сокровищем и спасет сеида. Только у Симбы Мвене есть волшебное кольцо, только ему известно заклинание, которое отопрет тяжелую медную дверь.
Симба Мвене рассмеялся.
— Помните историю, которую нам в пути рассказывал Ниундо? Джинн украл красивую юную принцессу из дворца в самый день ее свадьбы… Помните? Спрятал ее в подземелье в лесу, наполнил его золотом, драгоценностями, всякой вкусной едой и роскошью. Раз в десять дней джинн наведывался к принцессе и проводил с ней ночь, а потом отправлялся по своим джинньим делам. Так принцесса и жила в лесу. Однажды дровосек споткнулся о ручку двери-люка над тем подземельем. Он открыл люк, спустился по лестнице и внизу обнаружил принцессу. Тут же он влюбился в нее, а принцесса влюбилась в него и рассказала ему про свое многолетнее заключение. Дровосек увидел, в какой роскоши она живет, она показала ему прекрасную вазу, которую ей следовало потереть, если требовалось неотложно вызвать джинна. Проведя с принцессой четыре дня и четыре ночи, дровосек попытался уговорить ее бежать с ним, но принцесса засмеялась и сказала: невозможно убежать от джинна, который похитил ее из дворца, когда ей было десять лет, и найдет ее, куда бы она ни пошла. Дровосек лишился ума от любви и ревности и в гневе схватил ту вазу и швырнул ее об стену.
В то же мгновение перед ними предстал джинн, обнаженная сабля сверкала в его руке. Дровосек кинулся к лестнице и успел сбежать, но в растерянности бросил сандалии и топор. Теперь джинн знал, что его принцесса тайком принимала у себя другого, — одним ударом он снес ей голову.
— А дровосек? — поспешно спросил Халил. — Что сталось с дровосеком? Продолжай!
— Джинн легко его отыскал по сандалиям и топору: показывал их жителям соседнего города и говорил, будто ищет друга, его и привели к дому дровосека. И знаешь, что он с ним сделал? Отвел на вершину огромной голой горы и там превратил в обезьяну! — Симба Мвене смаковал каждое слово.
— Почему же дровосек не мог посещать принцессу в те девять дней, когда джинна там не было? Можешь мне это объяснить?
— Потому что такова была его судьба, — уверенно ответил Халил.
— Значит, у дяди Азиза есть потайной погреб в магазине Хамида… — заговорил Юсуф, стремясь вновь вернуться к прежней теме — хранившейся у Хамида контрабанде. По лицу Халила скользнуло удивление:
«Он тебе не дядя». Юсуф пытался выдавить из себя «сеид», но не сумел.
— Так что же это за особо ценный товар?
— Випуса, — шепнул Симба Мвене. Рога носорогов. — Но если проболтаешься, всем нам придется плохо. Правительство мдачи запретило торговать випусой, захапало всю прибыль себе. Вот почему цена взлетела, а наш бвана сидит тихо и ждет момента, чтобы продать свой товар индийцам. Назад домой мы випусу не понесем. Моя работа — провести людей через горы до границы, джу ква джу [62], свести их с неким индийцем под Момбасой. У нашего бваны много других дел, так что это он доверит мне.
Свою речь Симба Мвене произнес с большой важностью, как обладатель великого секрета, по очереди оглядывая собеседников: какое впечатление производят его слова. Халил изобразил почтительное изумление, и Юсуф догадался, что он попросту издевается над Симбой Мвене.
— Сеид умеет выбрать для такого дела храбреца, настоящего льва, — произнес Халил.
— Дорога опасная, — улыбнулся Симба Мвене, приняв насмешку за чистую монету. — Особенно вдоль границы. Тем более сейчас, когда поговаривают о войне между англичанами и немцами.
— Почему випуса так дорого стоит? — поинтересовался Юсуф. — Зачем она нужна?
Симба Мвене призадумался на миг, но так и не нашелся с ответом.
— Понятия не имею, — признал он. — Наверное, это лекарство. Кто знает, что творится в большом мире? Мне известно лишь, что индиец покупает этот товар, и плевать, куда он его себе засунет. Съесть не съест, а значит, это, наверное, лекарственное средство.
После того как Симба Мвене ушел, вернулся на склад, где расположился после отбытия Мохаммеда Абдаллы, Халил заметил:
— Теперь сеид обратится ко всем, кто ему должен, потребует вернуть долги. У него всегда имеется что-то про запас. Так он ведет дела. Даже если кажется, что он разорился, он едет туда, едет сюда, и вскоре все налаживается. Может, и к твоему Ба заедет. Они все уладят, и ты больше не будешь рехани. Твой Ба заплатит свои долги, сеид — свои, и ты будешь свободен. Что будешь делать тогда? Вернешься жить на гору, как тот отшельник с Занзибара? Но такое едва ли случится. Твой Ба, наверное, совсем обнищал, как мой марехему Ба, он не сможет выплатить долг ни в этом мире, ни в грядущем. Стало быть, участь отшельника на горе не для тебя… Но сеид и не станет обращаться к твоему отцу, я так думаю. Он тебя любит. Взять хотя бы этого Симбу с его ужимками, его болтовней! Его посылают на опасное дело. Потому что сеиду плевать, если даже с ним и случится беда… а то бы он тебя послал.
— Или тебя, — Юсуф постарался выразить Халилу свою преданность.
Халил улыбнулся и покачал головой — печально, как бы сокрушаясь о наивности собеседника.
— Госпожа, — напомнил он. — Как с ней говорить, не зная арабского? И разве я оставлю магазин на тебя, чтобы ты все тут испортил… Если сеид не сможет выплатить долги, магазин окажется для него единственным источником существования. Для тебя он подберет что-то другое. Он тебя любит.
Юсуфа пробрала дрожь.
— И все-таки он тебе не дядя, — закончил Халил и попытался стукнуть «братца» по затылку, но Юсуф с легкостью парировал удар.
Накануне отбытия вглубь материка дядя Азиз пригласил их к ужину. В назначенный час, сразу после закатной молитвы, Халил повел Симбу Мвене и Юсуфа в сад. Сумрак, торжественная тишина, смягченная негромким шорохом воды. Воздух наполнялся благоуханием, которое пробуждало чувства, словно музыка. В дальнем конце сада на столбах висели фонари, подсвечивавшие террасу, обрисовывавшие в густой тьме золотой грот. Отблески превращали воду в каналах в тусклый расплавленный металл. На террасе были расстелены ковры, от них поднимались испарения амбры и сандалового дерева.
Как только они сели, во дворе появился купец, одетый в тончайший хлопок, который струился и играл складками на каждом шагу. Куфи его была расшита золотым шелком. Все поднялись и приветствовали хозяина, а тот с улыбкой махнул рукой, приглашая садиться, и сам сел. Перед Юсуфом вновь предстал сеид — тот человек, кто так запросто увез его из дома, от родителей, кто с таким же улыбчивым спокойствием прошел по суровым землям до самых озер.
