посылали самого дань собирать в уплату. Затем перестали. Потому что обирали эти ростовщики ханских данников почище дорожных разбойников.
– Осуждаешь, значит?
Касриэль уловил в словах Злата насмешку и обиделся:
– Хочешь сказать: «Сам этим поганым делом занимаешься»? Только ничего плохого в ссудном деле нет. Дурные люди делают его поганым. Чем лучше ростовщика пекарь, который на голоде наживается? С умирающих людей три шкуры дерет? Хлебопек – почтенное ремесло? Так же и в нашем деле. Я, например, вообще дела веду по мусульманскому праву. Спросишь: как это так? Вроде по исламу взимание процента строго запрещается? Зато можно входить в дело в качестве партнера и получать долю прибыли. Поэтому и не лез я никогда во все эти княжеские дела. Хоть и навар там солидный.
– Вот я и думаю: каким боком ты сейчас сюда оказался замешан? Почему этот Авахав именно к тебе пришел, хотя прекрасно знал, что дело это можно прокрутить с другими людьми?
– Любишь ты во всем подвох искать… – озадачился Касриэль. Поразмыслил и добавил: – Молодец.
– Ты лучше вот что скажи, – продолжал между тем наиб, – сейчас грызня идет у генуэзцев с венецианцами. Твой Авахав на чьей стороне?
– Сурожане стараются особняком держаться. Генуэзцы с венецианцами морскую торговлю делят, а они больше по караванным тропам дела ведут. Хоть и держат крепкую связь с Трапезундом и Константинополем. Там же много греков живет и тех же армян. Армяне исстари в Персии большими делами ворочали. Только на этот раз Авахав с Алибеком приехал. Эмиром из рода киятов. Кияты давно с генуэзцами повязаны.
– А венецианцы сейчас норовят сюда влезть через покровительство Тайдулы. Чей отец – эмир над кунгратами. Вот и подумай: не потому ли его нукеры прискакали по твою душу?
Касриэль подождал, когда дворцовая стража будет возвращаться от заставы обратно в город, и пристроился к ней. Путь неблизкий, ночь, туман, зачем искушать недобрых людей? Туртас условился с хозяином о комнате, уплатив сразу за месяц вперед. Выбрал ту самую, откуда исчез таинственный постоялец, благо там уже натопили лежанку. Туда отнесли несколько овчин, пару войлочных ковров и лампу. Злат с Илгизаром облюбовали лавки поближе к очагу.
Когда уже улеглись, вошла, позвякивая подвесками на хвостах, Юксудыр. Злат сразу вспомнил, как девушка бесшумно, словно тень, двигалась в темноте. Тогда она подвески сняла. Ему снова стало не по себе.
– Илгизар! Спроси ее по-своему: она песни петь умеет? Знает какую про путника, который устал скитаться в чужом краю? Пусть споет, коль не в тягость.
– Ты знал моего отца? – вдруг спросила Юксудыр, даже не дав юноше открыть рот. Спросила по-кипчакски. Чисто сказала, без малейшего выговора.
«Вот змея!» – беззлобно усмехнулся про себя Злат.
– Видел несколько раз издали. Он большой вельможа был, а я простой писец. И матушку помню. На празднике видел как-то раз. А вот тебя не видал! – засмеялся он. – Туртас – другое дело. Он при хане состоял. Большим человеком был. С пером на шапке и золотым поясом.
Юксудыр присела возле очага, помешала кочергой угли. Потом запела негромким, но сильным и красивым голосом. Запела по-кипчакски. Старую печальную песню. Только не про путника. Про молодого воина, который умирает, раненный в чистом поле. Смотрит в синее небо, где кружит ворон, и просит передать последний привет молодой жене, которая теперь осталась вдовой.
– Даже не знаю, как отблагодарить тебя… – вздохнул Злат, когда девушка замолчала. – Илгизар! Дай-ка сюда птичку эту, что ты в печке нашел. Вот, возьми. Красивая безделушка. Девице в самый раз. – Наиб подбросил на ладони огниво, хищно блеснувшее в лучах пламени. – Туртас говорит, что это тоже ворон. Вестник, как в твоей песне.
– Он и есть вестник, – отозвалась Юксудыр. – Я уже видела такого. Тоже на огниве. – Говорила она чисто, но медленно, подбирая слова. Как люди, которые долго не пользовались родным языком. – Такой был у моей матери.
– Получается, он принес тебе какую-то весть.
– Так и должно было случиться. Священный ворон всегда прилетает к святилищу у старых дубов, на которые нисходит сила его хозяина.
– Ты про те три дуба, что стоят за оградой? – Девушка кивнула. – Тебе рассказал про них тот человек, с которым ты приехала? Знаешь, а ведь это он познакомил нас с Илгизаром. Пусть и хотел этого меньше всего. Меня послали расследовать убийство чужеземца, а в писцы дали ученика из здешнего медресе.
– Кто его убил?
– Судьба. Его убили по ошибке вместо другого человека, в чью одежду он переоделся.
– Я слышала, как он договаривался об этом с женщиной, которая к нему приходила. Они разговаривали по-кипчакски, а он не догадывался, что я понимаю этот язык.
– Эту женщину тоже убили. Примерять чужую личину порой очень опасно. Куда опаснее, чем скрывать свою. Интересно, откуда приехал этот человек в ваши леса?
– Не знаю. В лесу он все время общался только с моей наставницей, а потом она велела мне ехать с ним. Сказала, что он отвезет меня к моей семье. В дороге мы почти не разговаривали. Он был молчалив и мрачен. Все время думал. Здесь его редко навещали. Обычно он сам куда-то уходил. Я спросила его, когда мы будем искать моих родных. Он ответил, что их не нужно искать. Их нужно дождаться. Они осенью должны вернуться из степи.
– Он хорошо говорил по-вашему?
– Немного медленно. Моя наставница принимала его как своего. Когда мы подплывали к Сараю, он показал мне на эти три дуба. Их видно издалека. Потом сказал: «Это святилище бога войны».
– Не назвал имя бога?
– Когда он пропал, я осмотрела его вещи. Там была волчья шкура. Это оборотень. Человек-волк.
– У меня дома тоже валяется волчья шкура. Если моль еще не сожрала. Однако, уверяю тебя, я не оборотень.
– У него еще были грибы в коробочке. Это непростые грибы. Их едят оборотни, чтобы превращаться в волков.
– Уже и не знаю, кого теперь звать: Бахрама или Туртаса. Старик хотя бы честно сказки называет сказками.
Юксудыр даже не улыбнулась:
– Это не сказки. Я сама не раз пробовала эти грибы.
– У нас, в лесах, об этом все знают, – поддержал девушку Илгизар. – Эти грибы колдуны едят, чтобы общаться с духами. Только, если не умеючи, можно уйти к духам насовсем.
– Вот поди же. А на шее крест. Вещи тот человек забрал, что тебя сюда привел? Потом его Сарабай видел вместе с тем, кто привел этого постояльца. Птичка эта тоже этих оборотней? – Наиб недоуменно покачал головой. – Ходили в миссию к франкам,
