перевесить афинское серебро.
– Мы, конечно, заплатим за точные сведения, – медленно сказал Ксантипп. – Шестьдесят драхм.
Мужчина пристально посмотрел на него, и Ксантипп увидел едва заметный молочный блеск в глубине одного его глаза.
– Да? Что ж, доставай свои монеты, куриос, – сказал незнакомец. – Я знаю, где они.
Глава 21
В горах засели персидские разведчики, и для греков, особенно афинян, хорошо знавших эту местность, было непривычно, что за ними наблюдают в походе. Хребет отмечал границу Аттики и начало Беотии, где Фивы славились свои храмами и рынками. Более того, за высокими перевалами лежали центральные равнины, на которых росли виноград и ячмень, а всадники могли скакать галопом. Вполне логично, что Мардоний устроил там зимний лагерь, поместив гнездо червей вглубь здоровой плоти. Все утро впереди, на утесах и вершинах, появлялись одинокие фигуры – темнокожие мужчины в тюрбанах и накидках, надежно укутанные от горного холода. Одни были верхом, другие наблюдали с таких круч, где мог устоять только мальчишка или козел. Оценив численность греческого войска, они исчезали, убегали по тропинкам, чтобы поскорее доложить об увиденном.
Союзники, выступив затемно, достигли горного хребта, когда солнце было еще низко. Колонну возглавляли спартанцы, которых вели Павсаний и Тисамен. Заранее отправленные гонцы с рогами на шее должны были предупредить, если обнаружат засаду или ловушку. Павсаний следовал правилам похода на враждебной территории. Илоты взяли тяжелое снаряжение. Каждый спартанец теперь сам нес свой щит, копье, меч на бедре и копис на поясе. Шедшие сзади видели перед собой только колышущуюся красную массу.
Вдалеке мелькнула белизна перевала, где земля обрывалась вниз, дразня полоской голого неба. Павсаний не знал, что ждет его там, лишь ощутил, как, ухая, заколотилось сердце. Ему и раньше доводилось командовать в одиночку, но он впервые принимал все решения без царя Леонида. Чтобы успокоиться, Павсаний сделал несколько глубоких вдохов. Если он приведет армию Спарты к поражению и уничтожению, то до конца будет жить в бесславии и позоре как человек, погубивший свой народ. Ответственность лежала тяжелым грузом, и регент даже споткнулся.
Тисамен бросил на него понимающий взгляд и сказал:
– Я так долго шел. Может, пробежимся?
Павсания била мелкая дрожь, трясло от волнения. Повсюду были уши, и о праздных разговорах люди могли потом насплетничать дома, поэтому он промолчал. Он был регентом Плейстарха, сына Леонида! До конца года мальчика объявят военным царем, а Павсаний… будет свободен. Или мертв. Во всяком случае ему не быть больше регентом и первым воином в Спарте. Он сглотнул, крепче сжимая ременную петлю на щите. Горло как будто пересохло и распухло.
Он знал, что между эфорами не было согласия и шли яростные споры. Все понимали, сколь высоки ставки в этой кампании. Если бы совет эфоров приказал Плейстарху возглавить поход, это был бы конец всему. Но в Спарте железные законы. Пока Плейстарху не исполнилось восемнадцати лет, он не может командовать армией на войне. Пока у него не родится сын, он не может покинуть Лаконию. Его род слишком ценен для народа.
Павсаний вознес благодарственную молитву Аполлону – за дисциплину наследника. Конечно, Плейстарх тяжело переживал решение эфоров. Но оставшийся без отца сын Леонида подчинился тайному правилу пейтархии: полное послушание до самой смерти.
Тисамен посмотрел на регента, ожидая ответа. На мгновение Павсанием овладело дикое желание сорваться с места и устремиться вперед, но он подавил порыв, укрепляя себя мыслью о Леониде и его сыне. Дисциплина не то же самое, что медлительность.
– Бегом! – крикнул Павсаний.
Услышав приказ, воины надвинули шлемы на связанные в пучки волосы. Суровые и холодные, как горы, лица застыли над отливающей золотом бронзой щитов. Движение впереди прокатилось эхом от начала в конец колонны. Копья ударили о щиты, подтверждая готовность пойти в атаку по приказу Павсания.
Вдыхая прохладный ветерок в тени известняковых скал, он ускорил шаг. Тисамен легко шел рядом. У него не было щита, только длинное копье. Серо-голубой плащ развевался за спиной. Десять тысяч спартанцев и периэков плавно перешли на более быстрый темп, как ежедневно делали на тренировках. Бежали легко, без напряжения, без усилий. Могли выдержать столько, сколько потребуется.
Павсаний почувствовал, как уходит беспокойство, и издал громкий крик, унесшийся вниз с холмов. Они прошли перевал, за которым сияло яркое солнце.
Позади Аристид видел только колыхание движущейся колонны. Он тоже заметил персидских разведчиков, следящих за ними издалека. Но не прозвучало ни призыва к оружию, ни предупреждающего сигнала рога. Казалось, спартанцы просто отреагировали на опасность окружения и ушли вперед, отрываясь от идущих позади. Дорога через перевал была здесь довольно широкая и утоптанная – по ней ходили купцы и пастухи. Дальше простирались равнины, и там, вероятно, заканчивался путь.
Аристид почувствовал на себе взгляды командиров и, вздохнув, вознес молитву божествам этого горного хребта. Фалес Милетский однажды написал, что мир полон богов. В такой день, высоко над равнинами, в это верилось легко.
– За ними и не отставать. Держать строй, – приказал Аристид.
Колени протестовали, но, слава богам, не скрипели.
Восемь тысяч воинов, ухмыльнувшись, удвоили темп и высоко подняли копья. Молодые ежились от холода, но ни один не роптал. Никто из них даже не мечтал выступить вместе со Спартой против общего врага. Несмотря на весь ужас и кровь, которые могли ожидать их впереди, в тот день они были в прекрасном настроении.
Пройдя через перевал, спартанцы оказались над огромной равниной далеко внизу. Отсюда, сверху, даже персидское воинство выглядело крошечным на этих бескрайних просторах. Вся армия Мардония выстроилась перед лагерем.
Павсаний остановил запыхавшихся людей. Азарт ушел, а вместе с ним и легкость. Регент оглянулся на сырое ущелье, куда никогда не проникали солнечные лучи. Илоты и союзники еще не появились. Он приказал спартанцам отойти в сторону, на северные склоны горы Киферон. Он знал, что до персов примерно день пути, а казалось, протяни руку – и можно легко схватить и раздавить врага двумя пальцами.
На равнине Павсаний увидел клубы пыли от разведчиков, спешащих с докладом. Конные полки проходили рысью вокруг лагеря, похожего издалека на новый, построенный на пустынном месте город. Он знал, что персы увидят греков, и только надеялся, что его войско не покажется маленьким, если смотреть с равнины.
Солнце на такой высоте грело все сильнее, распаляя себя тем, что людям негде укрыться от него. Без продовольствия и воды безрассудно было оставаться на склоне горы. Павсаний нахмурился, ощутив, как забилось быстрее сердце. Если спуститься на равнину, персы пошлют конницу, которой у него нет. Если ждать, люди начнут
