Сорокатысячным полчищам Коджамедина князь Владимир Серпуховский мог противопоставить лишь пятитысячную конницу и тысяч двенадцать пеших ополченцев. По его наказу поперек поля, что примыкало к восточной окраине Волока, выкопали ров. Серпуховский рассчитывал на то, что ордынцы, которые до сих пор, нигде не встречая отпора, захватывали города один за другим, попадут в ловушку. Так оно и случилось… Передние ряды астраханцев оказались во рву вместе с лошадьми, скакавшие следом повылетали из седел. Остальные стали поворачивать коней, но сзади их теснили ногаи, и вскоре астраханская орда превратилась в огромное скопище, кружившееся на одном месте…
Конные дружины русских князей и пешее ополчение, затаившиеся с обеих сторон поля за кустами и деревьями, яростно ударили в стык между Астраханской и Ногайской ордами. Им сразу удалось отсечь передовой тумен от главных сил Коджамедина и прижать его ко рву. Полки удельных князей Пожарского и Палицкого успешно отбивали все попытки врагов прорваться на помощь. Поначалу астраханцы, которые успели оправиться от паники, держались стойко, но когда князь Федор Моложский в единоборстве убил Хаджи Черкеса, сопротивление прекратилось. В одиночку и группами ордынцы ринулись в разные стороны.
Разгромив Астраханскую орду, князья Серпуховский и Моложский быстро перестроили свои полки и атаковали ногаев хана Койричака, теснивших рати Василия Пожарского и Давида Палицкого. Русская конница тараном врубилась в ордынские ряды, рассекла их надвое, погнала к лесу. Но битва только начиналась. Ногаи, не выдержав стремительного натиска, стали отходить, а навстречу наступавшим двинулись стоявшие до сих пор без дела шуракальцы. И сразу сказалось численное преимущество татар. Русские всадники не смогли с ходу пробиться к московской дороге и увязли в массе шуракальской конницы. По всему полю вспыхивали кровавые поединки.
Старые враги Бек Хаджи и Владимир Тарусский, едва завидев друг друга, не раздумывая понеслись навстречу. Шуракальцы и тарусцы, прекратив сражаться, настороженно и сопричастно следили за единоборством.
«Вот он, разоритель тарусской земли, убийца моего брата, тысяч людей тарусских! Настал час тебе держать ответ за все!» — думал молодой князь, устремляя вороного жеребца на шуракальца.
«Ах ты, щенок, я тебе покажу, кому ты вздумал противоборствовать! — пришпорив свою белую кобылу, понесся на тарусского князя крымский хан. — Ты ускользнул от Мюрида и Солимана, разбойничал, нападая на моих нукеров, отбивал мой ясырь! Но от меня ты не уйдешь!»
Их копья одновременно ударились в щиты — красный у тарусца и черный у шуракальца — и упали на землю, выбитые из их рук. В тот же миг всадники бросили щиты. Бек Хаджи выхватил из ножен дамасскую саблю, Владимир Тарусский длинный меч. Зазвенело оружие…
Раз за разом сходились они в смертельном поединке, но оставались невредимы. Оба сильные и ловкие, они даже не заметили, что воины, которые стояли вокруг них, наблюдая за схваткой, уже снова начали сражаться друг с другом.
Тем временем в тылу шуракальцев оглану Коджамедину удалось собрать и выстроить в боевой порядок несколько тысяч ногайских татар. По сигналу дудок и бубнов шуракальцы отхлынули в стороны. Беку Хаджи и Владимиру Тарусскому так и не судилось закончить свое единоборство: пришедшие в движение всадники вокруг них разделили врагов, и они потеряли из виду друг друга.
Ногаи ударили на ринувшихся за шуракальцами русских ратников и, смяв их, вырвались в поле. Не выдержав яростной атаки татар, княжеские дружины и ополчение начали отходить ко рву. Князь Серпуховский без плаща-епанчи, брошенного на поле битвы, в расколотом шлеме призывал своих воинов держаться, стоять насмерть, но силы были неравны, русские отступали.
Едва на дороге показались первые ряды врагов, дозорные по наказу Федора соскочили с коней, уложили их на землю, а сами укрылись в кустах. На глазах у разведчиков развернулась ожесточенная сеча. Сражение началось в сотне саженей от того места, где затаились тарусцы, но постепенно оно все ближе смещалось к ним. Посоветовавшись с Васильком, Федор подозвал к себе трех дозорных и приказал:
— Скачите навстречу станице! Скажете Гордею, что сеча началась, пока все идет хорошо. Пущай борзо ведет ратников к месту, где дорога выходит в поле. Но в битву пока не вступает, а ждет знака от меня. Поняли?.. Ну, гоните с Богом!
Разведчики вскочили в седла и скрылись в чаще. С Федором остались Василько, Клепа и Сенька. Ведя коней в поводу, они быстро зашагали в глубь леса. Обогнув поле битвы, дозорные вскоре оказались у московской дороги. Василько с лошадьми укрылся в зарослях орешника. Федор, Клепа и Сенька ползком пробрались поближе. По знаку старшого отрок вскарабкался на высокую сосну. Оттуда было хорошо видно поле битвы, и Сенька то и дело сообщал, что там происходит…
Поначалу русские рати теснили ордынцев, и те отступали к лесу. Отрок, стараясь перекричать шум лютой сечи, радостно вещал об этом стоявшим внизу Федору и Клепе. Но вот он увидел, как в тылу сражавшихся татар стали выстраиваться новые полчища. Командовал ими ордынец в долгополом кафтане и огромной чалме. Он носился по полю на низкорослом жеребце, неуклюже размахивая длинными руками, хлестал плеткой тысячников и сотников…
И вот уже эти татары с ревом ринулись в атаку, под их напором русские ратники стали отходить.
— Беда! Наши отступают! — завопил парнишка.
«Ну, пришел и наш час, хоть бы Гордей со станичниками успел подойти!..» — подумал Федор.
— Ордынцы сюды идут, сей час появятся! — неожиданно послышался заполошный голос Сеньки.
— Слезай мигом! — приказал Федор.
В просветах между деревьями замелькали фигуры врагов. Они еще не видели Клепу и Федора, которых скрывали кусты, но заметили спускавшегося с дерева Сеньку. Пеших ордынцев было человек двадцать, на всех окровавленные повязки — это были нукеры, покинувшие поле битвы во время атаки княжеской конницы. Кто с саблями в руках, кто с кинжалами, они подбежали к дереву в тот же миг, когда Сенька коснулся ногами земли. Но тут же навстречу им выступили из-за кустов Федор и Клепа с обнаженными мечами.
— Сенька, беги! — закричал Федор. — Скажешь Гордею: час пришел!..
Отрок зайцем вскочил в кусты, метнулся к одному дереву, к другому…
Несколько татар бросились за ним, но догнать быстроногого, юркого Сеньку никак им не удавалось. Тогда один из преследователей сорвал с плеча лук, выхватил из колчана последнюю стрелу и, не целясь, выстрелил, но промахнулся.
Федор и Клепа, отходя в глубь леса, яростно отбивались от врагов. Ордынцы шли следом. Но вот группа их обошла станичников и напала сзади. Блеснули сабли. Клепа тяжело рухнул наземь, Федора ранили, но он удержался на ногах. Развернувшись, зарубил одного, ринулся на следующего. Из рассеченного лба кровь заливала глаза. Он стоял, прислонясь к дереву, с мечом в руке. Ордынцы подступали все ближе…
«Вот и конец! — с горечью подумал Федор. — Не видать мне боле родных и земли отчей!» Он упал. На него волчьей стаей накинулись враги, топтали ногами, рубили саблями, долго терзали уже бездыханное тело.
Еще издали к лесовикам стали доноситься звуки лютой битвы. Поначалу это был приглушенный расстоянием гул, который то нарастал, то уменьшался. С каждым шагом он становился все явственней и громче, пока уже не начали различаться крики, топот, ржание коней, звон оружия.
Со слов дозорных Гордей сразу определил, куда вести свою лесную рать. Двигаясь во главе конников, он нетерпеливо вглядывался в зеленую глухомань: когда же наконец появятся остальные разведчики?.. Предупреждение не ввязываться в сечу, пока Федор или Василько не даст знать, поколебало намерение Гордея сразу атаковать врагов всеми своими ратниками. Погруженный в раздумье, он весь путь ехал молча. В последнее время атаман привык к победам над ордынскими чамбулами, сторожащими полон. Но к предстоящему сражению у Волока Ламского, где собрались многочисленные вражеские полчища, в душе он не был готов. Его тревожила мысль: сумеют ли тарусские и других земель крестьяне под его началом противостоять лихим и умелым ордынским всадникам?
Отъехав в сторону, Гордей остановил коня; испытующе, пристально всматривался в проходившее воинство. И чем дольше стоял он, глядя на эту плохо вооруженную, разношерстную рать, тем больше убеждался в справедливости предостережения Федора. Вряд ли лесовики помогут полкам князя Серпуховского, они будут тут же разгромлены, если их бросить против ордынской конницы. И потому атаман со все большим беспокойством и волнением ожидал вестей от Федора и других дозорных.
Оставшись один, Василько затаился под старой березой, к которой были привязаны лошади. В ста саженях отсюда гремела битва, а рядом, посвистывая, порхала стайка синичек, переносились с ветки на ветку длиннохвостые рыжие белки.
