— Подумать только, что подобное могут претерпевать и знатные люди! — вздохнул с волнением Мономах.
— И что же произошло дальше! О событии стало известно герцогу Вильгельму, правителю Нормандии…
Мономах слышал об этой стране от варягов, скитавшихся по всему свету, хотя смутно представлял себе ее местоположение и жизнь, которая там течет.
— Вильгельм выкупил отца, не поленившись самолично отправиться за ним в графский замок, и привез пленника с почетом в свой город. Герцог был любезным хозяином. Но лучше было бы моему отцу поскорее возвратиться в Англию. Ведь и у герцога он жил на положении пленника, хотя Вильгельм посвятил его в рыцари и отец даже вынужден был принимать участие в войне нормандцев с бретонцами.
Мономах слушал Гиту с напряженным вниманием, хотя не все понимал в ее рассказах, а названия городов и имена людей казались странными для его уха. Но она открывала ему иной мир, чем Переяславская земля. Князь уже прочел много книг, и ему было известно, что мир разнообразен и что каждый народ живет по своим обычаям, и все-таки супруга рассказывала ему удивительные вещи. Воображение помогало князю дополнить ее лепет обычными представлениями о человеческой жизни, везде одинаковой в своих главных проявлениях. Гита же питала ненависть к Вильгельму и не жалела горьких слов, чтобы описать его коварство.
— Герцог лелеял в своем черном сердце надежду сделаться со временем королем Англии. В моей стране существует учреждение, называемое «советом мудрых». Эти люди избирают преемника умирающему королю, сообразуясь с его последней волей. По-видимому, Эдуард некогда обещал Вильгельму, что укажет на него, когда настанет время избрать короля. Но у хитрого нормандца не было большой уверенности в расположении королевских советников. Поэтому в его уме созрел вероломный план. Он решил для достижения своей цели использовать моего благородного отца и заставил его произнести страшную клятву.
И Владимир, слышавший уже об этой клятве от варяжских купцов, появлявшихся в Переяславле, внимательно следовал за рассказом.
— Вильгельм велел поставить в церкви небольшой ковчег и прикрыть его парчовой пеленой, чтобы отец не видел, над чем будет произносить клятву. Ему представлялось, что в ковчеге лежит что-нибудь вроде берцовой кости малопочитаемого святого. Ведь сколько всяких святынь продают жадные до денег бродячие монахи!
— Святые различествуют в своей святости, — сказал Мономах.
— Что из того?
— Греческий царь прислал нам в золотом сосуде перст Иоанна Крестителя. Великое сокровище!
— Иоанна Крестителя! Это совсем другое дело. А отец думал, что под пеленой покоятся останки епископа, который мог по ошибке попасть в святые.
— Разве бывает так?
— Монахи способны и не на такие штуки, чтобы увеличить монастырские доходы.
— Грешно говорить такое.
— Ты доверчивый человек, а я многое увидела, пока попала в твою страну. Но продолжу о своем отце. Видимо, он предчувствовал нечто и вострепетал, когда простер над ковчегом руку и произносил клятву. И тогда Вильгельм с улыбкой на устах отнял пелену…
Владимир приподнялся на локте, чтобы лучше слушать.
— В неприметном по виду ковчеге были собраны все святыни Нормандии. В нем лежал гвоздь, которым была пронзена на кресте десница Христа. Еще волос из бороды апостола Петра. И многие другие святые реликвии.
— Страшная кара может постигнуть человека, который нарушит крестное целование, — опять вздохнул Владимир.
— Отец тоже ужаснулся. Но Вильгельм отпустил его в Англию.
— В чем же поклялся твой отец?
— Что будет помогать Вильгельму в его домогательствах на английскую корону. Кроме того, он обещал выдать свою сестру за нормандского графа, а сам жениться на дочери герцога.
— Как же поступил твой отец, когда настала пора исполнить клятву?
— Он ответил так? «Я обещал дать тебе то, что мне не принадлежит, потому что корона — достояние всей английской знати. Ты требовал, чтобы я выдал свою сестру за верного тебе нормандца… Но она умерла. Что же, прикажешь послать в Нормандию ее труп?»
Мономаху рассказывали и об этом корыстолюбивые варяжские купцы — о смерти благочестивого короля на туманном острове и о нарушенной клятве. Они говорили, что этот нарушитель своего слова правил непродолжительное время, победил Гаральда Жестокого, но сам погиб в битве, когда остров был завоеван нормандским герцогом. Но тогда он не знал, что погиб отец его будущей супруги.
Умственный взор Мономаха проникал далеко за бревенчатые стены горницы, и на ум ему приходили печальные мысли, когда он слушал жену. Как трудно для человека достигнуть душевного спокойствия, если он обуреваем жаждой власти и богатства. Какая польза для души в славе, полученной на кровавых полях сражений? Она как дым. Хвала завоевателю — как хвала разбойнику. Ну, а сам он, что искал он на берегах Дона — недолговечной славы или покоя для золотых нив Киевской земли? Гита скорбно рассказывала о страшной участи своего отца, и Мономах внимал ей с нежностью.
Что происходило в то время под русскими дубами? Мономаху едва исполнилось тогда двенадцать лет, и отец впервые взял его на лов. Юный охотник с волнением слушал, как кличане криком загоняли вепрей в осенней дубраве, и поразил копьем первую свою жертву.
В Тмутаракани сидел тогда князь Ростислав. Он брал дань с касогов и других беспокойных племен, и в Константинополе смотрели с неудовольствием и на его победы, так как они угрожали интересам василевса, и на стремление русского архонта облагать высокими пошлинами греческие товары. Корсунскому катепану были даны тайные указания. Вскоре корабль доставил катепана в Тмутаракань, и коварный царедворец постарался войти в доверие к Ростиславу. Однажды во время пира, когда грек сидел за княжеским столом и веселился с дружинниками, он сказал молодому князю с вероломной улыбкой:
— Хочу пить твое здоровье!
— Спасибо тебе, — ответил Ростислав, не подозревавший в людях никакого коварства и хитрости, и протянул гостю серебряную чашу, до краев наполненную вином.
Катепан отпил половину, а остаток предложил князю, незаметно опустив в вино палец. Под блистающим ногтем у него была спрятана крупинка смертельного яда, безошибочно действовавшего на седьмой день. Князь охотно допил чашу…
После этого пира византийский вельможа отбыл в Корсунь и самодовольно рассказывал там, как удачно он выполнил царское повеление. Он даже точно предсказал день смерти русского архонта. Но он забыл, что человеческая жизнь полна всяких случайностей. В день его приезда в городе неожиданно началось возмущение против греческого царя, и жители побили предателя камнями. На седьмой день после пиршества Ростислав в страшных мучениях скончался.
Вскоре после того в Англии умер король Эдуард, и отец Гиты вступил на престол, несмотря на клятву, которую он дал герцогу Вильгельму. Но враги готовили королю Гарольду жестокие удары. Против него выступили Рим, честолюбивый нормандский герцог и даже брат Тостиг, оказавшийся государственным изменником. Нортумбрия не пожелала признать его своим эльдорменом, и он в досаде покинул Англию, ел во Фландрии хлеб изгнания, надеясь дождаться благоприятного случая, чтобы получить свою долю власти. С этой целью он вошел в тайные сношения с Вильгельмом. В 1066 году нормандский герцог позволил Тостигу совершить нападение на английское побережье, и королевскому брату удалось захватить остров Уайт. Однако на этом и закончились его воинские успехи. Король Гарольд, находившийся в эти тревожные дни в Лондоне, где он собирал военные силы, чтобы отразить готовившееся вторжение нормандцев, поспешил выйти против предателя, и Тостиг ушел с двенадцатью кораблями в Шотландию. Оттуда он завязал переговоры с Гаральдом Жестоким, конунгом Норвегии, суля ему золотые горы в случае нападения на Англию.
Норвежские викинги уже несколько столетий бороздили на своих кораблях моря и плавали по всем рекам Европы. Они жаждали военных приключений. Они всюду чувствовали себя дома, но особенно влекло их туда, где в изобилии можно было найти серебро, меха, греческие ткани, шелк. Если им оказывали достойный отпор, они готовы были торговать, а при случае захватывали власть в каком-нибудь доверчивом городе, когда в нем не хватало единения между гражданами. Их птицеобразные ладьи, носившие имена драконов и змей, можно было видеть у причалов Новгорода и в знаменитой константинопольской бухте Золотом Роге, в Сицилии и в Египте.
Но Гаральд, сын Сигурда, по прозванию Жестокий, не был беспокойным пиратом-викингом. В молодости он, правда, вел скитальческую жизнь, богатую событиями, но, заняв норвежский трон, он стал подумывать не о дерзких набегах, а о завоевании соседних стран. Он женился на Елизавете, дочери киевского князя Ярослава Мудрого. От нее конунг имел двух дочерей — Марию и Ингигерду. Двое его сыновей — Олаф и Магнус — родились от наложницы Торы. За годы своих странствий и военной службы у греческого императора Гаральд накопил большие средства, рассказывали, что среди его сокровищ находится чудовищный слиток золота, который с трудом могут поднять двенадцать сильных воинов.
