Шами ждала его в кресле. Шагах в трех перед ней стоял накрытый стол, где голодный взгляд пленника мог отыскать и жареную куропатку, и рыбу, и фрукты, и изящный медный кувшин, в котором должно было храниться что-то очень вкусно — хмельное. С торца пристроился дряхлый старикашка с добрыми глазами. Судя по разговору с Шурданом, это был известный любитель сказок, Ишпакай.
— Итак, — спросила женщина, — как прикажешь поступить с тобой, евнух?
Сарсехим отвел глаза от стола, сглотнул и, припомнив недавний спор, ответил.
— По справедливости, госпожа.
— В таком случае с тебя следует содрать кожу. Ведь не кто иной, как ты, изводил меня в детстве дразнилками и пренебрежением. Вспомни, с каким сладострастным удовольствием ты порол меня.
— Что было, то было, — вздохнул Сарсехим, — Но и ты припомни, сколько раз я лечил тебя. Сколько раз шлепал за то, что ты путала слог «пр» со слогом «тр», добавляя к нему лишний клинышек. Сколько раз спасал, тайком доставляя хлеб и воду, когда тебя за твои шалости сажали под замок.
— Ты и сажал! — возмутилась Шами.
Евнух пожал плечами.
— Но не бил. Не издевался, как Нури или как Аплу.
Ишпакай не дал ему договорить.
— Я согласен с тобой, брат, поэтому оставим препирательства. Давай лучше выпьем — мне рассказывали, ты большой охотник до перебродившей крови бога винограда. Затем ты расскажешь нам о своих путешествиях в волшебный город Дамаск, а также о том, как ты оказался в Калахе.
Старик жестом пригласил гостя к столу и потянулся к кувшину. Рука его заметно подрагивала. Сарсехим перепугался — не дайте боги, чтобы он начал разливать. Все на пол прольет. Он подошел ближе, перехватил кувшин.
— Я слыхал, тебя называют Ишпакаем, брат, и больше всего на свете ты любишь слушать сказки. Но уверен ли ты, что у нас есть время на досужие разговоры?
— Исполняй то, что тебе говорят! — потребовала Шаммурамат.
Сарсехим отвесил в ее сторону торопливый поклон и налил в чарки густое вино.
Первый рассказ о приключениях достославного Сарсехима в благодатном Дамаске Шами оборвала, когда гость завел речь о приказании Гулы доставить в Ашшур четверку отъявленных бандитов.
— Это не интересно. Давай дальше.
Далее последовала сказка о возвращении священной реликвии к месту ее происхождения. Эту историю Сарсехим начал с рассказа о встречах с Шурданом. Правда здесь евнух немного притормозил, соображая, стоит ли упоминать о склянке, которую вручил ему царевич, или свести повествование к великому подвигу, который он при содействии Бен-Хадада, Ардиса и Бури совершил в горном замке?
Прежний разум плутовато подмигнул из-за угла, — кто, кроме царевича может знать о подлом заказе? Так что ври, не стесняйся! Кричи, что если бы не ты, никто из этих мужланов не отважился и на шаг подойти к логову Гулы. Врать не позволил второй разум, соколом набросившийся на прежний, пронырливый.
Дождавшись, чья возьмет, Сарсехим обреченно начал.
— Правда или небыль, кто может проверить, но могучий своим званием и положением царевич вдруг предстал передо мной в образе огнедышащего дракона и принудил отравить твою сестру. Он изрыгал дым и пламя. Он потребовал от меня, чтобы я приложил все силы, чтобы мир между Ашшуром и Дамаском стал невозможен. Яд хранился в волшебной склянке, невидимой никому, кроме разве что демонов, пробавляющихся в полночь поеданием трупов. Духи тьмы преследовали меня, толкали под локоть, настаивали, чтобы я поспешил отправить Гулу к своей покровительнице. Хвала богам, я устоял и сумел отложить посещение Дамаска до приемлемого срока, когда Гула должна была разрешиться от бремени.
— Где же теперь эта склянка? — поинтересовался Ишпакай. — Может, ты захватил ее с собой в Ашшур?
— Нет, брат. Брошенный в зиндан, я прозрел и, собравшись с силами, вырвал из сердца все, что было в нем мерзкого. Я отшвырнул волшебный сосуд и разом избавился от жадности, коварства, трусости, желания лгать и изворачиваться. Склянка разбилась о стену, яд пролился и несчастная мышка, лизнув его, отправилась прямиком в страну без возврата, где сейчас, наверное, свидетельствует против меня перед неумолимой Эрешкигаль. Это прозрение случилось со мной во время третьего путешествия в Дамаск. За то, что я отринул порок и обратился к добродетели, Ламашту[28] забросила меня в пустыню. Там я попал в лапы гнусного работорговца и, если бы не встреча с Бурей, вряд ли я сейчас сидел за этим столом.
Шами повернулась к занавеске, закрывавшей часть комнаты, и спросила.
— Это правда?
Занавеска отодвинулась, оттуда вышел скиф.
— Да, госпожа. Но ты спроси его, зачем он нагло приписал себе все заслуги? Почему так долго отказывался сопровождать Бен-Хадада?
— Потому что я не такой храбрец, как ты, Буря, — ответил Сарсехим.
Партатуи подсел к столу. За это время он заметно повзрослел, набрался важности, отрастил светлую бороду, которую начал завивать в кольца.
— Ты и сейчас испытываешь страх? — спросил Ишпакай.
— Да, брат, когда имеешь дело с такой склянкой, как Гула, любой потеряет покой.
— Ты полагаешь, у нее достанет яда, чтобы отравить окрестности Ашшура? Тогда возможно, от нее лучше немедленно избавиться?
— Это, уважаемый Ишпакай, будет непоправимая ошибка.
— Почему ты так решил?
— Потому что дракону, как он ни велик, требуются союзники, оберегающие его с тыла или досаждающие с тыла богатырю, который отважится вступить с ним в бой.
— Но если мы избавимся от ведьмы, о каком союзе может идти речь?
— У ведьмы есть мать, еще более злобная демоница. Она начнет вопить о мести за разбитую склянку.
— Но если мы переправим склянку в назначенное место, змеи сплетутся в клубок и нам будет куда тяжелее от них избавиться?
— Но в этом случае у повелителя змей не будет повода совать голову в петлю. Он добрый, но зависимый человек. Мне, прозревшему негодяю и проныре, кажется, что на этом огнедышащий змей как раз и строит свой расчет. Он будет в выигрыше в любом случае — если склянка доберется до места и если не доберется. Какой вариант предпочтительнее, я не могу сказать.
Неожиданно Шами вмешалась в разговор.
— Богатырь требует посадить склянку под замок, а еще лучше разбить ее вдребезги.
Сарсехим так и застыл с поднятой чашей в руке. Рука задрожала. Ишпакай доброжелательно, а Буря подозрительно посмотрели на него.
— Тогда у нас нет выбора — склянка должна быть непременно доставлена на место.
— С какой стати? — спросила Шами. — Говори все!
Сарсехим наконец справился с рукой, опустошил чашу и торопливо заговорил.
— Потому что богатырь — храбрый воин, но склонен к поспешным решениям. Задумайся, Шами, откуда он узнал о том, что Гула оказалась в руках Шурдана?
— Ему подсказали его боевые товарищи.
— Кто подсказал?
— Ты хочешь знать лишнее?
— Я хочу спасти наши жизни. Твою и мою! Твоих детей и храбреца, пусть даже он ненавидит меня, но так уж случилось, что богатырь и его верная жена — моя единственная надежда и опора.
Шами вздохнула, потом решилась открыть секрет.
— Его побратим.
— А ему кто подсказал? Каким образом побратим узнал о склянке?
— То есть?
— Кто подбросил побратиму мысль вопреки ясно выраженной воле царя, отомстить безумной ведьме? Как он мог за сотни верст от Дамаска, где остановился царь царей, за тысячу беру от Калаха, в котором объявилась эта шлюха, узнать, что великий дракон собрался отправить склянку домой? Всем известно, сам побратим никогда до такого не додумался бы.
— Дракон отправил письмо в Сирию, и небесный царь, ознакомившись с ним, разрешил — пусть возвращается.
— Вот я и спрашиваю — как побратим, будучи в походе и далеко от небесного царя, мог узнать об этом? Царь лично известил его или ему сообщили об этом по его распоряжению?
— Не… знаю.
— Кто шепнул побратиму, что склянка, выброшенная в Дамаске, вдруг обнаружилась в Ашшуре? Открой имя?
— Ему рассказал об этом Тукульти — ахе — эриб, лимму этого года. Он — глава общины Ниневии.
— Это серьезно, — согласился евнух. — Это очень серьезно. Я слыхал, огнедышащий дракон и глава ниневийской общины дружат с детства?
— Да, — кивнул Ишпакая, — это так.
Сарсехим многозначительно прищурился и подытожил.
— Это замыкает круг, — затем скопец поинтересовался. — Кто же привез в Ашшур приказ спрятать склянку или лучше всего, разбить ее??
— Верный слуга богатыря. Он сидит напротив тебя.
— Да, этот не соврет.
— И тебе не советую, — предупредил Буря. — Запомни, урод, рука у меня не дрогнет. Я спас тебя от работорговца в надежде, что возьмешься, наконец, за что-нибудь полезное. Например, начнешь учить детей, а ты вот чем занялся. Не можешь без пакостей?!
