Правда ломала крылья полету мучительных фантазий.
– А я думал, что Рупперт твой молодой человек, и не понимал, почему он до сих пор не дал мне, наглецу, в морду, – потешаясь над собой, признался Йозеф.
– Что? Нет! Такие парни как Пшемко не в моём вкусе.
– А кто в твоём вкусе?
– Зачем ты спрашиваешь?
– Просто, интересно, – опустив взгляд, ответил Йозеф.
– На самом деле, я сама не знаю, или просто пока не понимаю. Мне человек либо нравиться, либо нет.
– И как ты решаешь, что человек нравиться? – в ответ Катажина пожала плечами.
– Сейчас это стали называть химией. Раньше чувствами, любовью с первого взгляда, неважно какими словами сказать, суть та же.
– Химией? Ты серьезно?
– Вполне! Я как-то читала статью в журнале, что за все наши чувства, в конечном счете, отвечает мозг и химия.
– Не знал, что ты увлекаешься наукой, – серьезно сказал Йозеф, но Катажина рассмеялась.
– Это была всего одна статья, а журнал попал ко мне случайно!
– Случайно ли?
– А ты мне сразу понравился.
– Ммм, – ответил Йозеф не показывая того взрыва, что только что случился внутри. Его глаза забегали. Он хотел сказать ей: «Да, ты тоже мне сразу же безумно понравилась, с первого взгляда, да я просто влюбился в тебя!», но стеной перед ним выстроились слова Киппа. По его теории, Йозеф должен был казаться равнодушным, иногда лишь подкармливая интерес девушки к себе вниманием, но не перебарщивать, тогда она станет его. Йозеф посмотрел на Катажину. Вместо бессмысленного мычания в ответ, она ждала чего-то большего.
– Да, ты мне тоже, – сотой долей процента от того, что хотел сказать, ответил он. Девушка улыбнулась, довольствуясь и этим. Она подсела ближе, совсем осмелев, может от его слов, а может от пузырьков шампанского, так быстро всасывающихся в кровь. Йозеф взял девушку за руку. Её дыхание обжигало лицо. Йозеф начал сомневаться в словах Киппа. «Может, всё-таки стоит испытать себя самого, чем верить чужим советам, людям, прожившим свою, а не твою жизнь?»
Пока Йозеф думал, Катажина недовольно сощурилась. Он всё понял. Сейчас могло случиться то, о чем утром боялся и помыслить. Йозеф крепче сжал её руку и сделал движение навстречу. Сократив расстояния между собой до пары сантиметров, чуть не ударившись лбами, они замерли на мгновение, смотря друг другу в глаза. Поток, не уместившийся и в тысячу слов, за секунду пронесся из одних в глаз в другие. Химия, как сказала бы Кейт, ударила в головы, и больше ни секунды не томя, они поддались желанию.
– Это твой первый поцелуй? – спросила Кейт спустя время.
– Да. А у тебя?
Она улыбнулась и уклончиво ответила:
– Я старше тебя.
– На сколько?
– Разве это важно?
– Нет.
– Вот именно. И не волнуйся, всего на чуть-чуть.
Они ушли, под руку, как какая-то парочка, забыв погасить свет. И хотя в ближайшие недели, танцев могло не быть, (Вигг уезжал, запретив собираться без него), это ничуть не расстраивало Йозефа и Кейт. Они пообещали друг другу обязательно встретиться вне этого подвала. И напрочь отказавшись от того, что бы Йозеф проводил её до порога дома, Кейт умчалась в темноту на развилке улиц, напоследок одарив поцелуем, но уже не столь волнительным как тот, первый. Йозеф убедился, что Кейт растворилась в ночи и, до конца не веря в произошедшее сегодня, пошел домой.
6.
Вилланд стоял у двери, но не решался постучать. Много лет он не был в этой квартире, но здесь жил тот единственный человек, которому можно доверить страшную тайну и спросить совета. И, несмотря на прошедшие годы, он был в нём уверен. Ладони вспотели от волнения. Генрих, Отто и другие сослуживцы, называющие себя его друзьями, всегда дурно отзывались о докторе и не упускали момента подчеркнуть, что с ним водиться не стоит. Долгое время Вилланд так и делал, пока не понял, что полностью откровенным может быть только с ним, несмотря на разногласия взглядов и долгую разлуку – он был его единственным настоящим другом.
Вилланд постучал в дверь. Быстрые шаги поспешили к входу и дверь приоткрылась. Из щели на него смотрела юная девушка и молча, вопрошала о госте.
– Роза! – догадался он.
– Здравствуйте…
– Кто там, Роза? – послышался женский голос, и тяжелая рука отодвинула в сторону девчонку.
– Майя! Здравствуй!– Вилланд заулыбался, ощутив себя точно в далеком прошлом, в кризисные послевоенные годы. Только теперь, все были старше, а Майя к тому же и толще. Теперь она мало напоминало ту соблазнительную красотку, с которой Йохан на зависть остальным водил под руку всегда и везде. Вилланд взглянул, на Розу. Красота передалась ей по наследству, когда сама мать стала её лишаться: ведь ничто не уходит бесследно.
– Давно тебя не видно, Вилл, – сказала она недружелюбно.
– Замотался совсем. Может, впустишь меня?
– А надо?
– Очень. Я хочу поговорить с Йоханом.
– А может он не хочет говорить с тобой.
– Кто там, Майя? Впусти! – послышался ослабший голос , но Вилл узнал бы его из сотен.
– Йохан! – крикнул он с порога, но массивная женщина преграждала путь.
– Что тебе муж сказал? Ну же! – улыбнувшись, сказал Вилланд, и Майя, нехотя отошла в сторону.
В квартире за все годы казалось, ничего не изменилось, и Вилл еще больше ощутил себя в тех далеких годах, когда провал между ним и Йоханом только начинал разверзаться, будучи лишь небольшой трещиной.
– Йохан! Старый проказник, где ты?
– Он в спальне, – строго ответила Майя.
– Эй! А раньше ты уже в четыре утра был на ногах! Хватит валяться! – Вилл зашел в спальню, и подавился собственными словами.
– А просыпаюсь я так же в четыре. Только не встаю, – сказал Йохан с той же светлой улыбкой, – Здравствуй, друг.
– Что, черт возьми, произошло?
– Если ты про это, – он кивнул на инвалидную коляску, грозно стоявшую в углу, – про это тебе должно быть известно.
– Я не понимаю!
– Искренне на это надеюсь. Несколько недель назад, меня сбила машина, и я не думаю что это случайность. В салоне сидело двое в нацисткой форме, очень похожие на твоих друзей.
– Генрих и Отто?! – вскрикнул Вилл.
– Наверное. Сбив меня, водитель дал задний ход и проехался по моим ногам еще раз.
– Я… понятия не имею, зачем им это! Я разберусь с ними! Обещаю!
– Не стоит, друг мой! Они зря старались, мне всё равно осталось не так много.
– Что?
– Кости то срослись бы, но боюсь, не успеют. Вот так ирония, я врач, но ничем не могу себе помочь!
– Да говори уже, что с тобой! – потеряв самообладание, Вилл
