На некоторых участках строительства пятидесятиметрового туннеля пришлось пробивать скалу, разрушая ее с помощью ударов камнедробильного молота и долота. Когда теперь он созерцал все это при свете факела, в нем росло чувство уверенности, возникшее сразу же, как только он открыл люк колодца и вошел в длинный проход, ведший к дому Лусинды, как будто по мере приближения к ней мир начинал обретать более внушительную плотность.
В течение всего времени, пока велись работы, Ибаньес зачастую отказывался спускаться, чтобы самому проверить ход работ. Он полностью возложил всю ответственность по сооружению туннеля на людей из Оскоса. Но было в этом и нечто еще. Он отказывался спускаться под воздействием некоего странного зуда, который он не отваживался подвергнуть анализу, стараясь и вовсе не размышлять о нем, будто не желая признавать за ним большую важность, чем на самом деле, а была она немалой, судя хотя бы по тому, какое значение он сам придавал этому.
Он отказывался спускаться в простодушном стремлении отрицать очевидность. Ту очевидность, что застигла его врасплох сейчас, когда он спустился по вбитым в стены железным скобам и открыл люк; она заставила его подумать, что вся его жизнь на протяжении почти пятидесяти истекших лет была сплошным, непрерывным рядом широких и удобных подземных переходов, по которым он двигался навстречу свету, будь то свет Просвещения или какой-то иной, более соответствующий элементарным желаниям человеческого существа.
Из света во мрак. И из мрака к свету. Словно тень. Проходы всегда были кратчайшим путем, и ему хватало благоразумия согласиться на то, чтобы другие шли впереди, открывая ему их. И в этом состоял его недюжинный талант. Его первый груз масла и вина принес ему более двенадцати тысяч песо прибыли, двенадцать тысяч дублонов, если вспомнить другое название этой монеты. Приблизительно девятьсот шестьдесят тысяч реалов. Годовой заработок двухсот сорока врачей. Это не означает, что труд врачей очень хорошо оплачивался, но такие деньги были более чем достаточными для того, чтобы с их помощью начать новую жизнь, не рассчитывая, однако, только на них.
Средства, которыми он воспользовался в своем восхождении от безвестности к славе, составляли капитал человека, чьими делами он управлял. Он действительно сумел снабдить свою первую коммерческую операцию всеми необходимыми атрибутами легальности. Да разве не стоило провернуть все именно так, если это позволило ему сохранить в тайне другие схожие авантюры, в которых он умножил свою прибыль путем укрывательства от налогов? Он всегда проявлял осмотрительность, и лишь в некоторых случаях его подводил характер. Характер, сокрытый в самых потаенных уголках его души, который, возможно, гораздо чаще, чем ему того хотелось, проявлялся в его взоре, извещая людей о том, какого рода дух заключен в его теле. Тот самый дух, что теперь влек его к ложу Лусинды. Он мог бы пройти к дому девушки по улице, и время от времени он, конечно, так и будет делать; не очень часто, чтобы не привлекать внимания, но и не слишком редко, чтобы люди особенно не задавались вопросом, с какой целью он привез ее в городок. Лишь поступая таким хорошо продуманным образом, он сможет отправляться туда всякий раз, как ему захочется: то проходя под землей, освещая себе путь факелом или керосиновой лампой, шагая из света во мрак, а оттуда снова к свету, то ступая по земле, по свежему воздуху, беззаботно, будто ему до нее и дела нет. Однако последним способом он почти не будет пользоваться, стараясь, чтобы его перемещения были сокрыты от посторонних глаз.
Короли пошли на то, чтобы разрешить судам заниматься каперством, это было одной из форм извлечения основанной на военном праве коммерческой выгоды, которую Ибаньес считал естественной для любого уважающего себя физиократа или приверженца меркантилизма, стремящегося идти в ногу со временем и поступать в соответствии с делами, к которым он призван. На войне как на войне, и так с самого начала. Все его торговые операции всегда тщательно планировались в соответствии с военной стратегией и точностью, равно как и военной дисциплиной. Разве не был он комиссаром флота?
Прибыль, полученную в результате своей первой кампании, он тут же вложил в схожие партии товара, которые он начал распределять по галисийским портам. Вскоре он понял, что, если хочет сократить траты и умножить прибыль, необходимо обзавестись собственным флотом, став судовладельцем и консигнантом своих собственных фрахтов. И тогда он приобрел его. Что это он вдруг, шагая по туннелю, вспомнил о своем штандарте? Он развевался, вернее, реял уже на первом его корабле, Проворном, шхуне водоизмещением сто тридцать кантабрийских тонн, то есть двести метрических тонн согласно недавно введенной десятичной системе, которая не имела особого успеха, ибо прежнее измерение с помощью больших кантабрийских бочек вполне соответствовало действительности.
На главной мачте Проворного был установлен марс, на котором и развевался на ветру его белый штандарт с красной каймой и вышитой в центре полотнища черным по белому греческой буквой Y его фамилии. Проворный мог взять на борт гораздо больше груза и двигался значительнее быстрее, чем любое другое из шестидесяти судов, приписанных флоту провинции Луго. Первыми, кто отдал дань его высоким достоинствам, были вице-консулы Франции, Швеции, Португалии и Англии, аккредитованные в Рибадео, люди, привыкшие созерцать, как корабли исчезают за горизонтом, и точно оценивать их. Поэтому он взял на себя заботу пригласить их на борт, дав им обед, который они, наверное, и теперь еще вспоминают, ибо он прекрасно знал, что они могут ему пригодиться в будущих делах. Ведь недаром же ежегодно в порт Рибадео входило более четырехсот иностранных судов, доставляя товары, среди которых нередко были и те, что предназначались лично ему.
Эта бригантина появилась еще до того, как совместно с Хосе Андресом Гарсиа он основал в Карриле Королевскую морскую компанию, дав в залог сто тысяч реалов. С тех пор он всегда старался держать свое собственное судовое предприятие. Королевская компания была создана во многом благодаря его убеждению, что всегда нужно иметь в постоянном распоряжении пару судов, занимающихся каперством, потом какой-нибудь невольничий корабль, а еще те, что занимаются вполне легальными и законно зарегистрированными делами, да сверх того несколько скрывающихся под чужими флагами. Укромная нора и свет, свет и снова нора. Откуда же еще было взяться этому изобилию звонких дублонов? Вот и сейчас, когда ему приходится заново отстраивать Саргаделос, как он смог бы сделать это иначе? Строительные работы зиждутся на его огромном капитале, приобретенном долгими годами забот и усилий — годами, что привели его сюда, в этот его новый, только что отрытый тайный проход, ведущий его теперь к Лусинде, единственному отдохновению за столько бесконечных лет.
По мере того как он шел к ней, этому своему лучику света, он вспоминал прошлое. Он размышлял над тем, как целыми днями, с тех самых пор как бежал из Саргаделоса, он неустанно занимался тем, что целиком посвятил себя задаче, которая, он сам толком не знал, то ли была совершенно напрасной, то ли таила в себе хоть какую-то пользу. Но что-то в ней все-таки было. Начать хотя бы с того, что уединение, которому он предавался добровольно, имело следствием желанное размягчение души, приятное душевное волнение, стремление заново прожить жизнь, которой он, по крайней мере так казалось ему до этого времени, собственно, и не жил в полном, надлежащем и точном значении этого слова. До сих пор смысл его жизни состоял исключительно в том, чтобы получать наслаждение, занимаясь одними только делами; иными словами, он не прожигал жизнь, как это всегда делал Бернардо Фелипе, не раз пытавшийся научить тому же и его, начиная с той первой, теперь уже далекой поездки в Ферроль. Временами Антонио предавался подобной жизни, в этом не было сомнений. Иногда в Мадриде, а также во время своих последующих поездок в Ферроль и походов в оперу; но это было не столько для того, чтобы действительно жить, извлекая из жизни все, сколько для того, чтобы немного передохнуть от предельной занятости деланием денег и строительством своего собственного мира. Мира, принесшего процветание этому краю, который он так сильно любил; ведь не все сводилось к тому, чтобы делать деньги.
Он далеко не сразу нашел Саргаделос и реку Шункос, полноводную и как раз отвечавшую его тогдашним экономическим возможностям. Река Эо была для него слишком большой, как, впрочем, и Масма, на такое он тогда не осмеливался. Нужно было уметь соизмерять свои возможности, и он все хорошо просчитал. Там были леса, необходимые для выработки древесного угля, с помощью которого плавили железную руду; там были также залежи каменного угля; была там и белая глина, чтобы наконец воплотились его мечты о фаянсовой фабрике; а неподалеку располагался причал Сан-Сибрао, и он даже построил проезжую дорогу с двухсторонним движением, по которой продукция доставлялась прямо к причалу, правда, ему пришлось проложить этот путь прямо под носом у этого чванливого Мануэля Педросы, горделиво восседавшего в своем дворце.
