– У националистов тоже не все гладко. Например, в обороне Теруэля, в тамошнем штабе. Нам надо кое от кого избавиться… – в прозрачных глазах леди Антонии промелькнуло презрение: «Чужими руками жар загребаете».
– Все так делают, – удивился Макс, – и фашисты, и коммунисты. В общем… – поднявшись, он протянул Тони конверт:
– Координаты штаба полковника Рей д» Аркура, в Теруэле. Я думаю… – фон Рабе рассмеялся, – что жених, поблагодарит вас за подарок. Скажете, что достали координаты по вашим каналам. Вы журналист, у вас хорошие связи… – Макс потрепал ее по щеке:
– Я сделаю вам сюрприз, к свадьбе. Получите негативы, и мы расстанемся друзьями… – Тони, гневно, отбросила его руку: «Надеюсь, я после этого вас больше никогда не увижу, проклятый фашист!».
Макс пожал плечами:
– Мне кажется, задания, которые вы для меня выполняли, были не обременительными. Скорее наоборот… – он задержался на пороге:
– Очень хорошая книга у вас вышла, сеньор Френч. Станет классикой, – он легко сбежал вниз по лестнице.
Макс, разумеется, не собирался отдавать будущей баронессе де ла Марк негативы. Далила пригодилась бы и замужней женщиной:
– Конечно, – размышлял Макс, идя к Рамбле, – теперь ее не свести с герром Петером. Но и не нужно, он вне подозрений. Зато можно свести с кем-нибудь другим. Ей девятнадцать лет, у нее ноги от ушей и высокая грудь. Кольцо на пальце ничему не помешает. Мой соученик… – Макс усмехнулся, – наверняка, так в нее влюблен, что ничего не заметит. Даже если и заметит, это не моя забота, – Макс остановился в скромном пансионе неподалеку от Саграда Фамилия. Ему оставалось подождать, пока из Теруэля не придут, как думал фон Рабе, хорошие новости для НКВД.
– ПОУМ возненавидят, – в открытом кабачке, он заказал стакан вина с тапас:
– Офицер, направленный на фронт ПОУМ, расстрелял сиротский приют, прямой наводкой. Стоит людям узнать новости, как его на куски разорвут… – Макс, быстро, просмотрел газеты.
Итальянцы присоединились к антикоминтерновскому пакту. Сотрудничество с коллегами из Рима шло отлично. Операция «Гензель и Гретель» планировалась на март, когда доктор Кроу приезжала в Рим. Кодовое имя дал рейхсфюрер. Гиммлер любил немецкий фольклор. Существовала опасность, что Гретель появится в Италии не одна, а в сопровождении людей из ведомства ее дяди, однако они предусмотрели такую возможность. Эскорт Гретель собирались, как изящно выразился Шелленберг, нейтрализовать:
– Вряд ли ей придадут батальон охраны, – хохотнул Вальтер, – англичане тоже не дураки. Два, три человека. Мы справимся.
Вытирая пальцы салфеткой, фон Рабе, в который раз, пожалел, что в Берлине не завели испанских забегаловок.
Креветок и осьминога жарили отменно, перец фаршировали козьим сыром, а чоризо было выше всех похвал. Выходя из кабачка, он заметил знакомые, золотисто-рыжие волосы, мощные плечи в республиканской форме. Капитан де ла Марк покупал цветы.
– Все пройдет легко, – сказал себе Макс. Гуляющей походкой фон Рабе направился к морю. Он никогда не упускал случая подышать здоровым воздухом.
Все, действительно, прошло легко.
Тони, на скорую руку, приготовила тортилью, и открыла бутылку вина. Виллем забежал домой за вещевым мешком. Колонна отправлялась через два часа. Они сидели за столом в комнате, поставив на пол пишущую машинку. Тони, незаметно, вертела в кармане юбки конверт, полученный от гауптштурмфюрера фон Рабе:
– Может быть, признаться Виллему… – отчаянно, думала она, глядя в серые, глаза, болтая о снарядах и французских винтовках, – рассказать о фотографиях. Но я не могу, не могу. Он меня бросит, сразу. Не могу, – твердо повторила Тони:
– Какая разница, зачем фон Рабе стрелять по штабу националистов? Республиканцам координаты тоже нужны. Он отдаст мне негативы, я их сожгу, и все закончится, – Тони, небрежно, сказала Виллему, о слухах, в пресс-бюро:
– Я даже переписала, координаты, – она вытащила конверт, – кто-то, видимо, бывал в Теруэле, и выяснил, где у них штаб. Вы проверьте, – озабоченно сказала Тони. Виллем кивнул:
– Постараемся. Спасибо тебе… – он потянул Тони к себе на колени:
– Еще минут сорок, любовь моя. Пожалуйста, пожалуйста, не езди без меня никуда. Береги себя… – Тони приникла к нему, лихорадочно поднимая юбку, ощущая его тепло. Она кричала, раскинувшись на кровати, закусив руку, старое дерево скрипело. Виллем уронил ей голову на плечо: «Я совсем, совсем не могу жить без тебя…». Тони проводила его, накинув на обнаженные плечи рубашку. На пороге они никак не могли оторваться друг от друга. Девушка выбежала на балкон, Виллем помахал ей: «Скоро вернусь!»
Он уходил, вскинув на плечо вещевой мешок. На углу Виллем остановился. Вечернее солнце играло в белокурых волосах Тони. Подняв руку, она перекрестила Виллема, сама не зная, зачем. По соседству забил колокол, вспорхнули с крыши голуби. Виллем оборачивался, пока балкон не пропал из виду. Улыбаясь, он сказал себе: «Все будет хорошо».
За две недели, проведенные журналистами в Теруэле, мистер О'Малли привык играть с мальчишками из сиротского приюта в футбол. Меир не расспрашивал малышей, как они сюда попали. Священники сказали, что многие здесь, дети беженцев с республиканской территории. Их отцы воевали на стороне националистов. Семьи офицеров Франко коммунисты расстреливали. Настоятель городского собора вздохнул:
– Они везде такое творят, по наущению русских. В Испании сильны родственные связи. Детей спасают, вывозят в провинции, занятые войсками законного правительства, – Меир, как и вся столица, знал о расстрелах в Барахасе. В бригаде Тельмана, с кузеном Джоном, Меир, осторожно, завел разговор о военных советниках из СССР. Прозрачные глаза кузена помрачнели:
– Мы ничего не можем сделать. Я здесь вообще под чужими документами. Правительство Его Величества не собирается вмешиваться во внутренние дела Испании… – Меир сидел на краю маленького футбольного поля, заросшего сухой травой. Журналисты завтракали, дети тоже ели. Он слышал из раскрытых окон подвальной столовой веселые голоса. Кто-то крикнул:
– Святой отец, сеньор Марк учит нас американской игре, бейсболу!
Меир повертел биту. В приюте были столярная и швейная мастерские, детей обучали ремеслам. Он выточил биты, вспомнив уроки труда. Меир с Аароном заканчивали, школу при Иешива-университете, в Нижнем Ист-Сайде. Эстер ходила в академию Спенса, для девочек, рядом с их домом, у Центрального Парка. Меир посмотрел на туманное, низкое небо. Погода не улучшалась. Он подышал на руки:
– В Цюрихе, наверное, тоже холодно. Вернусь домой, сделаю доклад, побуду с папой. Он к той поре из Амстердама приедет, – несмотря, на очки, Меир хорошо играл в бейсбол. Он был невысоким, легким, и быстро бегал.
Летом он ходил с Иреной на матчи «Янкиз». Девушка надевала легкое, шелковое платье, едва прикрывающее круглые колени. Тонкая ткань обтягивала большую грудь. На бейсбольном стадионе в Бронксе стояли ларьки с кошерными хот-догами и воздушной кукурузой. Они пили кока-колу, смеялись, Ирена держала его за руку, размахивая маленьким флажком «Янкиз».
По выходным Меир арендовал машину. После матчей они ездили на Лонг-Айленд, в кошерный пансион. Опасаясь наткнуться на отца и миссис Фогель, Меир, осторожно, выведывал у доктора Горовица его планы.
Жаркой, августовской ночью, над пустынным пляжем мерцали звезды, шумел океан. Ирена плохо плавала, и боялась, когда Меир пропадал из виду. Он отлично держался на воде, но проводил все время рядом с девушкой. У нее были соленые, ласковые, пухлые губы, влажные, тяжелые волосы, падали на спину. Терраса маленькой комнатки выходила на берег. В свете луны ее глаза блестели. Ирена обнимала его: «Я люблю тебя, люблю…»
Меир потушил окурок в аккуратной, жестяной урне. Он краснел, думая об Ирене, не только потому, что вспоминал, как прижимал девушку к себе, засыпая, погрузившись в ее тепло.
– Она меня любит, – Меир засунул руки в карманы куртки, а я… Но я честно сказал, что не надо торопиться. Мы молоды. У меня работа, ее ждет карьера певицы, она очень талантливая. Неизвестно, что случится… – Меир, невольно, прислушался.
На равнине, как и на высоте Муэла, стояла тишина. Холм республиканцы взяли два дня назад, с довольно большими потерями, с обеих сторон.
Командир гарнизона, недовольно, сказал:
– Понятно, зачем им понадобилась Муэла. У них, наверняка, есть пушки. Поднимут туда артиллерию, для обстрела города. Мы все равно не выкинем белый флаг, – лицо полковника закаменело: «Мы ожидаем подкрепления».
Меир, было, открыл рот. Он хотел предложить эвакуировать из Теруэля гражданских лиц, но осекся:
– Куда? Мы, то есть они, с трех сторон республиканцами окружены. Из города одна дорога ведет, и ее ничего не стоит перерезать. Тогда мы, то есть они, вообще в осаде окажутся… – в Теруэле слышали шум боя на Муэле и разрывы снарядов. Журналистов, на позиции не пустили. Меир и Филби, утром, после перестрелки, забрались на колокольню кафедрального собора. Отсюда отлично просматривались позиции республиканцев на равнине. Филби вынул мощный бинокль: «Посмотри. Не зря они за кусок скалы кровь проливали».
