class="p1">Девушка тотчас же обернулась на оклик.
— Бегу мамуль! — ответила она, и прикоснувшись своей теплой рукой к моей руке, добавила, — Спасибо вам за беседу! Рады была знакомству!
— Взаимно Людмила, взаимно! — ответил я, глядя ей в глаза.
— С кем ты там общалась-то? Мы ж опоздаем за молоком! — повысила голос мама Людмилы.
Стиснув зубы, я вскочил с места и догоняя их, произнес:
— Постойте! Я хотел сказать, вам очень повезло с дочкой! Красавица!
Женщина бегло посмотрела на меня, ответила:
— Да я знаю, спасибо! Ну, мы пойдем с ваше позволения! А то на смену заступать еще! — и повернувшись ко мне спиной, с сумками отдалялась от меня.
В тот момент, когда она мельком посмотрела на меня, я вдруг вспомнил того хирурга, который спасал меня на операционном столе в Австрии. И не подумав ни о чем, у меня из уст вылетела фраза:
— Ксения!
Остановившись на месте, она медленно повернулась ко мне, и пристально вглядываясь в мое искалеченное лицо, спросила:
— Да! А мы знакомы?
Мои руки резко ослабли, и от волнения выронив трость, я с дрожью в голосе сказал:
— Ты не узнаешь меня? Это я!
— Нет, простите, я вас не знаю! — взяв дочь за руку, она отвернулась и снова продолжила движение.
Тут окончательно убедившись, что это она я прокричал ей вслед:
— Помнишь, это место? Двадцать лет назад, я делал тебе предложение? Ты тогда, была счастлива с одним человеком! Как ты за этого самого человека, тайком от родителей замуж вышла! Помнишь?
Она будто окаменела после моих слов, выронив сумки с продуктами на дорогу. Ксения обернулась ко мне лицом. Её глаза сходу покраснели и налились слезинками, которые вот-вот упадут. Медленно подойдя ко мне, она прошептала:
— Алексей! Господи! Это ты?
Впервые за это время, у меня у самого полились слезы.
— Вот мы и встретились!
Прикасаясь своими руками к моему лицу, она сквозь зубы, выговаривала каждое слово, ни веря в происходящее:
— Ты ведь умер! Тебя нет! Это не ты!
— Ксюша моя, очнись, это я! Я не погиб, я живой! Это все ошибка была! — прижал её к себе так сильно, что она не могла вдохнуть. Ксения, в ответ впилась в мою спину ногтями и еще сильней прижала меня к себе. Её плачь сменился рыданием, сквозь которое она шептала:
— Родной ты мой! Если бы ты знал, как плохо мне было без тебя! Я жизни без тебя не представляла!
— Знаю, девочка моя знаю! Я читал твое письмо тете Нади! Как ты теперь?
Отойдя от меня на шаг, она ответила:
— Да, Алёш… пошли к нам домой. Надо поговорить.
— Мам, вы что знакомы? — спросила Люда, с удивлением глядя на нас.
— Познакомься Людочка, это мой самый первый и самый любимый муж Алексей!
Девочка, посмотрев на меня, сказала:
— Вот это поворот!
— Пойдем, дочка! Я тебе потом все расскажу.
Придя к ним домой, я прошел в гостиную. Там на вешалке висел китель с капитанскими погонами, тремя орденами и двумя медалями. Все так как Людмила и описала. На полке с книгами, стояла пожелтевшая в рамке фотокарточка. На ней на фоне танка, стояла Ксения с моим, черт возьми другом Максимкой, которого я не видел с 43-го года.
— Это вы где? И почему тут на фотографии Максим? — спросил я, взяв в руки фоторамку.
Подойдя ко мне, и взглянув на фото, она сказала:
— Это мы с мужем в Вене! Конец апреля 45-го.
— В Вене? С мужем? — воскликнул я от удивления.
— Ну да, а что такое? — присев за стол, удивилась она.
— Да так, ничего. Слушай, а ты тогда в госпитале, не оперировала одного танкиста. У него лицо было обезображено, ожоги по спине, и ноги перебиты в двух местах? — поинтересовался я.
Задумавшись, она ответила:
— Э-э-э, танкист? Что — то такое припоминаю. Ах да! Тогда еще какой-то контуженый полковник, мне пистолетом угрожал. Я хотела ампутацию провести, у него ноги как лоскуты висели. Ну я и отправила его. Помер, скорее всего по дороге. Ранение было тяжелейшее. А к чему ты спросил?
— Да к тому, что этот танкист, и был я!
Немного растерявшись, она с трясущимися руками, заметалась по столу в поисках папирос.
— Бери, закуривай! — протягиваю ей портсигар, — да-да, тот самый капитан Петровский, командир первого танкового взвода! Я тогда ни поверил своим глазам, думал бред. А видишь, оказалась ты. Хм… странная штука жизнь. Мы могли встретится еще тогда, шестнадцать лет назад. Ты была уже беременна на тот момент?
Нервно выдыхая дым, она рассказала:
— Ты сейчас выслушай меня только, ладно? В начале 44-го, к нам домой пришел майор, танкист. Он поинтересовался кто Ксения. Я ответила ему. Он сказал, что лучший твой друг, и что у него есть весть на счет тебя. Я впустила его, и мы с тетей Надей все узнали. Максим передал мне справку от некого Зубова о твоей гибели и месте захоронения. Я долго ни верила в эту новость. Я с ума сходила от того, что тебя сначала похоронила, потом ты оказался жив, и потом мне снова говорят, что ты погиб.
Спустя пару дней, я не смогла перебороть себя, и решила покончить с собой. По счастливой случайности, наверное, он пришел в тот день к нам снова, но увидел все это и вытащил меня с петли. Я устала просто быть одной, Алёш. А когда он спас меня, от моей же глупости, он предложил мне выйти за него замуж. И я согласилась.
В августе 44-го, мы сыграли свадьбу. Потом я забеременела от него. И как раз в апреле, на седьмом месяце беременности, я из последних сил оперировала, пока он не настоял, и не отправил меня с фронта. Вот на этом фото, мы как раз виделись последний раз. Он сказал, чтобы я ехала рожать к его родителям, в Москву. Потом война закончиться, и он приедет ко мне, и мы будем вместе растить ребенка. Но как видишь, судьба распорядилась по-своему.
В начале июня, я родила Людмилу, а спустя две недели я получила на Максима похоронку. За два дня до смерти он писал, что его повысили в звании и должности. Стал командиром полка.
— Как это случилось? — опешив от услышанного, я закурил папиросу.
— Случилось это после освобождения Праги, десятого июня! — глубоко вздохнув, продолжила она. — Он вместе со своим экипажем подорвался на фугасе. Говорят, там от танка-то ничего не осталось! Что, о экипаже-то говорить… Мина — судьба!
— А сейчас ты как? Замужем?
— Одни мы с
