— Это правда. Только подумайте: прокуратор получает в Британии такие доходы, что может бежать в Галлию лишь по очень серьезной причине.
Светоний кивнул:
— Да, это и в самом деле так.
— Отправиться ли мне к войскам на запад, чтобы подготовиться к битвам с Боадицеей?
— Пока нет. Я хочу разобраться, что произошло в том городе. Прокуратор написал, что в армии бриттов — сотни тысяч. Но из его документов по налогам для императора можно предположить куда меньшее число. Однако намного больше меня беспокоит, почему против нас восстало мирное и дружественное племя. Они знают, что мы их уничтожим, как подавили восстания на западе. Что-то вызвало такую ярость, что-то привело к тому, что они подняли оружие против Рима.
Фабий кивнул:
— Если мне будет позволено высказаться…
— Прошу тебя, Фабий.
— Господин, когда мы прибыли в Британию, я много спрашивал местных об условиях жизни людей, и они очень откровенно говорили о том, что их действительно злило — об увеличении налогов и особенно требовании императора вернуть одолженные Клавдием деньги из императорской казны. Это громадная сумма, и ее изъятие могло вызвать большие трудности, даже разорение многих бриттов. Вы всегда учили меня быть безжалостным в битве и милосердным в мире. И я не вижу ничего достойного в том, как мы обращаемся с завоеванными народами.
— Я мало что могу поделать с этим и вынужден просто исполнять приказы императора и Сената. Но если именно требование императора все новых и новых денег вызвало это восстание и стоило жизни столь многим римлянам, я постараюсь во всем разобраться. Я напишу Сенеке, главному императорскому советнику, и расскажу о том, что видел.
Покачав головой, Фабий спросил:
— Почему именно ему? Почему не известить самого императора или Сенат? Вы назначены ими, а не советником.
Светоний рассмеялся:
— Как мало ты знаешь о Риме, Фабий. Вот почему ты со мной… Именно потому, что ты чужд этому городу.
60 год н. э. Поход на Лондиний
Численность ее войска росла с каждым днем. По десять, пятьдесят, а то и по сто человек приходили через поля и леса каждый день. У всех были уже кинжалы, у кого-то — щиты, у некоторых — даже мечи. Копий, правда, почти ни у кого не было.
Боудика послала гонцов во все соседние деревни за мастерами по изготовлению повозок, колес, за конюхами, поварами, пекарями, кузнецами, оружейниками — всеми, кто мог помочь подготовить ее армию для встречи с римлянами. Продовольствие они брали в своей округе, забирали скот из деревень и зерно с полей. Это вызвало возмущение некоторых бриттов, но Боудика знала, что, пока остальные — под ее властью, она потом наградит всех тех, кто вольно или невольно будет ей помогать.
После битвы за Камулодун ее армия ликовала. Они одержали верх над мощью Рима, одержали неожиданную, чудесную победу. Теперь можно было позволить войску отдохнуть день-другой. Но когда праздник закончится и нужно будет выступать к Лондинию, Боудике придется объяснить своим людям положение дел.
Вместо того чтобы произносить речь перед всеми, она отправилась по лагерю. Чтобы обойти все костры, ей потребовались целых две ночи, потому что из-за большого числа пришедших к ней воинов лагерь растянулся на огромное расстояние. И всем она говорила, что, когда римляне получат весть о разрушении Камулодуна, бритты не должны недооценивать силы противника, ибо он будет быстрым и крайне безжалостным. Да, многие погибнут. Но оставшиеся в живых обретут свободу.
Она говорила, что они взяли лишь небольшой город, где были старые солдаты и простые горожане, а когда встретятся в поле с настоящей римской армией, это будет уже совсем другое дело, и важнее всего будет военная дисциплина. Она заверяла своих людей, что изучила стратегию римлян, понимает римскую тактику и знает приемы, при помощи которых они будут равны римлянам на поле боя. Говоря все это, она видела облегчение и одобрение на их лицах и молча молилась богам, чтобы все, что она обещала, стало правдой, и благодарила богов за то, что никто из ее людей не знает, что никаких особенных знаний у нее нет, а есть только то, что объяснял ей Прасутаг. Именно он поведал ей о силе и назначении римской «черепахи», о римском «клине», предназначенном для того, чтобы расколоть строй противника, о «круге», когда римляне защищают свои позиции со всех сторон, и о построении, что применяется против всадников. Разговаривая со своими соратниками, Боудика только теперь осознала, сколь велико ее уважение к Прасутагу и как сильно она зависела от него. И еще раз поняла, как она по нему тоскует.
В лагере были хмельной мед и вино, свежий хлеб и жареное мясо, и армия пировала, продолжая праздновать победу. Да, воины прислушивались к ее словам и выражали свое одобрение, но она знала, что они все равно неопытны и не подготовлены к тому, что могла противопоставить им мощь Рима. И ей становилось страшно.
Но во время своих обходов лагеря она заметила и то, что очень ее обрадовало. Мужчины и женщины из разных племен, по-разному одетые, вплоть до застежек на плащах, сидели вместе и дружески беседовали. Это проявилось уже после битвы за Камулодун. Передвигаясь и скрываясь в лесах, они еще были двумя разными частями ее армии — иценами и триновантами. Но, уходя от горевшего города, они сплотились и теперь хлопали друг друга по плечам и обнимались, теперь они ели и отдыхали вместе. Люди из разных племен, которые приходили позднее, видя их поведение, быстро смешивались со всей армией. Это было удивительно и радостно.
Уже седьмой день они шли от Камулодуна к Лондинию, когда Боудика решила, что пришло время посетить правителя королевства катувелланов, через чьи земли армия должна была пройти, чтобы разрушить римский город на берегах Тамеса. Это племя было смертельным врагом триновантов. Каратак и его брат были правителями катувелланов и великими воителями, сражавшимися против римлян, когда те только пришли на завоевание Британии. Теперь она должна была отправиться в столицу этого племени и встретиться с их правителем Кассивелланом, человеком, который взял себе имя того, кто противостоял самому Юлию Цезарю сто лет назад, когда тот впервые высадился в Британии.
Когда она и Прасутаг правили иценами, они видели с его стороны лишь враждебность. Теперь она объединилась с его врагами триновантами и потому совсем не представляла, какова будет его реакция. Ее сомнения еще более усилились после победы над Камулодуном. У Кассивеллана были тысячи воинов, и его можно было бы склонить присоединиться к восставшим, если бы они одержали более значительную победу, чем разрушение города ветеранов.
Попросив короля Мандубрака принять командование над армией на время своего отсутствия, Боудика отправилась на северо-запад. Она знала, что вести переговоры с королем Кассивелланом будет трудно, ибо было известно, что он хотел расширить свое королевство, чтобы достичь моря. Этот король получал хорошую прибыль от торговых путей, проходивших по его владениям, но понимал, что увеличит свое богатство в несколько раз, если сможет иметь в своей земле еще и порты.
Помня обо всем этом, Боудика взяла с собой свиту и теперь отгоняла мысли о возможной опасности. Объединиться с Мандубраком, даже использовав весь такт и всю дипломатию, было крайне трудно. Как добиться того же от Кассивеллана? Это казалось просто невозможным, его неприязнь к иценам всегда была открытой. Но сделать это было необходимо, потому что без союза с ним остальные властители Британии стали бы смотреть на ее выступление как на мелкий бунт и отказались присоединиться. Если ицены, тринованты и катувелланы станут единой армией, то и остальные поймут, что происходит, и тоже восстанут.
Она со своей свитой подъехала к городу, и стража немедленно открыла ворота, даже не спрашивая ее имени: здесь ожидали ее приезда. Проезжая под аркой ворот, она кивнула воинам, и те улыбнулись в ответ:
— Да пребудут с тобой боги, женщина иценов.
Она медленно углублялась в город. Сплетение улочек, мастерские, и везде — такие знакомые запахи жилья бриттов: дыма, раскаленного металла, свежего хлеба и жареного мяса. Здесь не было ни одного каменного здания или мраморной колонны, не было расписанных стен или мозаичных полов, только земля, дерево, тростник и солома.
Боудика глядела по сторонам и видела женщин и детей, которые вышли к дверям жилищ, чтобы посмотреть на высокую рыжеволосую женщину на огромном коне. Некоторые усмехались, когда она проезжала мимо, другие смотрели с любопытством. Кто-то глядел угрюмо и отчужденно, но все, казалось, уже знали ее.
Когда жив был Прасутаг, она нередко испытывала смущение, если на нее смотрело много людей, но сейчас этого не было. Все взгляды говорили, что в ней видят теперь не Боудику, а воительницу, которая захватила римский город, чего еще не смог сделать ни один бритт. С мечом и щитом, в доспехах, королева чувствовала себя уверенно и надежно.
