– …Что, мамаша? В самый полдень, в самый намаз прийти за покупками – разве так делается? Ну ладно, ради тебя… Отпущу уж…
– Неслыханное дело, господин Дарьяни! Уж скорее кот молиться станет… Когда последний раз-то ты намаз читал?..
Ага-мирза Мохаммад-Хусейн, торговец мануфактурой, попросил Карима привязать к дереву своего мула. Тот схватил животное под уздцы и, проклиная все на свете, кинулся выполнять просьбу. Потом спросил у Али:
– А что сначала – намаз читают или омовение делают? По-моему-то, нужно бы сначала прочесть, а потом умыться… Но посмотри, что творится в умывальне…
После завершения полуденного намаза предстоятель мечети поднялся на деревянный минбар. В этот миг он почему-то очень смахивал на дервиша Мустафу. Пропустил сквозь горсть свою длинную седую бороду, оправил абу и объявил:
– Уж не помню, кто первый мне эту новость сообщил… Здесь был полицейский, по имени Эззати… Тот самый, который много ошибок наделал в последнее время…
Среди присутствующих раздались перешептывания и даже возгласы:
– Да отвернется от него Аллах! Да ляжет он живым в землю, бессовестный! Чтоб его самого так унизили…
– Докладываю вам, – продолжал предстоятель, – что вчера вечером… вчера вечером он увидел плоды своих дел… Терпение народа перелилось через край… Тело его обнаружили ночью на дороге в районе Хусейн-абад…
И все вознесли молитвы. Дарьяни быстро сообразил, что к чему, и удалился из мечети в свою лавку. По дороге бормотал об Эззати по-азербайджански и добавил на фарси:
– Плохим-то парнем он не был… Да снимет Аллах с него грехи!
Муса посмотрел на Мешхеди Рахмана, словно хотел на его лице прочесть имя убийцы или еще что-то. Мешхеди Рахман качнул головой влево-вправо и посмотрел на господина Таги, а дальше все происходило как в игре «я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак». Господин Таги тоже посмотрел на Мешхеди Рахмана, и оба они кивнули. Мешхеди Рахман, господин Таги, Муса, Искандер, Али и Карим… Все посмотрели на Фаттаха. Фаттах улыбнулся и спокойно сказал:
– А мне что за дело? Я как и вы…
Эти слова Фаттаха услышал предстоятель намаза и добавил:
– Докладываю о том, что мне еще сообщили… На теле убитого было обнаружено семь ножевых ранений…
Наверняка ты начал новую главу, чтобы я обратился к делу Эззати. Поздравляю: мимо! Вечером мы вернулись домой и легли спать. Если я правильно припоминаю, то дед также ночевал дома. Да он вообще из-за в пояснице – обострившейся после инцидента с Марьям – никуда из дома не выходил. Значит, в игре «ты начальник – я дурак» выиграл именно он!
Пока что я еще ни к чему не клоню и не склоняюсь. Хотя факт семи ножевых ран, так сказать, намекает и указывает некий путь. Но вдаваться в рассуждения, действительно, не стоит…
* * *
О семи ранах известно доподлинно, это истинная правда. Конечно, никто тела не видел, но новость была ошеломляющей. Окончательно подтвердилась она не так давно, сразу после революции. Война еще не началась, это был пятьдесят восьмой или пятьдесят девятый…[68] (Тебе же не важно, по солнечному или лунному летоисчислению – смотри главу «1. Она».) Обо мне ты знаешь – я оказался тогда в том же самом дедовском доме. Там меня и находили те, у кого было ко мне дело. И вот около полудня кто-то постучался. И позвонил в дверь, и снова постучался. Я понял, что это человек молодой: это было ясно из того, как он, словно играя, пользовался дверным молотком. Вначале я подумал, что это почтальон. Может, из Франции пришло письмо от Марьям или от Махтаб? Немат, тугой на ухо, как всегда, ничего не услышал, и я сам поспешил открыть.
Юноша в рубахе, не заправленной в брюки. Борода и очки. Словом, типаж первых лет революции, да будет земля им пухом! Он очень вежливо поздоровался и отказался зайти, мне пришлось его чуть ли не силой затаскивать. Сел на диванчик в главной зале, и Немат принес ему чай. Когда я вошел, незнакомец поставил стакан на стол и почтительно встал. Наконец он перешел к делу.
– Меня зовут Хани. Я внук Фахр аль-Таджара…
Я вгляделся в него, сверяя впечатления. Хотелось сказать: не темни, парень! Золотая цепочка часов твоего деда стоит больше. чем все, что на тебе есть. Впрочем, я увидел, что он сам хочет все поскорее разъяснить.
– Да помилует Аллах ваших умерших родственников… – продолжал он. – Как говорили господин Таги и ваш Хадж-Фаттах, я внук Фахри!
…Собственно, мое поколение нашей семьи называло его деда полным именем: Фахр аль-Таджар. Для нас в силу его возраста Фахр аль-Таджар был столь же уважаем, как наш собственный дед. Я продолжал вглядываться в юношу: да, его овечьи глаза походили на глаза Фахр аль-Таджара… Он понимал, что я рассматриваю его изучающе.
– Уважаемый господин Али Фаттах! – сказал он. – Мы испытываем к вам заочную привязанность, хотя и не знакомы с вами… От матери и от деда мы много слышали о вашей семье… Несколько раз во время наездов в Иран госпожи Марьям и госпожи Махтаб, нам с матерью рпишлось их побеспокоить… Вы помните мою маму? Она ведь ровесница вашей сестры… Вы, наверное, помните, что во время кампании по срыванию хиджабов моя мама, Шахин Фахр аль-Таджар, уехала во Францию вместе с Марьям-ханум…
Он был прав. Я уже не сомневался, что это, действительно, внук Фахр аль-Таджара и сын Шахин.
– Как здоровье госпожи доктора? – спросил я.
– Благодарю вас, мать, слава Аллаху, здорова. Но цель моего визита… Я побеспокоил вас в связи с тем, что мы нашли кое-что интересное. Мои друзья работают в Генеральной прокуратуре Ирана – революционной Генпрокуратуре…
Тут до меня дошло: молодой человек – прокурор Южного округа Тегерана! Из этого скромного первого поколения революции, до чего хорошие люди были… Не то что нынешние – приходит этакий тип с блокнотом и ручкой: я, дескать, писатель… Равнодушен ко всему! Это я просто в качестве примера, он ведь тоже живет в Тегеране и работает как раз с помощью примеров…
…Хани рассказал о работе его друзей в полицейских архивах и о том интересном, что было обнаружено:
– Я кое-что слышал от матери… Моя мама передает вам привет и извиняется, что из-за болезней и возраста сама не смогла вас посетить. Но вот попросила меня отнести вам эту папку с делом: возможно, у вас появятся какие-то новые мысли …
Я взял папку, пообещав ее просмотреть. Это было дело об убийстве Эззати, которое так и не было закрыто с тех самых пор! Чернила на пожелтевшей бумаге несколько расплылись, но читать было можно:
Рапорт
Доводим до сведения вышестоящей инстанции факт обнаружения в районе Хусейн-абад мертвого тела, над которым была проведена судебно-медицинская экспертиза.
Убитый идентифицирован как Акбар Эззати, сын Хамидоллы, холост, возраст 43 года, полицейский 8-го отделения Комиссариата Хани-абад и Ганат-абад. По службе убитый характеризуется положительно, взысканий не имеет, за выполнение полицейских обязанностей, в особенности в кампании по борьбе с хиджабами, получал благодарность от начальства.
Тело было обнаружено утром в четверг, 23 дня месяца дей с.г. мальчиком-чабаном в ста шагах от шоссейной дороги. Немедленно тело было доставлено в медчасть Управления и осмотрено дежурным врачом. Вышеуказанное лицо в своем заключении констатировало: на теле обнаружены следы семи ударов ножа, что дает основание предположить, что убийца или убийцы действовали в состоянии сильной ярости. Семь ударов были нанесены как будто с закрытыми глазами. Каждый удар на участке тела, локализуемом следующим образом…
Итак, семь ударов с закрытыми глазами… Это зловещее зрелище так и стоит перед моим взором. И не будем забывать, что семь слепых именно в этом районе находились… Но, как я уже говорил, вдаваться в рассуждения действительно не стоит…
* * *
Вдруг я увидел своего отца на улице Мохтари. Он спорил с продавцом скобяных изделий. Тот стоял рядом с товарными весами и, хромой, переминался с ноги на ногу, что-то шамкая, а отец мой все больше раздражался. «Твое занятие не дает жизни твоей старухе соседке! Она должна спать по утрам, а ты гремишь железом своим с раннего утра и до ночи, это ее изводит невыносимо». Торговец скобяным товаром уступил в споре и, мне кажется, примерно через неделю снялся с места и переехал в другой квартал. А может, старушка снялась и переехала?! Это я точно не помню; мне в то время было лет семнадцать-восемнадцать. Несколько лет прошло после смерти отца. …Здесь ты, конечно, опять скажешь: каким же образом ты видел своего мертвого отца? Смехотворное дело это писательство! (смотри главу «4. Она».) Наверняка я должен говорить пустые слова, что, мол, видел я отца во сне – только тогда у читателя будет ощущение реалистичности! Но что в таком случае делать с судьбой торговца скобяным товаром и старушки? Ведь они не во сне переехали в другой район… Они еще живы-живехоньки, и все это дело имело место отнюдь не во сне, а наяву. Правда, вы не должны считать, что это дело для меня – весьма обычное, происходящее каждодневно… Нет! Я сам невероятно изумился, увидев отца… Вначале я подумал, что виной простое сходство, но затем отец сам подошел ко мне и обнял меня. Сильно… То есть это был не дух, не привидение… Это был сам отец. Он сказал:
