжетами.
– Увы, уважаемая Софья Ивановна, но такого ученика мы держать в стенах училища не можем. Я безмерно уважаю его сиятельство… но его протеже не оправдал надежд.
И он пристально посмотрел на покрасневшую Софью – попал в самую точку! Что она скажет князю?!
– Господин директор, – попыталась смягчить его доводы Софья, – поймите… Гриша круглый сирота. Оттого и… ведёт себя не совсем так. Может быть… может быть можно отменить ваше решение. А я…я поговорю с Гришей, он исправится, уверяю вас.
– Милостивая государыня, – снова перешёл на официальный тон директор, – смею вас заверить – я тут ни при чём. Это решение педагогического совета училища. И вынесено оно строго в соответствии с нормами поведения, прописанными в нашем училище.
«Не человек, а… манжет какой-то. Его ни чем не пробьёшь», – уныло думала Софья.
Покинув кабинет, пропитанный официозом и скудостью общения, Софья забрала Гришу и повезла его домой, поминутно браня. А тому – всё нипочём! Это-то как раз и очень тревожило Софью, которая решилась на визит к князю с очередной просьбой.
