Якуби, а переписчику. … Из большого числа арабских писателей, описывавших нашествие Маджус на Испанию в 844 году, как например Аль-Бекри, Абуль-Феда, Нувайри, Маккари и мн. др., никто даже не намекает о русском их происхождении, что при преемственности арабских писателей, особенно у древнейших, было бы более чем странно, если б Якуби утверждал подобное… Значит, Русы не были и тогда так известны в арабской географической литературе. Таким образом,
данный факт у Якуби не имеет отношения к руссам.
Ал-Масуди (896–956 гг.) арабский историк, географ и путешественник, через 100 лет тоже говорит о нападавших на Севилью [95]. Слова Масуди — жители Андалуса думали … Я же думаю … что этот народ есть Рус … говорят только о догадках. А.Я. Гаркави отмечает, что тождество Маджуса с Русом является у Масуди в виде робкой догадки, основанной на географической комбинации, принадлежащей самому Масуди. Т. о., Масуди через 100 лет высказывает только предположение, а не утверждение, которое основывает на догадках и утверждениях.
Поэтому комментарии Якуби и Масуди при корректном отношении к сообщениям не могут быть учтены, т. к. базируются не на фактах и свидетельствах. Но что важно отметить, Масуди именовал Черное море Русским. Так же его именовали Идриси и Димашки. Русским это море называет и Начальная летопись. Признание Черного моря русским — важное свидетельство в пользу существования т. н. южной (Причерноморской — Приазовской) Руси.
Третья четверть IX века. Упоминания руссов в 3-ей четверти этого столетия были при нападении на Византию 18 июля 860 года и, как утверждается, отражено в гомилиях патриарха Фотия; в греческой Хронике Продолжателя Георгия Амартола (Хроника Логофета — от 842 по 948 год); в хронике Продолжателя Феофана (от 813 по 961 год); в Житие патриарха Игнатия (сочинение Х в.); в Брюссельской хронике; в Русской марке на Дунае; в записках Ибн Хордадбеха и ал-Якуби; в морском набеге на Абаскун.
Гомилии [29] в рукописи озаглавлены — На нашествие варваров (без указания этнической принадлежности). В тексте нет упоминания ни руссов, ни россов. Во время произнесения проповедей в осажденном городе патриарх Фотий еще не мог знать, как именовали себя сами нападавшие. В заглавии имя появилось позднее при составлении сборника и только в заголовке. На позднейшее происхождение заголовков указывает используемый в них полный официальный титул патриарха. Сам Фотий в официальных посланиях титуловал себя епископом Константинополя, Нового Рима.
Хроника Продолжателя Георгия Амартола [152] сообщает, что в период правления Михаила было нашествие русских, которые ушли, посрамленные. Хроника Продолжателя Феофана [154] сообщает, что был набег россов, которые … насытившись гневом Божиим, вернулись домой. Никита Пафлагонский в Житие патриарха Игнатия [46] сообщает, что народ, называемый Рос, … совершал набеги на находящиеся вблизи Византия [Константинополя] острова, грабя все [драгоценные] сосуды и сокровища, а захватив людей, всех их убивал… Для Х века уже не удивительно упоминание о русских. В сообщении Брюссельской хроники (дошедшей до нас в рукописи XIII в.) [20] указана дата набега — 18 июня в 8-й индикт, в лето 6368, на 5-м году его правления пришли Росы на двухстах кораблях…. Только одно это сообщение говорит о количестве плавсредств нападавших — 200 кораблей.
Характерно в этом нападении то, что нападавшие не пошли на штурм городских укреплений, которые были беззащитны, а вместо этого они принялись грабить окрестности, даже Принцевы острова в Мраморном море, отстоявшие от Константинополя на 100 км. Т. е. нападавшие беспрепятственно прошли пролив и вышли в Мраморное море и приступили к осаде Константинополя. В Прологе [119] (Пролог — древнерусский житийный сборник) сказано, что нападавшие сняли осаду с Царьграда 7 июля, т. е. они простояли под городом 19 дней. Столь долгое и безрезультативное стояние говорит о том, что нападавшие и не собирались штурмовать город. Ведь это означало бы зарезать своими руками курицу, несущую золотые яйца. Факты говорят, что от набегов страдали только окрестности Константинополя, сам город — нет. Вывод — целью нападавших было запугать Византию с тем, чтобы обеспечить себе выгодные условия, возможно торговли, возможно договора. В.Я. Петрухин [111] высказал версию, согласно которой вторжение россов в самый центр византийского мира означало ее легитимизацию как для византийского патриарха, так и для русского летописца.
И также, как при нападении на Амастриду, здесь не обошлось без арабов. Как доказал А.В. Карташев [64], росы, нападая на Константинополь, выступали в качестве союзника арабов. Возникает вопрос: где могли пересечься росы и арабы? Ответ на поверхности — на торговых путях, ведущих с Каспия на восток. Для арабских купцов хазары были посредниками, а значит завышали цены на товары. Поэтому арабам было выгодно торговать с россами непосредственно, без посредников. Кроме того, между христианской частью населения Кавказского перешейка, связанного политически и религиозно с Византией, и мусульманами юго-запада Каспия существовал религиозный антагонизм, не способствующий сухопутным торговым связям. Значит и локацию россов в то время надо искать не в верхнем или среднем Поднепровье IX века (где еще ничего нет — см. приложение Археология), а в более развитом в торговом отношении регионе.
Продолжатель Феофана сообщает, что вскоре прибыло от них посольство в царственный город, прося приобщить их Божьему крещению. Что и произошло. В сообщении, видимо, имеется в виду миссия Кирилла 860–861 годов [45], в ходе которой было обретение мощей святого Климента под Херсонесом, были освобождены 200 пленных, захваченных при набеге, а также последовавшее крещение этого народа. В сообщении о крещении говорилось, что крестилось двести человек и было письмо к цесарю от кагана, в котором говорилось о готовности идти к нему на службу. Каган, видимо, правитель Таврических россов. Это зафиксировано в византийских летописях как посольство россов, живущих у Северного Тавра, а в славянском тексте Жития святого Кирилла фигурирует как хазарское. О том, какие именно местности хазарского каганата посетила миссия Кирилла после Тавриды, можно только строить предположения.
Версию о понтийских (черноморских) росах, в свое время высказал А.Л. Шлецер [171. Данной точки зрения придерживался М.И. Артамонов [7], считавший, что за долго до прихода летописных варягов-руси в Восточной Европе уже существовал народ с созвучным наименованием. Кем был этот народ, известный археолог прямо не говорил, но то, что это были не славяне, указывал однозначно. Академик-лингвист О.Н. Трубачев [144] своеобразно прокомментировал сообщение Шлецера. Он отметил, что громкие морские походы на Византию времён патриарха Фотия совершили не Русь славянская, но и не Русь варяжско-скандинавская (!), а совершенно особые, до-рюриковские, понтийские РОСЫ. Сходством в названии которых с Киевской Русью обманулись многие начиная с почтенного Нестора. Этого Шлецеру не простили ни Гедеонов, ни Иловайский, считавшие, что геттингенский историк просто изобрёл этих особых понтийских россов… Именно на
