Рыцарь вернулся в кухню, где лежал уже умерший парень с сыром и яблоками, забрал свой кинжал и вложил его в ножны. Два яблока он сунул в карманы. Сыр же был залит кровью. Перевернув мертвеца на спину, Матиас выволок его на лестничную площадку и раздвинул ему ноги. После чего взял с кухонного стола лук со стрелами и второй меч. Одним ударом – словно лопатой – он проткнул гениталии трупа, так что острие меча глубоко вонзилось в доски пола, вставил окровавленную стрелу в лук и пошел на третий этаж.
Лестница, более узкая, чем предыдущая, оканчивалась небольшой площадкой с двумя дверьми. Обе оказались закрытыми. В глубине площадки с потолка свисала крышка люка, из которой спускалась прикрепленная к ней хитроумная складная лестница. Тангейзер посмотрел наверх. На чердаке было тихо. Выхода на крышу иоаннит не видел, но не сомневался, что он есть.
Остановившись у большой плетеной корзины с бельем, Матиас прислушался. Два мужских голоса доносились из дальней спальни, той, что выходила окнами на фасад. Ни крики Жана, ни вопли снизу не встревожили тех, кто все утро не обращал внимания на другие крики и вопли. Тангейзер снял с плеча ружье и проверил пороховую полку. Кто-то зарядил ружье, и даже колесико спускового механизма было заведено. Рыцарь положил ружье в корзину с бельем.
Потом он подошел к двери первой спальни и прислушался. Ничего. Повернув ручку, он распахнул дверь и натянул тетиву лука. Но перед ним была пустая разграбленная спальня. В воздухе витал запах флердоранжевой воды. Это, видимо, была комната Даниеля Малана. Осталась последняя дверь.
Тангейзер остановился. Перед глазами у него всплыло лицо Карлы. Он позволил ее убить.
Подумав, он пнул ногой дверь.
– Жан! Эберт! – позвал госпитальер. – Натягивайте штаны и выходите. Вас зовет капитан.
Мужские голоса смолкли. Затем послышался тихий, взволнованный шепот. Это были студенты, а не милиция. Они спорили, и голоса у них были виноватыми и встревоженными. И ни звука, похожего на голос Паскаль или Флер! Но молчание – обычная реакция на жестокость и насилие.
Наконец из-за двери послышался дрожащий мужской голос:
– Мы не можем выйти прямо сейчас. Мы сожалеем.
– Скажите капитану, что мы найдем его позже, – прибавил второй скрывавшийся в комнате молодой человек.
– Сожалеете? – Дверь задрожала от очередного пинка госпитальера. – Сожалеть будете после хорошей порки.
Раздался скрежет поворачивающегося в замке ключа.
– Послушайте, любезный, – в голосе из-за двери проступили властные нотки. – Мы не члены вашей милиции и можем поступать по своему разумению. Понятно?
С этими словами – видимо, желая усилить эффект – парень распахнул дверь.
Матиас уже занес руку с кинжалом, но вдруг узнал одного из молодых актеров, которым он устроил вчера трепку в таверне «Красный бык». Юноша тоже его узнал.
– Нет! Нет! – Он почти кричал. – Мы их спасли! Мы спасли их обеих!!!
Тангейзер сдержал руку с кинжалом, уже готовую вспороть живот актера, и ударил его рукояткой по переносице. Послышался хруст костей, и из носа юноши хлынула кровь. Рыцарь ударил его по ногам, одновременно толкая в сторону, и актер упал. Матиас бросился вперед, ухватив тетиву пальцами той руки, в которой у него был кинжал, и прицелился во второго актера, который к тому времени привстал со стула у окна.
– Сиди смирно, если хочешь жить. Обе руки под задницу, – велел ему иоаннит.
Юноша подчинился. Его взгляд метался между блестящим от крови фартуком и окровавленным наконечником стрелы, направленным ему в грудь.
– Ты Жан? – спросил его Матиас.
– Да, точно, – ответил юноша. – Мы спасли их обеих…
– Молчи. Смотри на свои яйца.
Жан послушно опустил голову.
Тангейзер посмотрел на Паскаль и Флер. Живы. Полностью одеты. И, похоже, невредимы. К своему стыду, он почувствовал, что глаза у него защипало от слез. Госпитальер опустил лук, сунул кинжал за пояс и огляделся. Небольшая комната с двуспальной кроватью, двумя стульями, столиком у окна и кучей самых разных мелочей. Сестры Малан сидели на дальнем краю кровати. Парень, открывший Матиасу дверь, лежал ничком, шмыгая носом, из которого текла кровь. Тангейзер наступил ему на ребра.
– Эберт, ползи под кровать, – приказал он.
Избитый актер застонал и пополз по полу, пока его голова и плечи не втиснулись под кровать. Он заплакал. Заметив нож в кожаных ножнах у него на поясе, рыцарь забрал его. Мусор, а не оружие! Он выбросил нож за дверь и наступил на правую половину грудной клетки актера. Под его каблуком хрустнули хрящи в тех местах, где ребра соединяются с позвоночником. Затем Матиас повернулся к Жану и выдернул у него из-за пояса длинный мясницкий нож, новый и, похоже, ни разу не использовавшийся. Приставив лезвие к подбородку Жана, Тангейзер выглянул на улицу.
– Раздобыл себе мясницкий нож, да, Жан? – усмехнулся он. – Воображаешь себя мясником?
Оконные стекла были толстыми и в центре немного мутными, но иоаннит увидел все, что требовалось. Толпа из десятка ополченцев совещалась с наветренной стороны костра. Взмахи рук, красные лица, взаимные обвинения…
Рыцарь повернулся и посмотрел на Паскаль. На шее у девушки был шелковый шарф. Она ответила на взгляд Матиаса. На мгновение ему показалось, что весь мир замер, не в силах охватить глубину ее страдания. Но это была лишь иллюзия: мир продолжал движение, и это движение было направлено против них.
– Где мои пистолеты? – спросил госпитальер.
У каждой из сестер на коленях лежала тонкая подушка. Девочки не шевелились, и Тангейзер вдруг подумал – от этой мысли по спине побежали мурашки, – что им пришлось испытать.
– Прошу прощения за прямоту, – сказал он, не убирая ножа от горла Жана. – Я понимаю, что вы чувствуете, но теперь важна только практическая сторона дела. Пистолеты?
Паскаль подняла с колен свою подушку и взяла первый из пистолетов с колесцовым замком, держа его обеими руками, как мушкет. Рычаг был опущен на пороховую полку. Второй пистолет оказался у Флер.
– Они заряжены и взведены? – спросил Матиас.
Паскаль втянула в себя воздух – словно в первый раз за долгое время.
– В противном случае они бесполезны, – ответила она тихо.
– Наверное, я задал глупый вопрос, – признал рыцарь.
– Нет, не глупый, – возразила Флер. – Сегодня утром папа показал нам, как их заряжать. Они заряжены и готовы к стрельбе.
– Можно мне их забрать? – спросил Тангейзер.
– Только не у меня, – заявила Паскаль.
– Я понимаю… – начал иоаннит и замялся.
– Нет, – покачала головой девочка.
– Я планирую выбираться отсюда по крышам, – объяснил госпитальер. – Мы не можем лезть туда с заряженными пистолетами. Ты бы не обижалась, если бы видела, как люди случайно стреляют сами в себя. Я такое видел.
– Я не обижаюсь, – ответила Паскаль. – И не выстрелю в себя.
Она встала и направила дуло пистолета в грудь Жана.
Тангейзер отступил подальше.
– Паскаль, не стреляй, – сказал он. – Подожди, я все объясню.
Девушка остановилась, но пистолет не опустила. Жан затрясся всем телом.
– Мы пришли сюда, чтобы вас спасти, – пролепетал он. – И мы вас спасли.
Не дожидаясь, пока мольбы актера заставят Паскаль выстрелить, Матиас выбил ему зубы рукояткой мясницкого ножа. Жан упал. Он смотрел на рыцаря, и в его глазах стояли слезы.
– Я же сказал тебе молчать, – шикнул на него иоаннит.
Затем он посмотрел на Паскаль, и девочка не отвела взгляда.
– У нас серьезные неприятности, и выпутаться из них будет непросто, – сказал Матиас.
– Думаете, мы выпутаемся? – спросила Флер.
– Я пришел сюда не за тем, чтобы умереть. Как вы убедились, пистолеты – удобная штука, особенно если те клоуны на улице не подозревают о них.
Глаза Паскаль были подобны двум темным туннелям, заполненным болью.
– Вы не хотите, чтобы я его убивала? – уточнила она.
– Я прошу тебя не стрелять, – вздохнул госпитальер. – Мы все оглохнем на целый день. Если хочешь его убить, холодное оружие надежнее. Но убийство – это мост, который можно перейти только в одну сторону. Дороги назад с другого берега нет, ни в этой жизни, ни в вечности. Я бы советовал тебе не отягощать душу убийством.
– Я не считаю это убийством. И вряд ли буду жалеть, – отозвалась девочка.
– Послушайся его, Паскаль, – попросила ее Флер. – Я не сомневаюсь, что папа бы с ним согласился.
– Отец мертв. – Младшая из сестер посмотрела прямо в глаза Тангейзеру. – Он мертв, правда? Разве не этот запах мы вдыхали все утро? Запах горящего отца?
– Да, он умер, – не стал скрывать Матиас. – Его сожгли на костре из его книг.
Флер вскрикнула, но Паскаль даже не моргнула.
– Но это всего лишь совет, – продолжил госпитальер. – Я тебя не знаю. Возможно, судьбой тебе предназначено стать убийцей, независимо от того, будешь ты сожалеть об этом или нет. А если точнее, ты, возможно, выберешь судьбу убийцы, потому что судьбу всегда выбирают, а она лежит и ждет своего часа.
