Предчувствия не обманули Уму. Восстание началось во внутренней части округа Таравади, где были убиты представитель тиковой компании и два деревенских старосты, на следующий день мятежники атаковали железнодорожную станцию. В погоню за повстанцами послали роту индийцев. Но неожиданно мятежники оказались везде: в Инсейне, Ямтине и Пьяпоне. Они появлялись из леса словно тени с таинственным рисунком на телах. Они дрались как одержимые, бросаясь голыми телами под огонь из винтовок, нападая на аэропланы с помощью катапульт и копий. Тысячи крестьян присягнули на верность будущему королю. Колониальные власти дали отпор, послав в подкрепление индийские войска, чтобы вырвать мятеж с корнем. Войска заняли деревни, сотни бирманцев были убиты, а тысячи ранены.
Для Умы восстание и его подавление стало кульминацией месячного кошмара: словно она собственными глазами лицезрела осуществление своих самых ужасных страхов, индийских солдат снова использовали для укрепления империи. Никто в Индии, похоже, не знал об этих событиях, никому до них не было дела. Ей казалось необходимым, чтобы кто-нибудь взял на себя задачу рассказать об этом соотечественникам.
Голландская авиакомпания КЛМ как раз установила авиасообщение через цепочку городов от Батавии до Амстердама. Теперь между Мингаладоном, новым аэродромом Рангуна, и Дум-Думом в Калькутте летали регулярные рейсы. Поездка из Рангуна до Калькутты занимала около шести часов - просто ничто по сравнению с пароходом. Ума пребывала в таком смятении, что не могла предпринять четырехдневную поездку на пароходе, Раджкумар купил ей билет на КЛМ.
Сидя в Паккарде по пути на аэродром Мингаладон, Ума заплакала.
- Не могу поверить в то, что здесь видела - всё та же история, индийцев используют, чтобы убивать для империи, драться с людьми, которые должны быть их друзьями...
Ее прервал Раджкумар.
- Ума не говори чепуху.
- Ты о чем?
- Ума, ты можешь хоть на мгновение остановиться и спросить себя: а что случилось бы, если бы не использовали этих солдат? Ты была здесь во время беспорядков и видела, что происходит. Как ты думаешь, что бы эти повстанцы сделали с нами - со мной, с Долли, с мальчиками? Разве ты не видишь, что эти солдаты защищали не только империю, но и нас с Долли?
Гнев, который Ума сдерживала со времен Морнингсайда, выплеснулся наружу.
- Раджкумар, ты не в том положении, чтобы высказывать свое мнение. Это такие, как ты несут ответственность за эту трагедию. Ты когда-нибудь думал о последствиях, когда привозил сюда людей? То, что сделал ты и люди вроде тебя, гораздо хуже, чем худшие деяния европейцев.
Как правило Раджкумар никогда не спорил с Умой по политическим вопросам. Но теперь он тоже находился на грани и сорвался.
- У тебя всегда есть точка зрения на то, в чем ты не разбираешься, Ума. Я уже много недель слышу, как ты критикуешь всё, что попадается тебе на глаза: состояние Бирмы, отношение к женщинам, условия жизни в Индии, злодеяния империи. Но что ты лично сделала, что позволяет тебе судить? Ты что-нибудь построила? Дала хоть одному человеку работу? Улучшила чью-либо жизнь? Нет. Ты никогда ни во что не вмешиваешься, будто чувствуешь себя выше всех нас, и только критикуешь и критикуешь. Твой муж был одним из лучших людей, которых я встречал, а ты довела его до смерти своим ханжеством.
- Да как ты смеешь? - закричала Ума. - Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? Ты, жадное животное, которое стремится забрать всё, сколько бы это ни стоило. Думаешь, никто не знает о том, как ты ведешь себя с людьми, которые от тебя зависят, с женщинами и детьми, которые не могут себя защитить? Ты не лучше, чем рабовладелец и насильник, Раджкумар. Может, ты и думаешь, что тебе никогда не придется отвечать за всё, что сделал, но ты ошибаешься.
Не сказав Уме больше не единого слова, Раджкумар наклонился к У Ба Кьяу и велел ему остановить машину. Потом он вышел на дорогу и сказал Долли:
- Я сам доберусь до города. Проводи ее. Не хочу иметь с ней ничего общего.
В Мингаладоне Ума и Долли обнаружили ожидающий на взлетной полосе самолет. Это был трехмоторный Фоккер Ф-VIII с серебристым фюзеляжем и поддерживаемыми двумя распорками крыльями. Выйдя из машины, Долли очень тихо произнесла:
- Ума, ты рассердилась на Раджкумара, и я подозреваю, что знаю причину. Но не суди его слишком поспешно, ты ведь помнишь, что я тоже кое в чем виновата...
Они были уже у выхода на поле, и Ума быстро обняла Долли.
- Долли, это всё изменит, для нас с тобой?
- Нет. Конечно, нет. Я приеду повидаться с тобой в Калькутте как только смогу. Со мной всё будет в порядке, вот увидишь.
Часть четвертая Свадьба
На другой стороне Бенгальского залива, в Калькутте, брат Умы со своей семьей ожидал ее прибытия на аэродроме Дум-Дум.
Ее брат был тихим и довольно бесцветным человеком, который работал в финансовом департаменте судовладельческой компании. Его жена страдала от астмы и редко выходила из дома. Среди их детей младшей была шестилетняя Бела. Брат и сестра, близнецы, были старше на семь лет. Старшим был мальчик, Арджун, а сестру все называли Манджу, ее настоящее имя, Бриханнала, оказалось слишком трудным для ежедневного использования.
Для близнецов приезд Умы в Калькутту явился событием невиданного значения. Не только из-за того, кем она была, но частично и из-за того, что никому в семье раньше не предоставлялось случая отправиться в Дум-Дум. Первый аэроплан появился в Калькутте всего десять лет назад, в 1920, публика восторженно приветствовала Хандли-Пейдж на взлетной полосе. С тех пор в городе приземлялись также аэропланы "Империал эйрвейз" и "Эр Франс". Но первое регулярное пассажирское сообщение открыла компания КЛМ, так что недавно возникшая драма проводов и встреч завладела умами города на многие месяцы.
В день приезда Умы в доме царило такое возбуждение, что семья пошла на беспрецедентный шаг - наняла машину, новый Остин Чамми 1930 года. Но ожидания близнецов пошли прахом, когда они прибыли на аэродром Дум-Дум - там не было ничего, кроме окаймленной рисовыми полями и кокосовыми пальмами бетонной полосы. Этот способ передвижения был еще слишком новым, чтобы попасть в силки церемоний. Здесь не было ничего похожего на ту помпу, которая сопровождала поездку в доки, никаких моряков в униформе, фуражек или портовых инспекторов с лентами. Терминал представлял собой навес под жестяной крышей, а персонал состоял из сквернословящих механиков в засаленных рабочих халатах. Возникало лишь чувство, что происходит нечто необычное, вызванное присутствием сторонников Умы, которые пришли ее поприветствовать.
Зал ожидания состоял из небольшой площадки без крыши за проволочной оградой. Возбужденные поклонники Умы оттесняли испуганную семью всё дальше и дальше. Они услышали Фоккер Ф-VIII когда его еще скрывали облака. Арджун заметил его первым, когда аэроплан вырвался из облаков, коренастый серебристый силуэт блестел между двойными крыльями. Серебряный фюзеляж покачивался над пальмами по мере приближения к земле.
Пришлось долго ждать под солнцем, прежде чем Ума освободилась. Когда люди впереди стали радостно кричать, они поняли, что это Ума. А потом неожиданно появилась и она сама, одетая в очень простое белое хлопковое сари.
Для близнецов Ума была легендой, человеком, который зажигал других, посвятил свою жизнь политике вместо того, чтобы принять обычную долю вдовы-индуски. В ее присутствии они замолчали в благоговении: казалось невозможным, что их героиня выглядит такой хрупкой, с седеющими волосами и осунувшимся лицом.
На обратном пути в Ланкасуку они сидели в Остине, прижавшись друг к другу, увлеченно обмениваясь новостями. Потом Ума сделала нечто, что показалось ее родным совершенно удивительным: безо всякой причины она вдруг начала плакать. Они в ужасе уставились на то, как она рыдает, утираясь своим сари. Напуганные легендами о ней, они не могли до нее дотронуться и сидели в тишине, сгорая от тревоги, но никто не осмеливался произнести ни слова.
Когда поездка почти подошла к концу, Ума справилась с собой.
- Не знаю, что на меня нашло, - сказала она, не обращаясь ни к кому конкретно. - Последние несколько месяцев выдались трудными. У меня такое чувство, будто я нахожусь в кошмарном сне. В Рангуне как раз перед отъездом случилась ужасная ссора. Я должна попытаться забыть некоторые вещи...
***
Прошло какое-то время, прежде чем семья снова увидела Уму. Следующие несколько месяцев она посвятила всю свою энергию, чтобы рассказать индийскому обществу о восстании в Бирме. Она посылала статьи в "Калькуттское современное обозрение" и писала письма в основные газеты, прилагала все усилия, чтобы соотечественников встревожила та роль, которую индийских солдат заставили играть в подавлении восстания. Ее статьи не возымели ощутимого эффекта. Индийское общество поглотило беспокойство по поводу местных политических проблем, оно не имело времени на Бирму.
