– И что? – Поляков спросил с тревогой.
– Ну и ничего. Это плохо. Вот, что! Мы, конечно, допросили всех пятерых. Они, кое, что нам конечно уже рассказали. Есть боле менее, толковые показания, – Толстиков кивнул в сторону Лесиной.
Та продолжала сидеть и смотреть в окно. Полковник развел руками и сел напротив Полякова. Потер лоб ладошкой. Затем он продолжил:
– Но самого главного мы не узнали. Куда и как они переправляли деньги. И кто был тут представителем. Его, не оказалось – не среди задержанных. Не среди убитых. Безбородько то, был пешкой хоть и козырной. Но все равно, он решал лишь об операциях. Об оперативной так сказать части. А о финансовых отчетах он не беспокоился. Тут все решали за него. Мы кстати так и не вычислили их бухгалтера. Его как говорят эти задержанные тоже нет среди них. Никто из них толком ничего по этому поводу пояснить не смог. Просто они никогда в глаза не видели этого самого пресловутого бухгалтера. И последнее. Насчет Ольги Сечиной. Никто из задержанных, не знает об ее судьбе. Никто! Подчеркиваю. Они все в один голос говорят, что не видели ее. И не знают, кто ее похищал. Вот такие пироги. Один из этих оборотней, правда, пояснил, что с Ольгой контактировал лично Безбородько. Он ей вроде как звонил по телефону. Он с ней разговаривал, о каких-то финансовых делах. Вот и все.
– А что, что конкретно? Что за дела? Какие могут быть дела? – вскрикнул Виктор.
Он потерял терпение. Медлительный и рассудительный рассказ Толстикова его раздражал.
– Не кипятись Виктор. Не кипятись. Скорее всего, твоя Ольга тоже попала так сказать – в их разработку. Этот опрашиваемый пояснил – Безбородько говорил с ней, о пятидесяти тысячах долларов. Стандартная, как он пояснил, сумма для их откатов. Они такие деньги брали с коммерсантов среднего звена – когда те попадали на их крючок. Вот так.
– То есть вы хотите сказать – Ольга попалась на их крючок?! У них был, на нее компромат, и они ее шантажировали? Требовали бабки?
– Скорее всего, да. Извини, но, такова правда. Возможно, Ольга на чем-то засветилась перед законом. Или еще что ни будь в личном плане. Ну и так далее, – полковник немного понизил голос.
Поляков понял, он не хочет ему сказать неприятную весть.
– Нет, вы договаривайте, если начали! Какие там у вас догадки? А может у вас есть и данные?
– Нет, Виктор, не кипятись. Ты же профи. В таких делах чувства не должны мешать. Они лишают рассудка. И это опасно. Не кипятись. Есть, конечно, один вариант, который тоже нельзя исключать. Возможно, твоя Ольга попалась на чем-то интимном. Возможно, у нее был мужчина, которого она могла от тебя скрывать. А возможно она просто могла быть замешана в какой-то афере противозаконной – и, если бы это скрылось, Ольга могла бы и попасть под суд. Вот и все, – спокойно говорил Толстиков.
– Нет! Бред, какой-то! Бред! Какой мужчина у Ольги? Бред! Она все почти время, у меня ночевала! Почти все время! Более того – она сама меня ревновала! Сама! Я это чувствовал! Нет! С мужиком вы перегнули! Да и с компроматом, каких-то махинаций – что могла Ольга делать незаконного в своем салоне красоты? Торговать фальсифицированными духами? На чем ее могли, эти ублюдки зацепить?
– Мы не знаем это Виктор. Не знаем! Поэтому я хочу, чтобы ты нам помог. Но горячку тут пороть не надо.
– Вот что! Я хочу, чтобы вы мне дали санкцию на допрос этих козлов! Особенно, того – который говорил про Ольгу! Я не просто хочу – я требую!
– Ну, вот началось! Я же говорю – горячку пороть не надо! А ты вон как! Ты ж его там, в камере убьешь! – Толстиков противно ухмыльнулся.
Полякову захотелось ему просто заехать в рожу. Он сжал кулаки, но сдержался. Тяжело выдохнув воздух, тихо прошипел:
– Почему я не могу поговорить с этим ублюдком?
– Ну, Витя, ты же знаешь правила. Знаешь. Это дело теперь передано в региональное управление ФСБ. Там свои следователи. Там свои порядки. И сидит они в нашем изоляторе. Вернее, в их изоляторе я еще все путаюсь, – ухмыльнулся Толстиков.
– Я что-то не пойму? Вы за кого играете? За МВД или за ФСБ? Да и Толстиков ли у вас фамилия? Может мне тут с вами и не надо разговаривать?
– А вот, хамить, Витя, не надо! Не надо. Я Толстиков. И сейчас я гарантирую тебе – я официально являюсь офицером МВД. Поэтому я и сказал у них. Но вот, правда, никак не могу привыкнуть.
Поляков понял, что Толстиков прав. Нужно взять себя в руки. Ссора с полковником ничего хорошего не даст. Тем более как почувствовал Виктор – Толстиков относится к нему с симпатией. Причем искренней.
– Хорошо, полковник. Пусть так. Ну а чем я могу помочь вам?
– Не только нам, но и себе, – поправил его Толстиков.
– Ну, себе? Чем?
– А вот чем, дела то об убийстве Кубарова и Сечина официально пока не переданы. Прокуратура ими занимается. Да и убийства в Дивногорске пока на прокуратуре весят. И ведет эти дела – Вера Григорьевна. Вот. Сюда можно и приплюсовать похищение гражданки Ольги Сеченой. И ты будешь официально вести всю оперативную работу. Но и нам поможешь кое в чем. Вот и все.
– Витя, прекращай тут эмоции выплескивать. Мне искренне жаль ситуацию с твоей невестой, но надо что-то делать, а сопли, распускать! Будешь работать со мной или нет. А то мне уже все это надоело! – решительно сказала Лесина.
Она пристально посмотрела на Полякова. Он даже немного испугался ее взгляда. Решительный и властный, он излучал укор.
– Хорошо. Я согласен, – выдавал из себя Поляков.
– Ну, вот и хорошо. Вот и ладненько, – Толстиков потер ладошками друг о друга.
– С чего начинать то? – спросил Виктор.
– Я думаю – надо начинать с родни Кубарова. Там, есть, скорее всего, люди, которые тоже причастны к его гибели. Я тут размышляла. Это наверняка. И тут масса тому подтверждений. И нам обязательно надо отработать связь Кубаровой и твоей невесты Ольги Сечиной. Обязательно. Мне тут тоже много неясно. Много, – деловито рассуждала Лесина.
Вера, говорила это так, как будто не было, это длинного и неприятного разговора. Поляков даже улыбнулся. Ему понравился ее напор.
Виктор встал из-за стола:
– Ну, что ж, я в принципе готов.
Толстиков тоже встал. Он похлопал Полякова по плечу и как-то, по-отечески сказал:
– Да. Витя, мы там после этого происшествия, ну после убийства Саблина твою машину там нашли. Ее мы, конечно, оттащили на стоянку нашу. Ну, там техники поработали, кое какие отпечатки сняли. В общем, она в целости и сохранности, и ты можешь ее забрать. Я дал команду, что бы ее пригнали сюда, к управлению. Так, что ты можешь забрать свою «Тойоту».
– Спасибо. А то я уж думал, придется ездить на автобусе на работу, – Виктор пожал руку полковнику и направился к двери.
Ему вслед как-то обиженно смотрела Лесина. Вера не проронила ни слова. Она ждала, что он, хотя бы повернется и кивнет ей на прощание. Но он так и не повернулся. Решительным движением открыл дверь и вышел.
Толстиков тяжело вздохнул. Он покосился на Веру и ласково сказал:
– Ну, ничего, ничего. Вера. Он отойдет. Отойдет. Ему время нужно.
– Я понимаю Петр Кузьмич. Понимаю. Но он очень обиделся на меня. Очень! И не знаю, простит теперь или нет.
– Ты, что уже, как я вижу, жалеешь, что согласилась с нами сотрудничать?
– Нет, не жалею. В этой жизни я точно знаю – чему быть, тому не миновать. Так, что пусть уж Бог решит, как все, должно закончиться.
– Ну, ну. У тебя слишком мрачные мысли Верочка. Слишком. Давай, езжай домой. Отдохни. И завтра – поверь и Виктор, будет другой. Будет. Начнете работу – а там помиритесь! – полковник погладил Веру по плечу.
Та грустно улыбнулась:
– Да, но я боюсь того момента – когда мы точно узнаем о судьбе Ольги Сечиной. Очень боюсь.
Виктор шел по коридорам управления, словно во сне. Все что случилось, за последние дни было похоже на тревожный и лихо, закрученный сюжет боевика. Такие сны Полякову не редко снились после опасных операций. Но он как-то быстро отходил от впечатлений. А тут было все иначе. Виктор словно был в забытье. Вот он идет по коридорам своего управления. Вот его коллеги здороваются. А он, почему-то, даже не отвечает кивком головы. Почему? Виктор поймал себя на мысли, что думает о себе в третьем лице. Бред! Это сумасшествие!
На стоянке он увидел свою «Тойоту» не сразу. За несколько дней, на ее крыше и капоте вырос настоящий сугроб. Виктор подошел и несколько минут рассматривал свою машину сиротливо – как ему показалось стоящую. Она была словно живая. Брошенная и озябшая ждала тепла и ласки. Поляков грустно улыбнулся. И рукой начал сгребать снег с крыши. Холод снежинок немного взбодрил его.
Скинув белое покрывало с капота, он открыл дверку и сел в салон. Поднес ко рту озябшие руки. Согрел их дыханием. Затем покопался в кармане пиджака и достал ключ.
– Странно. За все эти дни он не потерялся. Надо же, – буркнул сам себе Поляков.
Он медленно вставил ключ в замок зажигания. Аккумулятор был старенький и не факт, что после стольких дней простоя – машина заведется. Поляков этого боялся. Он не хотел этой суеты и возни. Он не хотел, куда-то идти и просить помощи – завести замерзший автомобиль. Он вообще не хотел никого видеть.
