– Не знаю… А щука она зубастая, это ты верно сказал, – пожимая его руку, ответил Суханов.
– Да, да, именно зубастая, вроде того казака с быками, – засмеялся Василий.
– А вы видели? – озорно поблескивая темными глазами, спросил Микешка. – Это я ему подстроил… Эх, какого тигаля дали, только треск пошел!
– Ну и дурак. Связался! – сердито оборвал его Суханов. – Тут не смеяться надо, а плакать! Все лето дождей нет, цены на хлеб взвинтили, как бы голод не начался… Какой тут смех!
– Верно, – подтвердил Василий. – Народу трудновато приходится. Дело, конечно, не только в том казаке с быками. Тут есть и другие. Понаблюдайте, что делают горнозаводчики да разные иностранные компании, например «Инглиш компани». Их агенты скупают хлеб тысячами пудов у въезда в город, против рынка – пятаком выше. Поэтому и привозу мало. Потом перегоняют хлеб на спирт, в Сибирь его везут, спаивают народ, за бесценок скупают золото. Походите по трактирам, послушайте. Там под веселую руку много интересного говорят и купцы, и промышленники, и золотоискатели…
Попрощавшись с Сухановым, Василий отозвал Микешку в сторону, склонив голову, тихо спросил:
– Где можно старика увидеть? Переговорить надо.
– Сегодня с купцом Буяновым в трактире ужинать будут, – ответил Микешка.
– Приходи и ты туда. Может, хозяин не разрешит? Скажи, что я пригласил. Мы с ним договоримся. Придешь?
– Конечно, приду! Я сам себе хозяин! – задорно ответил Микешка.
Василий потрепал парня по плечу и скрылся в базарной толпе.
– Откуда ты знаешь этого человека? – спросил Тарас Маркелович Микешку, когда тот догнал его.
– А он нынешней весной у нас в станице жил. Это друг нашего писаря Важенина. Вместе на японской были, а потом он в ауле кумысом лечился. У Кодара жил. Я вам про него рассказывал. Хороший человек.
– Хороший человек у торговки Барышниковой служить не станет, – резко проговорил. Суханов.
– Это уж его дело. Узнаете его получше, другое скажете, – заявил Микешка.
Тарас Маркелович больше ни о чем не спрашивал. Опустив голову, задумавшись, шагал молча. Положение с хлебом взволновало его. Нужно было создавать запасы муки. Иначе все дело с приисками могло рухнуть. Наступил уже август, хлеба убирали, но местами и жать было нечего.
Решив выкупаться, Суханов и Микешка спустились к реке. Даже к вечеру было очень жарко. С юго-востока дул горячий ветер. На растущих вдоль улицы ветлах и акациях серым слоем лежала пыль. Река обмелела. На перекатах было но щиколотку. Возвратившись с пастбища, скот бегом кидался к реке, заходил на глубокие места, тяжело отдуваясь, ложился. Около тихого плеса, в тени осокорей, мельтешил полуголый народ. Визжа и плескаясь, у берегов играли дети.
После купанья Тарас Маркелович отослал Микешку на постоялый двор, а сам отправился в трактир.
На прииске, куда собирался устроиться Кондрашов, его ожидала важная работа. На Синий Шихан потянулись массы изголодавшихся обездоленных людей.
Шел трудный для рабочего класса тысяча девятьсот одиннадцатый год. В тяжелых условиях столыпинской реакции большевики использовали все возможности для сохранения связи с массами, готовили народ к новому подъему революционного движения.
Василий Кондрашов окончательно оправился после болезни. Работа у Барышниковой его уже не устраивала.
Последнее время Василий усиленно старался пополнять свои знания по социально-экономическим вопросам. Еще будучи рабочим на брянском заводе Бромлея, он посещал вечернюю школу. Там он получил первоначальные знания по общеобразовательным вопросам. Впоследствии, в тюрьме и ссылке, он упорно изучал алгебру, геометрию, политическую экономию и бухгалтерию. В Зарецке вместе с группой ссыльных товарищей приступил к глубокому изучению знаменитого труда «Развитие капитализма в России». Этот труд гениального вождя революции произвел на Василия неизгладимое впечатление и стал одной из его настольных книг.
Все свободное время Василий Михайлович просиживал за книгами.
– Романы, поди, все читаете? – заглядывая в его конторку, с любопытством спрашивала скучающая хозяйка.
– Иногда читаю и романы.
– Хоть бы мне какой-нибудь дали, – говорила Пелагея Даниловна, не прочитавшая в жизни ни одной книжки, кроме сонника.
– А вы в городскую библиотеку запишитесь, – посоветовал Василий. – Там много интересного найдете.
– А вот в этой вашей толстой книжке про что написано?
– Здесь написано, как лучше учитывать прибыль от рыбных промыслов, – пряча лукавую улыбку, отвечал Кондрашов.
– Про такие дела вы и так все знаете. Ах, какой вы ученый человек, Василий Михайлыч! Вы такой мозговитый!
Сегодня Василий сообщил Пелагее Даниловне, что покидает ее рыбное дело и уезжает.
– А как же хозяйство-то мое? – прикладывая к вискам толстые пальцы, спросила Барышникова.
– Хозяйство при вас останется.
– Может, вам жалованья мало, так я прибавлю… Без вас меня опять обманывать начнут.
– Все может быть. Будут и обманывать. Только мой совет – сначала перестаньте сами людей обманывать… – И, посматривая на смущенную хозяйку, добавил: – На купца Буянова дело передайте в суд. Я все подготовил. Иначе он вас наверняка надует. Прощайте.
«Совсем непонятный человек», – подумала после ухода Василия Пелагея Даниловна.
В трактире было шумно.
Матвей Никитич Буянов почему-то опаздывал.
Все отдельные комнатки для чиновников и купцов были заняты. Только около буфета, в относительно тихом уголке, были свободны два стола, накрытые чистыми скатертями. Один из них занял Тарас Маркелович. Он заказал себе окрошку. За другой стол вскоре сели три скромно одетых человека. Одним из них оказался Микешкин знакомый, приятель писаря Важенина, работающий у Барышниковой по счетному делу.
Увидев Суханова, Василий приветливо кивнул ему. Двое других, как показалось Тарасу Маркеловичу, посмотрели на него с пристальным любопытством. Подозвав полового, вся компания долго о чем-то с ним разговаривала, смеялась чему-то и, наконец, заказала очень скромный ужин.
«Этот, по счетной части, как видно, здесь завсегдатай и любитель выпить на шаромыжку, – решил Тарас Маркелович. – А те двое, видать, тоже хлюсты, его прихлебатели. И сколько их развелось за последнее время! Реку Урал можно мошенниками запрудить».
Так размышлял, хлебая окрошку, Тарас Суханов.
Но если бы он знал, о чем шел за соседним столом разговор, и если бы подслушал, что час Назад говорил на квартире Василия большеголовый человек с коротко подстриженными усами, Тарас Маркелович удивился бы. Не знал старик, что большеголового зовут Михаилом Михайловичем, что он только вчера приехал в Зарецк с Ленских приисков, временно остановился у Кондрашова, живет по фальшивым документам, часто меняет местожительство и один раз был уже приговорен к смертной казни, которую ему заменили вечной каторгой, откуда он бежал, и что полиция давно разыскивает его, но он умеет от нее уходить. Рассказывал своим друзьям на квартире Василия большеголовый о Ленских приисках…
– …Такого произвола, какой творится на Ленских приисках, вы еще не видели, товарищи. Белозеров там устроил настоящую каторгу. В забоях ледяная вода, а сапог рабочим не выдают. Вместо этого обещали добавлять за сапоги по восемнадцати копеек в день. Но и этого не сделали, украли у рабочего и эти копейки. В шахтах темно: две слабые лампочки на восемнадцать сажен, а то и совсем их нет; спускаться приходится в темноте. Лестницы не глухие, а стремянки, люди падают и калечатся. К тому же бадьи для инструмента не дают, рабочие спускаются вместе с инструментом, в темноте натыкаются на оголенные электрические провода, получают смертельные удары. Динамит плохой, от него головные боли и тошнота; людей из шахт выносят замертво, они угорают от газа. Раздевалок при шахтах нет. Зимой рабочие ходят в мокрой одежде, одежда обледеневает, приходится часа полтора оттаивать ее. В шахте кипяченой воды нет, люди пьют почвенную воду. Поэтому постоянные кишечные заболевания. Сушилок в казарме нет, приходится сушить одежду над плитой для варки пищи. Плиты же находятся посреди казармы, стены промерзают, в полах кругом щели, дует, с потолка земля сыплется; сырость, холод, грязь, вонь от преющей одежды. Вентиляция устроена в виде сквозных дыр в стенах; закрываются эти дыры тряпками. На большинстве шахт золотоносный слой расположен на глубине от семи до двадцати сажен, по климатическим условиям Сибири – на глубине вечной мерзлоты. Прежде чем копать, надо оттаивать породу. Жгут костры: дым, угар!
– Ну, а как рабочие? – спросил Василий.
– Ты же знаешь, как настроены рабочие… Все озлоблены и возмущены до предела! Предъявили администрации требования, а ссыльные меньшевики агитируют за умиротворение. Предатели! – сжимая кулаки, говорил Михаил Михайлович. – Пока мы с ними воевали, Белозеров вызвал из Киренска воинскую команду и приказал прекратить выдачу продуктов забастовщикам. Мы же там отрезаны от всего мира. Там царь – Кешка Белозеров. По его просьбе товарищ министра юстиции приказал начать против забастовщиков уголовное преследование, а дела по поводу беспорядков вести без всякого промедления. Начались аресты. Мне пришлось выехать. Ленское товарищество теперь богатое. Его прибрали к своим рукам английские капиталисты. Из Петербурга я имею сведения, что корпорация «Лена Гольдфильс» получает пятьдесят процентов всех дивидендов, значит, половину всех прибылей! Мало того, лорд Гаррис предложил начать разведку Чукотки, иначе он прекратит финансировать Ленское товарищество… Вот ты, товарищ Кондрашов, собираешься на новый прииск. А ведь новые прииски здесь, на Урале, – это новое пополнение рабочего класса, и это нам следует учесть. С людьми надо вести политическую работу, готовить их к борьбе, к боям. Расскажи-ка вот им, как живут рабочие Ленских приисков, расскажи, что за счет русских пролетариев растят себе пузо не только наши капиталисты, но и заграничные. Они все сейчас рвутся на Урал. Царский трон одряхлел. При наших порядках отечественная промышленность развиваться не может. Поэтому царизм и отдает рабочий народ в иностранную кабалу. Иностранные и русские капиталисты смотрят на Россию как на колонию. Им нужна дешевая рабочая сила и наши природные богатства. Они выжимают у народа все его жизненные соки, приобретают миллионы за счет крестьян и рабочих, не считаясь ни с кем и ни с чем.
