Она покачала головой.
В голове теснятся мысли, как ей остаться в живых. Прежде ей удавалось выжить. Она справится, сыграет роль, как лучшая актриса Юдолла. Ее не сожгут, ей не отрубят голову, как ее предшественницам… пусть даже ради этого придется сыграть роль саутуаркской шлюхи. Она потянулась руками к огромному гульфику, заметив, что на нем красной шелковой нитью вышиты слова «Henricus Rex». Как будто кто-то может забыть, кому он принадлежит, подумала Катерина. Король помог ей неуклюжими пальцами.
– Ниже, – выдохнул он. – На колени! Мы заткнем тебе рот, женщина! Нам нужна покорная жена!
Тук-тук-тук… бьется оса.
Ньюгейтская тюрьма, Лондон, август 1546 г.
Дот сидела за голым деревянным столом, положив на него обе ладони, как ей велели, ударив по костяшкам пальцев. Бумаги, которые она нашла под матрасом у королевы, лежали перед ней, но были повернуты буквами вниз. Ей хотелось перевернуть их, прочесть, что в них написано, но ее охранял тюремщик, и она не смела даже шелохнуться. Тяжесть в животе, покалывание в спине от страха, она вздрагивала от каждого шороха… Страх въелся в ее плоть и кровь, словно так было всегда. Она попала в тугой переплет и с каждым движением запутывается все больше. Хорошо, что в этой комнате хотя бы не воняет, как в той камере, где она сидит. Колокол отбил час. Стражник чешет шею. В комнате жужжит муха. Снаружи слышны голоса; кто-то идет сюда, кто-то отсюда. Должно быть, они близко от входа, потому что она то и дело слышит скрип и хлопанье тяжелой деревянной двери. Стражник задает вопросы. Здесь не слышны крики и стоны, не дающие ей спать по ночам… Дот давно потеряла счет времени и понятия не имела, сколько дней она уже здесь провела – неделю или месяц.
Она услышала, как стражник снаружи спросил, по какому делу пришел посетитель.
– Я из дворца, – ответил знакомый голос, и Дот вздрогнула. Пришел Уильям Сэвидж! Сердце у нее сжалось. Ей хотелось, чтобы он открыл дверь и увидел ее. Она смотрела на засов, ждала, что он отодвинется, прислушивалась к шороху шагов. Они приближались.
– Вы служите лорду-канцлеру? – спросил стражник.
– Нет-нет, – ответил милый голос. – Я ищу Дороти Фонтен, которая недавно пропала из дворца Уайтхолл.
Он пришел за ней! Сердце бешено билось в груди. Дот живо представила, как стражник раскрывает книгу и читает список заключенных. Руки у нее дрожат – не от страха, а от предвкушения. Она плотно прижала ладони к столу. Уильям спасет, заберет ее отсюда – милый, милый Уильям Сэвидж. Ее тюремщик внезапно вскинул кулак в воздух и поймал муху в кулак.
– У нас нет никого с таким именем, – донесся голос из-за двери.
Ее как будто ударили под дых: она ведь не Дороти Фонтен. Она Нелли Дент! Уильям сейчас уйдет… ей хочется броситься к двери, молотить по ней, пока не собьет кулаки, крикнуть, что она здесь, но она сидит, неподвижная, как камень, оцепенелая. Она закрывает глаза. Только бы он распахнул дверь и увидел ее!
«Открой дверь, открой дверь, найди меня, найди меня! Это я, твоя Дот».
Двери снаружи со скрипом закрываются. Уильям уходит. Дот часто дышала; ее глаза наполнились слезами. Но она ничего не выдаст этим людям, этим зверям. Не доставит им такого удовольствия; они не увидят ее слез!
Ей показалось, что она ждала сто лет. Она старалась не думать о своем отчаянном положении. Крамольные бумаги лежали перед ней на столе; она все время повторяла про себя слово, произнесенное Райзли, – «ересь». От этого слова веяло жаром, пламенем, и жареным кабаном, и криками мучеников. Но она – не мученица. Когда она молится, то всегда чего-нибудь просит у Бога. Молитвы она произносила заученно и почти не думала о состоянии своей души. Но теперь она часто думает о душе, жалеет, что так плохо молилась. Много лет она была почти неверующей.
Дверь распахнулась; на пороге стоял Райзли, прижимая к носу ароматический шарик. Он в чем-то пестром, пышном, складчатом. За Райзли вошел паж, он нес большую сумку. На сгибе локтя у пажа плащ – видимо, войдя, Райзли сбросил его.
– Убирайся! – рявкнул Райзли на стражника.
Тот неприязненно покосился на него, но его взгляд заметила только Дот. Паж поставил сумку на стол и достал стул для своего хозяина. Тот уселся, стул заскрипел под ним.
– Итак, – Райзли шумно вдохнул аромат душистого шарика, – Нелли Дент… Давай поскорее покончим с делом. Я человек занятой. – Он взял бумаги, придвинул к ней и шмыгнул носом. Дот невольно вжала голову в плечи. Заметив ее жест, Райзли едва заметно улыбнулся. – Чьи они?
– Мои, милорд. – Она знала, что он спросит, и заранее подготовилась. – От друга.
– Твои… – Райзли снова шмыгнул носом. – Твои?
– Да, милорд.
– Зачем безродной девке вроде тебя писаные бумаги? – Шмыг… – Скажи, чьи они. – Он наклонился к ней и ткнул пальцем в нежную часть ее горла. Дот задохнулась, ей стало трудно дышать, но она сидела неподвижно. Он шмыгнул носом. – Не думай, что я тебя не сломлю, Нелли Дент!
– Они мои, милорд.
– Нелли, не держи меня за дурака. Такой простушке, как ты, ни к чему… Как бы получше выразиться… – Шмыг… – По-моему, королевская обезьянка читает лучше, чем девчонка… от которой воняет сточной канавой. Странно, что леди Гертфорд взяла на службу существо вроде тебя.
Паж, стоящий у двери, фыркнул.
– Помнишь Екатерину Говард? Она едва умела написать свое имя, хотя и была королевой… Альфред, – он повернулся к пажу, – твои сестры умеют читать?
– С трудом, милорд, – ответил Альфред, понурив плечи.
– Вот видишь. – Он помахал перед ней бумагами. – А ведь его сестры – леди, не так ли, Альфред?
– Да, милорд.
– Твой отец, кажется, граф? – Шмыг…
– Совершенно верно, милорд.
– Итак, если дочери графа читают с трудом, что же остается таким отбросам, как ты, Нелли Дент? – Буква «л» в имени «Нелли» представляется ей раздвоенным языком, который торчит из его рта.
– Не знаю, милорд, – прошептала она.
– Тогда докажи! – Шмыг… – Он придвинул ей бумаги. – Прочти, что здесь написано!
Альфред залился хохотом. Райзли ухмыльнулся и почесал бороду.
Дот взяла бумаги и, вздохнув, спросила:
– Вы хотите, чтобы я прочла все?
– Слышишь, Альфред? – Паж почти согнулся пополам от смеха. – Она спрашивает, прочесть ли ей все! – Райзли обошел стол и ткнул пальцем в строки: – Читай здесь!
Почерк неразборчивый; буквы местами расплылись, но Дот успела просмотреть первую страницу. Вверху написано: «Последнее откровение Анны Аскью». Она начала читать строки, которые отметил Райзли.
– «Я прочла в Библии, что Бог создал человека… – Райзли и паж смотрели на нее так, как будто она ярмарочная обезьянка. – Но нигде не говорится, что человек может создать Бога».
Никто не произнес ни слова; Райзли по-прежнему смотрел на нее так, словно у нее две головы или четыре руки, как у уродов, которых возят по ярмаркам. Дот продолжала читать. Наконец к Райзли вернулся дар речи.
– Хватит! – рявкнул он. – Ты доказала, что не врала. Но откуда у тебя такие еретические письмена, кто дал их тебе?
– Сама Анна Аскью, ее служанка… она передала мне их, когда я приносила ей еду.
– Анна Аскью?! – Глаза его сверкнули.
– Да, милорд, она думала обратить меня в новую веру.
– И ты обратилась? – Шмыг…
– По-моему, нет, милорд.
– Это ересь, Нелли Дент, и тебя следует сжечь. – Райзли плотно поджал губы; лицо его стало похоже на куриную гузку. Но он больше не злился, из него как будто вышел пар. Дот мысленно торжествовала. – Мы, знаешь ли, вздергивали на дыбу и высокорожденных женщин, не чета тебе – одной из них была та самая Аскью.
Он больше не угрожал. Он не получил того, что ему было нужно. Дот цепляется за слова: «следует сжечь». Он сказал «следует», а не «тебя сожгут».
– Моя бы воля, ты сгнила бы здесь, – процедил Райзли, круто разворачиваясь. Его многослойный наряд зашелестел.
Он подошел к двери. Альфред собрал вещи и последовал за ним.
– Отведи ее назад в камеру. Я сообщу, как с ней поступить! – рявкнул Райзли стражнику и вышел, но на пороге обернулся. – Ты у меня будешь визжать от боли и страха, Нелли Дент… если я того пожелаю!
Дворец Уайтхолл, Лондон, август 1546 г.
Уильяма Сэвиджа провели в покои королевы. Судя по его подавленному виду, он не принес хороших новостей. Катерина поднесла к лицу небольшой мешочек с лавандой; ее сладкий запах боролся с сильным запахом ладана от горелки; так она пыталась избавиться от вони, пропитавшей ее опочивальню после визита короля. Кэт Брэндон у окна завязывала чепец на шутихе Джейн – он совсем растрепался. Джейн что-то бормотала про себя. Мэри Вуттен и Лиззи Тируит складывали платья в большой сундук; они готовились к завтрашнему переезду в Хэмптон-Корт. Катерина гадала, не придется ли ей поплыть в противоположную сторону, в Тауэр, в огромную серую крепость, которая преследует ее в страшных снах.
