Суд по выслушании заключения прокурора и защиты постановил считать Терентьева по суду оправданным.
В 1869 году в Московском окружном суде рассматривалось дело отставного рядового Ивана Кацмана, обвиненного в отпадении от православия.
О Кацмане полиция сообщила духовной Консистории, а та передала дело прокурору. На поставленные судом вопросы Кацман сообщил следующее. «Мне 28 лет. В православную веру меня совратили насильно, против моего желания. Мне было тогда 11 лет. Церковь с тех пор я не посещал и обрядов не выполнял, оставаясь в душе евреем. В кантонистской школе, хотя я и был крещен, держался ближе к еврейским мальчикам. После четырех лет пребывания в школе, меня перевели в Москву, в мастерскую команду. Теперь живу в Зарядьи и работаю цирюльником».
Прокурор Рынкевич, указав на обстоятельства дела и сообщения подсудимого, объяснил, что Кацман был окрещен, когда ему было 11 лет, то есть в таком возрасте, когда он еще не мог знать различия и оказать предпочтение одной религии перед другой. Но коль скоро уже он был окрещен, то, как кантонист, должен был посещать церковь и, конечно же, посещал ее. И затем, спустя много времени, он совратился из православия и совратился добровольно, а потому подсудимый должен быть осужден по суду, его имущество надо взять под опеку, самого же Кацмана препроводить к духовному начальству для увещания и исправления. Суд, однако, нашел Кацмана невиновным.
Из всех процессов об отпадении от православия и обратного перехода в иудейство, особенно громкий отклик получило дело Айзенберга. На нем раскрылись во всех подробностях условия, в которые были поставлены еврейские мальчики, попавшие на военную службу. Об этом процессе писали все газеты в России, на него обратила внимание печать зарубежных государств.
Дело Айзенберга возникло в связи с подделкой билета на жительство, но обстоятельства и мотивы, вызвавшие его, имели глубокое значение. На суде рассказ подсудимого о подделке вида на жительство неожиданно раскрыл общественному мнению всю правду о страданиях и кровавых истязаниях в кантонистских школах.
Обстоятельства этого процесса следующие.
2 июля 1879 года полиция задержала в Петербурге отставного рядового Мовшу Айзенберга, ввиду возникшего сомнения в подлинности свидетельства о его отставке. Свидетельство обвиняемый получил будто бы от петербургского воинского начальника, по которому и проживал в городе. На следствии Айзенберг показал, что он бывший кантонист-еврей. В возрасте 11-ти лет его принудили перейти в православие, и при крещении был он назван Алексеем Антоновым. Под этим именем он числился на военной службе и на это же имя в 1874 году получил от петербургского воинского начальника приказ об отставке. Но Айзенберг не желал исповедовать православную веру и, вдобавок, имел намерение жениться на еврейке, что христианину было запрещено. Поэтому он, взамен подлинного приказа об отставке, приобрел дубликат, в котором уже значился евреем и назван своим прежним еврейским именем. Дубликат, как и оттиск печати на нем, подделал какой-то писарь. По наведенным справкам выяснилось, что, действительно, в 1874 году петербургским воинским начальником была выдана справка об отставке рядового Архангельского губернского батальона, но не на имя Мовши Шлемовича Айзенберга, иудейского вероисповедания, а на имя Алексея Антонова. Факт подделки был установлен. Айзенберг признался в подлоге, но заявил также, что сам хотел судиться, потому что не по своему желанию был окрещен и назван Алексеем Антоновым. «Я, — говорил обвиняемый, — родился евреем, всегда был им в своем сердце и хочу остаться таковым до гроба. Когда я вышел в отставку, то хотел уехать в свою сторону, но меня не отпустили и я остался здесь. Мой знакомый сказал, что можно жить и по подлогу, и я согласился»...
Продолжая в своих показаниях рассказывать о своей прошлой жизни, Айзенберг продолжал: «Нас пригнали из Кронштадта целую партию и, не перекликая по имени и званию, загнали в тесную комнату, начали бить без всякой милости, потом на другой и на третий день повторяли то же самое. Не было сил выдержать. Потом нас загоняли в жарко натопленную баню, поддавали пару и с розгами стояли над нами, принуждая креститься, так что после этого мы невольно должны были сдаться».
Рассказывая о годах, проведенных в кантонистской школе, Айзенберг в подробностях нарисовал картину беспрерывной пытки, нечеловеческих страданий еврейских мальчиков.
Прокурор окружного суда Матусевич, поддерживал обвинение, указывая, что подобные Айзенберги переменой религии преследуют свои личные и служебные выгоды, а когда это становится ненужным, то готовы отказаться от своих убеждений.
Защитник Розинг после подробного исторического обзора борьбы еврейства за сохранение своей веры от христианских исповеданий, остановился на «выгодах», какие мог преследовать подсудимый, стремясь выйти из положения полноправного гражданина-православного на положение еврея, ограниченного во многих отношениях. Такие «выгоды» могли представиться лишь в виде ограничений в правах службы, стеснения свободы передвижения, свободы избрания места постоянного жительства и прочее.
Присяжные заседатели на предложенный им вопрос о виновности Айзенберга в преступлении, на него возведенном, дали отрицательный ответ. Суд объявил подсудимого оправданным.
Многочисленная публика, присутствовавшая на суде, встретила вердикт аплодисментами.
Об этом процессе писали все газеты того времени.
Газета «Голос», излагая его, в частности писала: «Дело это принадлежит к числу таких, которым суждено разоблачать старые грехи, как бы в назидание молодому поколению».
Газета «Молва» в своем еженедельном обозрении писала по этому поводу следующее:
«В то время, когда в столичных театрах привлекает общее внимание драма «Уриель Акоста», героем которой является жертва религиозной нетерпимости, на скамье подсудимых петербургского суда появляется неожиданно современный тип Акосты. Конечно, он микроскопичнее своего предшественника во всех отношениях, но ведь и не в средние же века мы живем. Айзенберг, будучи еще кантонистом, 11-ти лет от роду был окрещен военными ревнителями православия. 27 лет его заставляли поклоняться, молиться тому, что он ненавидел всеми фибрами своей души, ненавидел именно потому, что оно было ему насильно навязано. Он отслужил свою службу в войсках с 1851 по 1874 год. По объяснению подсудимого его тревожило неотвязчивое весьма понятное желание умереть в той вере, в которой он родился. Насильственное крещение играли, вероятно, немаловажную роль, к этому присоединилась еще любовь. Он захотел жениться на еврейке, что недозволено православному. Недозволено не только рожденному в православии, но и «обращенному». Выход из положения Айзенберг нашел в подделке вида на жительство. За это-то преступление он и предан был суду. Хорошо еще, что не за «совращение в иудейство».
Что же сказало по этому делу «Новое время», столь чуткое ко всему «жидовскому»? Оно не нашлось сказать ничего своего по этому поводу и ограничилось лишь воспроизведением следующей заметки из официозных «Санкт-Петербургских Ведомостей».
«На суде, в присутствии массы свидетелей подсудимый уверял, что его окрестили насильственно, что перед этим его истязали и пытали, заставляя принять православие, и делали это не только с ним, но и со всеми молодыми евреями, бывшими его сотоварищами. Ни судья, ни прокурор не остановили этой лжи и этого лжесвидетельства, хотя они не имели никакого отношения к фальшивому паспорту, который подделал Айзенберг.
Во имя чести русского государства нельзя оставить этого показания без расследования. Оно облетит Европу, и нарекание на русское имя в нетерпимости к свободе совести будет столько же сильно, сколько несправедливо. Судя по тому, что подсудимый получил полную отставку в 1874 году, он был в батальоне военных кантонистов около 1850 года. Теперь живы еще почти все начальствовавшие тогда в учебных заведениях, и их дело оправдать себя, если они правы. Во всяком случае, оставить это дело без горячего расследования, значило бы оставить на русском имени пятно нетерпимости, с которым не может жить европейское государство».
Неужели для «патриотов» из антисемитских газет все это было так ново и они это услышали в первый раз? Они нашли возможным накинуться на суд за то, что он позволил подсудимому рассказать немногое из того, что он и десятки тысяч других еврейских мальчиков пережили. Да стоило им только расспросить любого отставного солдата из евреев и не евреев, начавших свою службу в 50-х годах! Подсудимый не догадался сослаться на них потому, конечно, что ему и в голову не приходило, чтобы кто-нибудь усомнился в его рассказе...
Оправдательный вердикт присяжных в таком преступлении, как подлог и подделка билета на жительство, немыслим с точки зрения строгих юристов. Тем не менее этот оправдательный вердикт доказал, что суд присяжных — суд народной совести. Оправдав Айзенберга, он осудил нечеловеческую систему кантонистских заведений, рассадников насильственных крещений.