Глава 7
Вместе с Клеопатрой VII мы вошли в большой округлый, мраморный зал больше похожий на беседку со множеством окон.
– Мне до смерти надоели твои семейный дрязги, дорогой Ирод! – Услышал я, раздраженный голос Антония и в следующий момент увидел его самого. Правитель возлежал на изящной широкой скамье со спинкой и подлокотниками, гневно морща брови и попивая что-то из плоской чаши. Ирод сидел напротив него, низко опустив голову, как провинившийся ученик перед строгим учителем. Заметочка – сидел, а не стоял. Уже хороший знак, только понял ли это мой царь? – Твоя теща беспрестанно пишет Клеопатре и затем та терзает меня! – Он лениво потянулся к вошедшей царице, потянул ее за руку и усадил к себе на колени. – Поведай иудейскому царю, милая, каких казней требует для этого несчастного Александра, и что думаешь по этому поводу лично ты?
– Александра?.. – Клеопатра нежно улыбнулась Антонию, отчего вдруг сделалась удивительно милой. – Кто будет слушать старую никому не нужную женщину, – Она сморщила носик и вдруг звонко чихнула. – Что же до меня, то… я не…
Удивленный Антонай воззрился, было на супругу, потом на меня. Но, должно быть прочухав, что той хорошо заплатили, больно ущипнул ее за торчащий сосок.
– Что же, признаться, я хотел предложить тебе разумный выход из создавшейся ситуации. Ты разберешься со своими бабами, а я со своими. По чести. А то, развели понимаешь ли… – возможно, он хотел продолжить запальчиво начатую речь, но был остановлен страстным поцелуем. Так что мы с Иродом были вынуждены скромно потупиться, дабы не пялиться как глупые крестьяне, на любовные игры богов.
Тем же вечером Антоний дал в честь Ирода примирительный пир, на котором царица была одета в юбку плетенную из бисера, и плетеные же украшения. По случаю праздника примирения, ее грудь была полностью освобождена от какого-либо груза. Очаровательная головка царицы была украшена изысканным париком со множеством черных и золотых косичек сплетенных в замысловатую прическу. Прекрасная и распутная, как тысяча римских шлюх, она возлежала подле своего возлюбленного и повелителя, который в задумчивости ласкал ее небольшие красивой формы груди или упругие бедра.
Итак, Ирод уцелел, но утратил Газу, а вместе с тем и последний выход к морю. Последнее было печально, но не смертельно. Главное, что он жив, а значит, все еще можно было исправить, все преодолеть. Мы хотели задержаться в Сирии хотя бы на месяц, общаясь с Антонием и вникая в его очередные планы, участие в которых могло еще более возвысить моего господина, упрочив его дружбу с Римом. Но неожиданно прибыл гонец из дома, и встревоженный больше обычного Ирод, приказал спешно собираться в дорогу.
Должно быть, он наспех попрощался с Антонием и Клеопатрой, во всяком случае, я не присутствовал при этой последней встрече. Никогда прежде я не видел царя в таком душевном волнении, во всяком случае, он гнал нас, вперед и вперед, не давая возможности передохнуть самим и напоить лошадей, пока несчастные животные не начали падать. Но похоже Ирод растерял в походе последний ум, и когда не выдержав лег его любимый конь Ветерок, царь застонал от боли, но все равно не остановился, и велев позаботиться о несчастном животном, просто пересел на другого коня и понесся дальше.
Всю дорогу Ирод молчал, или отдавал краткие больше похожие на окрики приказы. Мы терялись в догадках относительно странного послания и произошедших в наше отсутствие событий. Неужели Хасмонеи все-таки захватили власть? Снова напали парфяне? Война? Очередное восстание? Убит или при смерти кто-нибудь из членов царской семьи?
На подступах к Иерусалиму на том самом месте, на котором когда-то, после бегства из Галилеи нас ждали расположенные временным лагерем слуги незабвенного Антипатра, снова пестрели шатры, и было полно вооруженного люда.
Не зная, чего ждать от встречающих, занимающийся охраной повелителя, Тигран приказал остановиться, соорудив вокруг царя стену из щитов, но Ирод остановил его, приметив в стоящих на подступах к городу женскую фигурку, в ярких желтых одеждах.
Саломея! А это была именно она, растолкала своих воинов, и теперь нет, не шла, бежала на встречу брату, охраняемая всего двумя телохранителями. Желтое как в день празднования первого дня Кущей, когда мы столь неосмотрительно занялись любовью в одной из комнат дворца, платье. Рыжие, вырывающиеся из под платка волосы – она была похожа на факел.
Должно быть, письмо было от нее, и в нем же она назначила встречу под стенами великого города. Я спешился, и протиснулся к Ироду, желая одним из первых увидеть свою возлюбленную. Что произошло с ней за время моего отсутствия? Возможно, Иосиф избил или пытался убить ее. Единственный шанс – подслушать ее разговор с братом. Впрочем, Саломея не выглядела побитой или подавленной. Ее хорошенькое личико раскраснелось, пухленькие губки были необыкновенно алы, так как если бы она красила их, большие золотистые глаза в опушках рыжих ресниц казалось, метали пламя. Хорошенький чуть больше обычного округлый животик был уже заметен под просторным одеянием.
За ней, стеная, точно платная плакальщица, ковыляла верная ей арабка Бат-шева с ребенком на руках.
– Как я ждала тебя, брат! Как боялась, что этот ужасный человек, эти люди, арестуют меня за то, что я… – она заплакала, безвольно повисая на могучей шее Ирода.
– Ну, полно тебе, полно! Я здесь, я рядом. Я с тобой.
– Не знаю, что было бы, задержись ты хоть на день, – Саломея по-девчоночьи хлюпала припухшим от слез носиком, доверчиво прижимаясь к груди старшего брата, – малыш Антипатр… я не могла оставить его заложником. Иосиф непременно убил бы ребенка! Ах, какие ужасные люди! Сколько я пережила из-за них.
– Все позади, дорогая моя. Все уже позади, – Ирод нежно гладил Саломею по спине, большой и сильный – не просто брат, а защита, человек, посланный самим богом.
– Вот их переписка – письма Клеопатры к Иосифу и Александре. Я украла их, чтобы ты не посчитал меня лгуньей. Но ты ведь не считаешь так? Скажи честно?! – Слезы мгновенно высохли, раскрасневшееся личико было полно решимости.
– Что ты, что ты! – Попытался утешить ее Ирод, одновременно обнимая поданного кормилицей племянника.
– Ни кого не слушай, брат! Я хочу тебе добра, а они могут только предавать и обманывать! Они нечестные, нечестивые, предатели. Они… они не верили в твою победу. В то, что ты вернешься невредимым. Они начали делить твое достояние, твою жену и ребенка, твое царство! Была бы моя воля, я вынесла бы из крепости и маленького Александра. Чему научат эти египетские прихвостни твоего маленького сына?!!
Не в силах более сдерживать эмоций, Ирод подсадил Саломею на коня и сам вскочил сзади, бережно прижимая сестренку к груди. Насколько я успел разглядеть стену, никто не стремился обрушивать оттуда камни или поливать нас кипящим маслом, тем не менее, более расторопный, нежели я, сотник Тигран, взмахнул рукой, и перед царем через открытые врата прошли несколько десятков легионеров. Так что Ирод, хотел он того или нет, оказался в плотном кольце вооруженных людей. Я не видел, кто вез моего сына, но был уверен, что люди Ирода позаботились о безопасности ребенка, как уже Саломея успела позаботиться о старом ревнивце, путавшем все наши планы.
Забегая вперед, замечу, что: в отсутствие Ирода, Иосиф получил письмо, подписанное именем идумея, род которого находился в тесной дружбе с царской семьей. В этом письме «доброжелатель» сообщал о произошедшем суде и казни Ирода Антонием. Должно быть, моя «черная жрица» рассчитывала на то, что после таких известий, честный Иосиф будет вынужден собственноручно убить любимую жену царя Мариамну, как это и приказывал Ирод, и тем самым навлечет на себя его справедливый гнев. Неплохой план.
На самом же деле, Иосиф и не подумал исполнять приказ, так как имел собственную переписку с царицей Клеопатрой, а так же не чурался общения с тещей царя Александрой. Которая в конце-концов, убедила его помочь ей и Мариамне скрыться от злобного деспота в римском легионе, где царица Египта обещала беглецам всяческую защиту и покровительство.
Иными словами, Клеопатра хоть и приняла в качестве взятки Газу, и отказалась высказывать справедливые претензии Ироду, отнюдь не закрыла эту тему. Более того, склоняя Александру и Мариамну к побегу, тем самым она предоставляла им возможность защитить себя самим, представ перед Антонием.
Было бы достаточно и того, что дядя царя Иосиф I поверил в подложное известие о смерти Ирода, а значит, поставил под сомнение его силу и богоизбранность, но Саломея пошла дальше, обвинив мужа в любовной связи с Мариамной, свидетельства которой она находила повсюду. Были допрошены домашние слуги, каждый из которых отмечал какой-нибудь новый знак внимания: встречу в беседке в саду, продолжительную аудиенцию при закрытых дверях, которую Мариамна давала Иосифу I. Но самым главным обвинением, безусловно, был тот факт, что царица знала о приказе Ирода умертвить ее в случае его смерти. Где Иосиф мог проболтаться царице, как не в постели, разомлев от нежных ласк, и потеряв бдительность?!
