Мало этого, из дальней ссылки неожиданно приперся Гиркан, которого Ирод принимал точно родного отца, сажая на почетное место и осыпая дарами, таким образом, он пытался задобрить Александру и внушить своему народу, что Ирод и Хасмонеи одна семья.
Опять мало? – После длительных колебаний Ирод сдался и, сместив Ананеля, назвал первосвященником Аристобула. Парню как раз тогда только исполнилось 17 лет. После этого Александра глядела на зятя уже не столь вызывающе, но тогда по всей Иудеи покатились волны народного негодования – оказывается, никто не имеет право смещать еще живого и способного к жреческой службе первосвященника!
Ирод срочно призвал меня к себе, так что я не успел даже добраться до дома досточтимого Марциалия, и был вынужден немедленно повернуть к Антонии, где теперь обосновался царь. Не удивительно, что он не мог подолгу находиться в хасмонейском дворце – сами стены в котором выталкивали его, пытаясь отделаться от чуждого им человека.
Как я уже сказал, я не успел добраться до дома Марциалия Нунны, но и не доехал до Антонии, Ирод встречал меня по дороге, во главе с небольшим отрядом, среди которого я сразу же приметил множество знакомых идумейских рож.
– Мы тут ждали, когда моя теща пошлет очередную ябеду Клеопатре, – поежился под плащом Ирод, а дело, по всей видимости, может куда как интереснее обернуться.
– Из-за чего на этот раз? – Уже готовый ко всему, поинтересовался я.
– А черт ее знает, проклятая баба! Вот соберу силенки и точно что, отрублю ее поганую голову с длинным предлинным языком, брррр…
– Я думал, ты ее собираешься распять, – в тон Ироду пошутил я. – Вроде как тебе всегда больше нравились кресты у дороги.
– Раз пять. Было бы не плохо отрубать ей голову целый пять раз. Хотя… чует мое сердце, эта ведьма все равно найдет способ ожить и в шестой, и в седьмой раз. Развернется ушлой гадиной, и ужалит пребольно ядовитыми зубищеми. – Он засмеялся, и солдаты поддержали веселое настроение царя. – Не обессудь Квинт, что не зову тебя во дворец, хочу, чтобы ты, как представитель Рима все своими глазами видел. Мы специально сделали вид, будто бы едем на охоту, Александра там, а вот ее доверенный дружочек у нас…
Я обернулся туда, куда показывал Ирод и увидел завернутого в зеленоватую накидку Саббиона[88] – белоголового мавра с перекошенной после ранения шеей. Слышал, будто бы ходили слухи, что он был причастен к отравлению Антипатра, впрочем, Саббион всегда был человеком Александры, и мало интересовал лично меня. Во всяком случае, ни разу мы с ним, помниться, приватно не пили.
– Вот, старый друг Саббион, – Ирод оглядел мавра с головы до ног, словно пытался удостовериться все ли у него на месте, – поведал нам нынче прелюбопытную притчу, впрочем, расскажи дружище, нашему римскому другу Квинту Публию Фальксу об измене, задуманной хасмонейкой.
– В общем, дело в следующем. Я узнал обо всем случайно, господин Квинт. Извинения прошу. Скудно осведомлен ныне. Но да, чем богаты… – Он запыхтел, и, смущаясь, вытер нос, кутаясь в свою яркую накидку, – Эзоп[89] – слуга ее милости госпожи Александры нынче выпил лишку. А то бывает, с ним бывает, – молниеносный виноватый взгляд на царя, как среагирует, не заподозрит ли чего? Вроде нет, доброжелателен, кивает. – Эзоп возьми да и подойди ко мне, и начни говорить о ночном путешествие, и о том, собираюсь ли я взять с собой теплую накидку или нет, мол, он возьмет, ночью холодно. А коли, ноги намочим, так и обувку не лишним будет с собой захватить, или обойдется.
А я сижу и в толк взять не могу, об чем это он. Но перебивать не перебиваю, потому, как, мысль меня гложет, что коли, госпожа вчерась мне что-то перед сном говорила, куда-то с ним посылала, а я запамятовал. Того, этого, по голове я получил в битве, сражаясь плечом к плечу с Александром Яннаем! Из-за чего, время от времени память теряю. Признаться совестно, вот и слушаю, а иные этим пользуются, напраслину на меня госпоже или царю, – поклон в сторону Ирода, – наводят. Так вот, слушаю я старика Эзопа и все одно в толк взять не могу. Потому как, речь его совсем диковинной вдруг сделалась. О гробах разговор завел, и будто бы я и еще несколько доверенных лиц, эти гробы нести должны.
Припоминаю, действительно, привезли вчера до дворец два гроба. Слушаю дальше. И тут самое интересное: В общем, госпожа нонче велит управителю своему всем сообщить, будто бы умерли две служанки египтянки, которыми Александра дорожила, и вот она в ночную пору, ибо днем жарковато и все провоняет, велит тела их в порт отправить, да на египетские корабли вознести.
Только не умирал во дворце ни кто, это я точно знаю. И вот тут-то Эзоп возьми да и сам мне скажи, что в гробы те, госпожа Александра ценности цены необыкновенной положить собирается. Такие ценные, что прям, чихнуть на эти самые гробы невозможно. Не то, что тряхнуть, или упаси боже, споткнувшись обронить. Оттого самых преданных и доверенных слуг своих посылает поручение исполнить. А самые доверенные – они же и самые старые. Вот Эзоп, который, понятное дело, отказать госпоже не мыслит, хочет заранее с остальными уговориться, кто, стало быть, накидки теплые возьмет, а кто вино. Потому как ночью холодно, а коли в воду на пристани упасть, вполне заболеть можно. Опять же дорога – не ближний свет. С горы на руках оба гроба тащить, а внизу за городом с рассвета уже возы поджидать должны, ну, чтобы в лучшем виде довести до места…
– Что? – Не поверил я.
– Истинная правда. – Затрясся Саббион, отчего его щеки посветлели, а глаза сделались влажными. – Верь мне, господин. Эзоп старый, он заговорщиков не считал, потому как решил, что все кто поближе к Александре про то знать должны. Вот ко мне и подсел. Хотел договориться, кто на себе лишнюю накидку, кто за спиной обувку понесет. Дело-то понятное – оба не молоденькие.
– Смекаешь? Теща моя в моем же собственном доме воровство умыслила! Египетской блуднице драгоценности свои решила передать, а может и бумаги какие-нибудь. Ночью в гробах! Красотища! Вот и думаю, устроить засаду, да и отобрать все, что старая сука решила в Египет переправить.
– Неужто присвоишь тещины побрякушки? – Мне сделалось смешно.
– Присвою, не присвою, а должен же я проверить, что она за моей спиной посылает. Если ерунда какая-нибудь, бабские секреты, может, и с миром отпущу, хотя… дорого мне обходится последнее время ее переписка, ох, дорого, – он почесал затылок, – но коли это, как ты говоришь, побрякушки, отчего же не при свете дня? Почему в гробах? Дикость какая? Вот увидишь – либо она преданое Мариамны расхитила, либо порчу на меня навести собралась, а для этого не драгоценности, а мои личные вещи высылает. В гробу, чтобы я и сам за своим барахлом, значит, последовал.
Я пожал плечами. Вообще, мы – римляне в какие-то там порчи не верим. Потому как чего проще проклясть неугодного тебе человека именем Плутона и Прозерпины, а потом жертву в храме принести. Жрецы – они ведь, понятное дело, годами учатся, с какой стороны к алтарю подходить, как правильно с богом разговаривать, а гадалки да черные бабки что? Самоучки…
Хотя, «черные жрицы» – я имею в виду природные «черные жрицы»… это совсем другое дело.
Саббион кутался в свою накидку, но все равно трясся точно осенний лист на холодном ветру, небось, боялся, что Эзоп поймет свою ошибку и предупредит госпожу. Вот было бы не весело, если бы догадавшись о засаде, Александра оставила нас на всю ночь точно собак приблудных на холоде комаров кормить. Да за такое неудобство Ирод пожалуй собственноручно содрал бы шкуру с Саббиона, виданное ли дело!
Мы свернули с дороги, и, устроив себе привал в удобной низине, защищенные с одной стороны скалой, это помогало от ветра, ждали, не разводя костра. С собой ребята Ирода прихватили лепешки и вяленое мясо, так что было не так скучно. Несколько человек дежурили со стороны дороги, чтобы дать сигнал, когда в ночи покажутся огни похоронной процессии. Но те появились только на рассвете, когда большинство из нас уже видело десятые сны, завернувшись в свои плащи и накидки.
– Вставай Квинт! – Я проснулся оттого, что царь тряс меня за плечи. – Ты что, хочешь, чтобы мы весь заговор без тебя раскрыли? Ну же, вставай, или замерз совсем? – шершавой ладонью он растер мне лицо, точно по песку раскаленному рожей повозил, я застонал от боли и окончательно проснулся. Все тело действительно задубело, ноги не слушались, в голове гудело точно с перепоя, но я тут же взял себя в руки.
По дороге, от дворца действительно двигалась процессия. Только без факелов, тихо, воровски. Да и зачем ворам факелы, когда они не желают привлекать к себе внимание?
– Спасибо, я в порядке. – сел, растирая затекшие ноги, мысли по-прежнему были словно отморожены, изо рта шел пар.
