– Не для чего срезать яблоко. Оно уже созрело и само упадет в твою ладонь! – воскликнул ненавидевший всех франков Абд ар-Рахман.
– Что прикажешь сделать с этими пленными горцами? – спросил Субудай.
Бату-хан не ответил, и вдруг, против ожидания, провел пальцем черту сверху вниз, – этого жеста боялись все: им он осуждал на смерть.
Площадка, где происходил совет Бату-хана, опустела. Заостренные колья остались устрашением для других неудачников. Слуги убирали ковры, разложенные для совещания ханов.
Невдалеке, на склоне горы, среди кустов репейника, лежали упрямые пленные. Но вместо лиц у них были черные окровавленные месива костей и сгустков крови. Когда горцы поняли, что будут убиты, они отчаянно стали бороться, сами набросились на монголов, пока не пали в неравном бою.
Всем им поочередно раздробил головы суковатой тяжелой дубиной могучий монгол, придворный палач. Он и сейчас еще расхаживал близ убитых пленных и волочил за собой грозное оружие. Он ожидал, пока писарь арабского посла, рыжебородый Дуда, кончит затянувшийся разговор с последним из пленных, нищим монахом в оборванной старой рясе. Монах все время то кланялся, стараясь коснуться пальцами земли, то поднимал высоко над головой тонкий деревянный крест и быстро шептал молитвы, а ветер трепал его взъерошенную бороду.
Монгол свирепо хрипел.
– Мне приказал сам Бату-хан прикончить всех без исключения дерзких пленных. Разве можно ослушаться приказания Саин-хана?
Дуда, сняв с шеи медную овальную дощечку пайцзу, потряс ею перед лицом монгола.
– Второе последующее приказание отменяет предыдущее! – твердил он. – Сейчас сюда подъедет великий Субудай-багатур, и он мне отдаст живьем этого пленного шамана. Он мне нужен для важного дела. Отойди!
– Пусть мне прикажет, что хочет, наш одноглазый Субудай-багатур, а я все-таки его не послушаюсь, когда мне что-нибудь повелел сам Бату-хан, – жить ему и царствовать тысячу и один год!
– Сейчас посмотрим! – сказал Дуда, стараясь оттолкнуть монгола. Тот мрачно покосился и, подняв волочившуюся дубину, поставил ее перед собой.
Субудай-багатур быстро приближался на саврасом коне, густой хвост которого спускался до земли.
Дуда бросился к Субудаю, крича:
– Великий, несравненный, остановись! Важное дело скажу я.
Субудай натянул поводья. Конь, фыркая, остановился.
– Говори быстро и коротко!
– Отдай этого человека мне!
– Для чего?
– Он знает важное. Он обошел все земли «вечерних стран», видел всех королей и их войска. Он мне расскажет, а я…
– Врет! – отрезал Субудай, тронув коня.
– Я проверил. Он не врет!
– Тогда не трогать его! – обратился Субудай к монголу, затем повернулся к Дуде: – А ты мне все напишешь, что он расскажет. Все! Быстро! Сегодня вечером! Отдай ему этого шамана! – свирепо прохрипел он палачу и хлестнул своего жеребца плетью. Тот прыгнул вперед, а палач в испуге, закрывая голову руками, отбежал в сторону, и за ним волочилась, дребезжа, его суковатая дубина.
Глава пятая
Кровавая рука
(Из «Путевой книги» Хаджи Рахима)
«Произошло это таким образом. В месяце сафаре (марте) этого года один монгольский конный отряд появился перед небольшим городком, каких много на берегу Адриатического моря. Городские ворота были закрыты. Жители попрятались. Город казался вымершим.
В этом отряде находился сам Бату-хан вместе со своими ближайшими темниками. Погода предвещала бурю, и Саин-хан сказал, что хочет провести сутки в этом городке и там отдохнуть.
Слова джихангира – это воля Аллаха! Нукеры стали колотить камнями в старинные городские ворота. Какие-то испуганные люди показались на стене и тотчас скрылись.
Бату-хан приказал пустить зажигательные стрелы. Несколько больших дымящихся стрел полетели в город, где в одном месте повалил густой дым. На стене снова показались люди, по-видимому, знатные горожане и монахи, которые размахивали крестами и что-то кричали.
После того как вновь пущенные стрелы вызвали еще один пожар, крики и вопли усилились, и ворота раскрылись. Оттуда вышла процессия в цветных богатых одеждах. Впереди два старика несли серебряное блюдо с угощением и бархатную подушку, на которой лежали большие ключи от города.
Саин-хан спросил:
– Кто правитель города?
– Вот он! – сказали все, указывая на старика в длинной синей одежде, расшитой золотыми цветами.
Правитель города обменялся взглядом со своими спутниками, и все опустились на колени и склонились до земли, а он положил подушку с ключами у ног Бату-хана.
– Как называется ваш город?
– Салоно! Спалато! Сплит! – ответили хором правитель и его спутники, продолжая стоять на коленях.
– Слишком много названий для такого маленького города! – мрачно заметил Субудай-багатур.
– А это что за развалины? – спросил Саин-хан, указывая плетью на огромные каменные стены и полуразрушенные арки на соседнем холме.
– Это развалины дворца Диоклетиана[59].
– А кто такой был этот Диоклетиан?
– О! – сказал правитель города. – Это был самый могучий император. Он владел всей Вселенной.
– Никогда не слыхал я о таком повелителе, который владел всей Вселенной. Только Священный Правитель владел ею, а до него еще был покорителем Вселенной Искендер Великий, Двурогий. А вашего владыку вы сами придумали.
– Нет! Не сердись на нас, мы сказали истинную правду.
– Когда он жил?
– Это было очень давно. Тысячу лет назад. Тогда император Диоклетиан приказал построить себе дворец, вывезя из Египта, которым он владел, искусных мастеров.
– Зачем же он выбрал для дворца такое плохое место?
– Потому что он был родом отсюда, славянин из Диоклеи, и здесь же хотел закончить свою жизнь. Он разделил свою власть между тремя выбранными соправителями, а сам поселился здесь, в великолепном дворце, отказавшись от управления империей и занимаясь только выращиванием капусты и других овощей в своем дворцовом саду. Только этими овощами он и питался.
– Почему же этот великолепный дворец в развалинах? Почему вы плохо смотрите за ним?
– Мы уже от дедов наших получили вместо удивительного дворца одни его развалины.
– Ничего другого вы и не заслуживаете.
Саин-хан пожелал осмотреть развалины. С несколькими спутниками он отправился к ним, приказав мне, правителю города и второму вельможе тоже сопровождать его.
Развалины в значительной степени еще сохраняли общий вид дворца. Здание построено из громадных каменных плит. Каких трудов стоило рабочим доставить сюда эти глыбы! Здание скорее походило на крепость: квадратное, с высокими стенами, несколькими залами, с куполообразными потолками. Часть потолков рухнула, иные сохранились.
В одном зале мы нашли нечто вроде большого трона. Рядом находилось каменное изображение сказочного чудовища – спокойно лежащего льва с головой человека. Эта статуя, как нам сказали, была тоже привезена из Египта; называется она «сфинкс», считается божеством, и там, в Египте, все ему поклоняются.
Мы сошли с коней. Слуги разостлали ковер на возвышении, бывшем троне римского императора. Два костра запылали по обе стороны трона, на котором уселся Бату-хан.
Правитель города стал перед Бату-ханом на колени, держа блюдо с разнообразной едой. Сквозь отверстие рухнувшей крыши видны были несущиеся серые облака, предвещавшие бурю.
– Все это ты будешь есть сам, – сказал Бату-хан правителю города, указывая на блюдо, – и если после этого ты останешься жив, то я тебя помилую. Но если ты умрешь или заболеешь, то весь твой город будет сожжен.
Правитель города со своим спутником, дрожа от ужаса, отошли в сторону, сели на обломок колонны и стали торопливо есть принесенное угощение, запивая вином. Возле них стояли нукеры и наблюдали за ними, иногда подкалывая копьями.
Саин-хан сперва тоже наблюдал, потом приказал привести своего коня. Серебристо-белый Сэтэр был приведен двумя нукерами и остановился перед троном, позвякивая серебряной сбруей. В его черных блестящих глазах отражались огоньки костров.
Бату-хан достал из кожаного мешочка, заткнутого за пояс, кусок желтого сахару и дал коню. Затем, выхватив небольшой нож, сделал надрез на шелковистой белой шее коня, припал губами к ране и стал высасывать кровь. Конь забился, пытаясь вырваться и подняться на дыбы, но два нукера повисли на нем, вцепившись в уздечку и обхватив руками за голову.
Бату-хан напился конской крови: она вымазала ему лицо и стекала по белоснежной шее коня.
– Вот единственный напиток, пить который можно не опасаясь! Жив ли еще правитель города?
– Жив! Жив! – воскликнули несколько голосов.
– Подождем до ночи. Если он не умрет, то его можно помиловать. А город я все же разрешаю моим воинам разграбить.
Бату-хан прижал ладонью сделанный им разрез на шее коня и свою окровавленную руку приложил к отшлифованной светлой стене позади трона. На стене отпечаталась рука Бату-хана с пятью расставленными пальцами.
