Но вот секретарь открыл дверь и, пропустив лаза вперед, представил его мне.
Я вышел из-за письменного стола:
— Адвокат, князь Хурцидзе. Прошу вас сесть. Я к вашим услугам!
Я попросил секретаря оставить нас и вернулся к своему столу.
Арзнев Мускиа сел в кресло, пристально на меня взглянул и, опустив голову, как будто погрузился в себя. Это меня не удивило — деловые люди перед беседой с адвокатом иной раз долго собираются с мыслями, однако молчание моего нового клиента тянулось без конца, перешло все границы, и мне показалось, если я не прерву его, ото будет попросту невежливо.
— Господин Арзнев Мускиа! — с почтительностью обратился я к нему. — Я слушаю вас внимательно! Мы соотечественники, и я считаю себя обязанным помочь вам в вашем благородном деле.
Гость доброжелательно поглядел на меня и, мягко улыбнувшись, сказал:
— Я пришел не по тому делу, о котором вам доложили. Я пришел совсем по другому делу.
Когда человек в течение десяти минут готовится вести речь о покупке виноградников и неожиданно узнает, что виноградники тут как раз-то ни при чем, понятно, он может растеряться.
— Я слушаю вас, — с трудом выдавил я.
Гость снова задумался, в глазах его мелькнуло напряжение. Потом он метнул на меня острый взгляд, встал и прошелся вдоль моего письменного стола. На меня он не смотрел и, казалось, даже забыл о моем существовании. Он был, наверно, моего возраста. Красив. В больших и ясных голубых глазах — едва заметная печаль. Белокожий, светловолосый… На нем была чоха из верблюжьей шерсти, украшенная газырями старинной и редкой работы, и пояс с кинжалом.
Вдруг он остановился и деловито опустился в кресло.
— Господин адвокат, — тихо сказал он. — Я пришел по такому делу, за которое, наверное, никогда не брались ни вы, ни ваша контора. Об этом деле и не скажешь, что это — дело. Я попытаюсь все-таки вам объяснить. У вас есть друг в Кутаиси — Элизбар Кочакидзе. И вот этот ваш друг направил меня к вам — поговори, мол, с ним, может, он возьмется помочь тебе. Ему я все объяснил.
Арзнев Мускиа снова замолчал. Не скрою, в этом человеке было какое-то очарование, и я это почувствовал сразу, как только он вошел, а после его слов, хотя я и не узнал, что за ними скрывается, мне показалось, что на меня накинули аркан и волокут, как ясырь, чтобы продать в мамлюки на стамбульском базаре, а я и не собираюсь сопротивляться.
— Я не знаю, как называется товар, который я хочу купить, — продолжал между тем мой гость, — может быть, веселье… Дружеские встречи, игра… Любовь… Мне трудно подобрать слова. А может быть, просто светская жизнь… Вы понимаете меня?
Я был несказанно удивлен, так удивлен, что веки мои невольно задергались в нервном тике, клянусь богом! Опомнившись, я стал вдумываться в то, что он сказал, а вдумавшись, неожиданно расхохотался, — ничего себе предложение… Правда, в нем есть свой смысл, может быть, стоит открыть контору, которая будет принимать от клиентов предложения такого рода. Я сказал ему об этом.
— Ведь в самом деле, — я стал развивать его мысль, — если мы помогаем клиентам покупать различные матери-ильные ценности, почему бы не помочь им в иных случаях — купить то, что они хотят, ведь это тоже ценности. Но, должен сказать, таких предложений я никогда не получал и в ведении подобных дел не имею никакого опыта… Скажите, как вы сами представляете, что мы должны делать, чтобы осуществить ваши желания?
— Я все это обдумал, — ответил он. — Выслушайте меня, и если мой вариант вам будет по душе, — хорошо, а если — нет, и вы найдете лучший, я не буду спорить.
Он продолжал более уверенно:
— Элизбар Кочакидзе знает, я хочу купить то, что вы сами для себя покупаете каждый божий день. И потому направил меня к вам. Но у меня есть одно условие — деньги вы должны получить вперед. Потому что ведь никто не знает, во что может вылиться моя покупка. Но путь к ней я вижу один: куда бы вы ни шли — вы должны брать меня с собой, с кем бы ни встречались — мы должны быть вместе. Если мы сойдемся, сблизимся и станем друзьями, то будем вести себя так, чтобы обоим это приносило радость и удовольствие. Я надеюсь, что вам не придется краснеть за меня, но, если и случится какая-нибудь неловкость, что ж делать, раз вы взялись за такое дело… В деле всякое бывает… Но я хочу, чтобы вы ответили мне прямо — может быть, у вас нет времени, а может быть, я вам не по душе — тогда найдите мне достойного человека и поручите ему выполнить мою странную просьбу.
Признаюсь, Арзнев Мускиа вызывал во мне столь острое чувство притяжения и столь живое чувство любопытства, какие редко мог кто-либо вызвать при первом знакомстве. Я слушал его с мало понятной, невнятной радостью. И предложение его показалось мне удивительно заманчивым. Настолько заманчивым, что я готов был тут же дать на него согласие, но, как известно, наша профессия не терпит необдуманных, скоропалительных решений, и потому, немного придя в себя, я стал взвешивать его слова.
Воцарилось молчание. Арзнев Мускиа терпеливо ждал моего ответа. Вошел секретарь, доложил — пожаловали, мол, клиенты, те, что с земельной тяжбой.
— Не скрою, — сказал я, обращаясь к моему новому клиенту. — И вы сами и ваш необычный заказ увлекают мое воображение, но на нашем пути есть сложности, и вы должны понять, в чем они заключаются. Для того, чтобы расходы ваши себя оправдали, для того, чтобы результаты их принесли вам удовлетворение, нужно, чтобы мы понравились друг другу, нужно, чтобы наши встречи приносили нам радость. Понимаете? Люди веселятся с друзьями… Как бы это сказать… Одним словом, с приятными им людьми. В противном случае развлечения приносят одну только тяжесть и становятся непосильным насильственным грузом. Однако мне вы уже симпатичны, но я не знаю, сможете ли вы ответить мне тем же, доставит ли вам удовольствие мое общество? Это прежде всего. Теперь о другом: как бы там ни было, я в первую очередь грузин, а потом уже адвокат. И я плохо себе представляю, как это мы будем развлекаться вдвоем, а расходы будете нести вы один, мой гость?
— Расходы будете нести вы, сударь мой, — ответил он горячо. — Забудьте, что деньги мои, и тратьте их, как вам будет угодно… Хочу вам сказать, вы тоже мне нравитесь, я говорю правду, и постараюсь быть вам хорошим другом. Мне кажется, вместе мы сможем хорошо провести время.
И после секундной паузы:
— Только одно условие: наш контракт должен остаться тайной для всех. Это непременно. Меня должны считать приехавшим к вам в гости другом. Но когда я стану своим среди людей, в круг которых вы меня введете, я, может быть, не буду после этого держаться за вас, если вы сами не захотите быть со мной или у вас появится новое дело. Конечно, я не хотел бы потратить на все это слишком много времени, хотя трудно понять, сколько времени на это уйдет… Теперь я пойду, — сказал он, вставая. — Я знаю, вы не можете мне ответить, не обдумав мои слова, да и сам я не хотел бы получить поспешное согласие или поспешный отказ.
Арзнев Мускиа поправил свой пояс и кинжал.
— Когда можно видеть вас снова, князь? — спросил он.
Я улыбнулся, в душе я уже был согласен. У меня не было даже малейшего желания отказать ему. Еле сдержавшись, чтобы не сказать ему об этом, я ответил:
— Завтра, Арзнев-батоно. Часа в четыре.
— У меня еще одна просьба. Если вы примете мое предложение, вам придется оформить все это документально. Мне документ этот ни к чему, но вам он может пригодиться. Кто знает, что произойдет в той жизни, какую мы будем вести вместе: ссора, случайный выстрел или еще что-нибудь, не знаю, но перед законом мы должны быть клиентом и поставщиком. Я человек спокойный, не скандалист. Не думаю, чтобы нас ждала какая-нибудь неприятность, но все же знайте: что бы ни случилось, я один беру на себя все перед людьми, законом и богом. Это мое слово! Всего хорошего, батоно Ираклий! До завтра.
Мы расстались дружески.
К этой истории я пытался подойти с профессиональной точки зрения, но у меня ничего не получалось, так как я никак не мог посчитать только что ушедшего человека простым клиентом. Какой же он клиент… Я думал так, думал этак, но мысли крутились в одном направлении: пришел такой же человек, как ты, к тому же обаятельный, обходительный и интересный. Он хочет прожигать жизнь в Тифлисе — в столице своей разорванной на части родины, ему интересно повидать свет, узнать людей. Он искал то, что я имел всегда, как же позволить ему платить за это, ведь наша совместная жизнь не могла внести существенных изменений в мой бюджет, я был человеком беззаботным и расходами не тяготился. Тревожил меня еще этот документ. Ясно, что Арзневу Мускиа он нужен для моей безопасности, но я привык жить беспечно и не желал страховать документами свое благополучие. Да и что, вообще, могло у нас произойти при моем весе в обществе, влиянии, многочисленности знакомых и друзей? Какая неприятность могла нам грозить? В каких сетях могли мы быть запутаны?
