Сибирцев нравился ему тем, что, не избегая его общества, держался стойко и в денежные отношения не входил.
Трогательно: это единственный человек, который дружелюбен не из-за денежной корысти. Даже в плену свободен от влияния «ветра денег»! Неужели ему достаточно суконной формы с эполетами и жалованья за службу? Что он хочет, о чем думает? Это был новый для Сайлеса тип: по-своему сильный юноша. Временами при всей симпатии в отношении к нему являлись оттенки неприязни и горечи, словно бизнесмен угадывал непрактичного человека. Может быть, его капитал где-то существовал? Они живут на золотой земле. Рабочие руки у них есть, судя по отзывам Купера и других работодателей.
Сибирцев так держался, будто Сайлес имеет цену сам по себе, а не по банковскому счету. Если бы вдруг разорился и впал в ничтожество, то, может быть, остался бы для Алексея Николаевича таким же приятным. Но неужели он не понимает, что без денег и банка я не имею никакой цены и значения? Он меня ободряет и этим дорог! Если бы Сайлес все потерял? Не вижу в себе в таком случае никакого интереса! Сайлес без денег был бы как художник без души, писатель с угасшим навсегда вдохновением!
Но у Сайлеса была слабость, в которой он не стеснялся признаваться. В денежных делах он дока. Но хотелось бы стать человеком власти. Разве не мог бы?
«Как вы думаете, Алексей?»
Мало богатства и денежной славы. Разве нельзя стать консулом Соединенных Штатов? Консулом России? Он мог бы пойти далеко! Никто об этом не догадывается, приходится самому напоминать.
Как доказать государственному департаменту Америки, каким дипломатическим тактом и энергией он владеет? Где, кому показать свой государственный ум? Стать американским консулом в Гонконге! Послом в Китае! Деятелем американской администрации! Даже английской службы! Желание власти было его ахиллесовой пятой. Только бы найти подходящее государство! В своем кругу он не раз критиковал Боуринга и Стирлинга. Неумело, неискусно ведут дела! Сайлес на месте Боуринга давно бы нашел общий язык с китайцами.
Сибирцев готов предположить, что Сайлесу что-то надо от него. Что делать, раз пустился на авантюру! Не сидеть же сложа руки! Это не меняло хорошего настроения...
Тут так красиво! Над Жемчужной сияло жаркое осеннее солнце. По реке вверх и вниз шли парусные суда, лодки и плашкоуты, а на берегу толпы рабочих в лямках вели тяжелые мачтовые баржи против течения.
– Вам нравится? – заметил Сайлес.
– Да. Но почему река называется Жемчужной?
– Здесь, на этом рукаве Кантонской реки, добывали речной жемчуг. Да и сейчас... Но жемчуг не только в реке! Посмотрите! Жемчуг на полях, на реке и в воздухе! Такой торговли нет ни в одном порту Азии!
Алексей почувствовал благодарность к этому дельцу Сайлесу. Он как бы отдернул занавес и показал великолепное зрелище движения по воде между Кантоном и Гонконгом.
– Вот сюда, на эту реку, к этому острову подходили когда-то вооруженные до зубов опиоторговцы. На судах, прекрасно оснащенных, вооруженных пушками лучше, чем корабли флота Ее Величества. Это было всего лишь двадцать лет тому назад. Подходило навстречу им вооруженное китайское судно – старая лоханка с яркими тряпками на древках и с деревянной пушкой, и мандарин передавал капитану бумагу о запрете торговли опиумом. Задавался вопрос: «Есть ли у вас опиум?» – «Да». – «В таком случае покиньте наши воды под страхом потопления вашего корабля».
– Что же дальше? Товар во время этого разговора с властями перегружался на ту же джонку компрадором, а мандарин в подарок получал ящик опиума...
Алексей смотрел вдаль на низкие берега. Деревни – как груды соломы или копны сена, сады, поля, огороды с журавлями для качки воды...
– Бывали случаи, что слишком отважный шкипер, пренебрегая опасностями, приходил налегке. Китайские чиновники посылали на него пиратов и перекупали груз через компрадора или захватывали сами, даром брали. А пираты вырезали всю команду. Еще до сих пор у входа в Кантонскую реку, в островах, корабли морских разбойников следят за каждым входящим кораблем...
– Европейцы прокладывают пути для своей торговли, которая сломала все запоры. Они никогда не откажутся от выгод, извлекаемых из Китая, какие бы маньчжуры там ни сидели на троне, и пойдут на любые сделки. Не отстают и американцы. Пятьдесят американских богачей владеют фирмами в Гонконге. Уже сейчас доллар в Гонконге более ходовая монета, чем фунт. Любой китаец в лавке осведомлен, как сегодня переменить фунт на доллар, на талеры или на мексиканское серебро. Всюду меняльные конторы. А вот на этом острове когда-то китайский Дон Кихот – кантонский губернатор Ли – конфисковал на всех кораблях опиум, свез и зажег его... И что же было... Ах, что было! Война! И катастрофа для самого Ли, его сами же китайцы выдали англичанам, своим в назидание, как бы нечаянно, чтобы идеями о справедливости и заботами о народном здоровье кто-нибудь не помешал государственным аферам! Англичане увезли Ли в Индию, окружили его заботой и очень умело и как бы нечаянно уморили, как они умеют! А гроб с телом Ли доставили с почестями в Кантон!
Навстречу, дымя трубами, шел двухпалубный пароход. Сайлес сказал, что этот гигант совершает рейсы между Гонконгом и Кантоном. А еще несколько лет тому назад ни одно судно не смело войти в Жемчужную, если капитан не соглашался исполнить унизительные формальности. А теперь – регулярное сообщение! Корабль «Вилламетте». Из Гонконга в Кантон каждый понедельник и среду, а обратно по четвергам и вторникам в 11 часов дня. Прекрасный первый класс для европейцев по фунту за рейс, первый класс для китайцев – два фунта. Завтрак стоит фунт стерлингов. Берет в грузовые трюмы для перевозки – хлопок, масло, шерсть, смолу, скипидар, спирт... И все доставляет в образцовом порядке. Страховка груза.
– Кстати, вы знаете, что Пустау утвержден представителем телеграфного отделения австрийской пароходной компании «Ллойд»? Принимаются телеграфные депеши в Лондон. До Триеста сообщения идут почтовым пароходом, а оттуда в Лондон передают немедленно по новой телеграфной линии! Двадцать слов стоят 16 флоринов или 32 английских шиллинга, или, как мы тут называем, стерлинговых шиллинга, так как есть и другие шиллинги. Плюс один фунт за каждую телеграмму. Хотите что-нибудь сообщить? Я пошлю, и все будет понятно! А теперь идемте, мой дорогой!
Сайлес убежал на мостик. Алексей остался на палубе.
– Мистер Карри! – приветствуя капитана «Вилламетте», зычно закричал наверху Сайлес в рупор.
– Мистер Берроуз! – донеслось с «Вилламетте», и высокий борт встречного судна, окутываясь паром, мощно приближался к пароходу «Калифорния», выгребавшему против течения реки.
На «Калифорнии» пассажиры, пользуясь случаем и желая увидеть вблизи новинку парового флота, сбились к левому борту так, что судно дало крен.
На палубу вышла оживленная компания рослых, приличных китайцев полуевропеизированного вида.
– Мистер Вунг! Вы ли? – изумился Алексей, сталкиваясь лицом к лицу со знакомым коммерсантом.
– О, да! Ах, это вы! Здравствуйте! – весело ответил Джолли Джек. – Как я рад! Вы едете? Как прекрасно!
– Вы же хотели ехать в Шанхай? – вырвалось у Алексея. Он спохватился, да поздно, таких вопросов, видимо, не задают.
Джолли сделал скорбное лицо.
– Ах... Да знаете... Срочные дела! В Кантоне тяжело больна мама... Я немедленно выехал.
Он любезно улыбнулся, но глаза неподдельно грустны.
– Как жаль...
– Приятно, что вы едете! – сказал Вунг.
– Да. Конечно. Очень интересно!
– Ах, правда? Но жаль, если не увидите китайского города.
– Разве? Мы же едем в Кантон. Мистер Сайлес сказал, что бывал в застенном городе.
– Да, он бывал. Со мной... И один тоже... А вы хотите видеть настоящий китайский город? – горячо спросил Вунг.
Само собой разумеется, Алексей не только хотел, но и ехал для этого.
– По закону это запрещено иностранцам с Запада?
– Да! Конечно! – делая жесткое выражение лица, сказал Вунг. Но тут же смягчился. – Хотя... По знакомству все можно!
Сайлес спустился с мостика.
– Время обедать... – сказал он Алексею.
– Идемте с нами? – обратился Сибирцев к Вунгу.
– Нет, что вы! Спасибо! Я уже пообедал. Рано, по-китайски! Очень сыт.
И мистер Вунг зычно рыгнул.
Когда обе компании с взаимными вежливостями разошлись, Сайлес сказал с укоризной:
– Нашли кого приглашать!
– А что же?
– Дорогой мой! Да как бы он ни был богат и влиятелен, а ему, как китайцу, запрещен вход в кают-компанию первого класса. Пусть он европеец с ног до головы и ест, как граф. Но у них свой буфет на корме; со всеми деликатесами. Вот на «Вилламетте» впервые их пускают в первый класс. А «Калифорния» – старомодное судно.
Так вот почему Вунга не было видно ни вчера, когда на реке постояли на якоре, ни сегодня. А Сайлес знал, но не сказал.
