Тихим вечером Айше и Исмат сидели на скамейке перед домиком, которую соорудил молодой хозяин по просьбе девушки. Под чувственное воркование горлиц, перемежающееся с гулкими гуканиями удодов, молодой мужчина читал подруге стихи Бабура и Навои:
Если стану воздыхать я по подруге несравненной,
Ясный день от дыма вздохов станет полночи темней.
Но исчезнет тьма густая, о Бабур, когда в газелях
С солнцем лик ее сравнишь ты, с месяцем дугу бровей.
Когда же соловей стал выводить свои несравненные трели, заставив замолчать всех других птиц, Исмат признался в любви, и просил Айше стать его женой. Он нежно взял руку девушки и поднес ее к губам, не осмеливаясь целовать. Горячее дыхание молодого мужчины растекалось по ее руке, неизвестные прежде чувства испытывала она, ощущая свою руку, небольшую часть своего тела, в его сильных пальцах, нежно касающихся ее запястья. Ей захотелось, чтобы он обнял ее, сжал в своих объятиях всю ее - никогда не знала она таких чувств. Но ей было ведомо, как должна вести себя порядочная девушка в таких обстоятельствах, и она овладела собой. Не отнимая руки, она, однако, чуть отстранилась:
- Исмат-джан, милый! Никогда я не чувствовала себя такой защищенной, как теперь, когда ты рядом. Я знаю, что могу полюбить тебя, но не сейчас. Я должна найти маму - это сейчас моя главная цель в жизни. Сейчас я не принадлежу себе и не могу сказать тебе "да", но и не говорю "нет". Ты, конечно же, должен меня понять.
Исмат догадывался, что в любом ответе девушки будет упоминание о ее маме, потерянной в приволжских степях, он понимал, что эта проблема занимает сейчас все помыслы, все жизненные планы его возлюбленной и ее сестры. И он надеялся, что девочки найдут свою маму, и после этого, может быть, Айше оценит его преданность.
- Почитай еще стихи, - попросила девушка, осторожно высвободив свою руку. Айше хорошо понимала усложненный слог восточных поэтов, потому что язык их был очень близок к ее родному языку, ближе, чем разговорный язык сегодняшних узбеков.
Нет сердца у меня в груди: пока я ждал тебя,
Все тело бренное мое опустошил огонь.
Ты глянула - и был твой взор потоком жгучих стрел,
Меня, как связку камышей, дотла спалил огонь.
- читал наизусть стихи Навои молодой художник Исмат.
...Когда Хатидже пришла в себя, она увидела своих новых друзей, окруживших ее с радостными лицами. Хозяйка заставила ее выпить опять же валерьянки, и все оживленно заговорили о том, что все хорошо, что хорошо кончается.
- Когда едем, сегодня или завтра? Когда туда поезд идет? - вопрошала Хатидже.
Тимофей Иванович дал бедной женщине немного придти в себя и тогда уж начал разговор.
- Хатидже, найти твоих девочек - это даже не половина дела. Главное - вывезти их отсюда. Ты свободный человек, они же находятся под надзором, они ссыльные. Мы хотим, - Тимофей Иванович невольно снизил голос до шепота, - мы хотим тайно их увезти, освободить их. Чтобы добиться успеха нам нужно быть осторожными, быть постоянно начеку, не терять самообладания. Поэтому в колхоз поеду я один. По дороге придумаю, под каким предлогом я заявлюсь к ним. И вот еще что... Когда я их найду, я не стану заезжать в Ташкент... Слушай меня и не возражай! Я дам сюда телеграмму, ну, например, такую: "С мамой все в порядке, выезжаем." Получив телеграмму ты в тот же день уезжай с соблюдением всех предосторожностей. Встретимся, Бог даст, дома.
Хатидже понимала, что Тимофей Иванович как всегда прав и ей надо с ним согласиться. Но у нее появился страх, что замышленное дело не осуществится, что дочерей могут забрать в тюрьму или увезти в наказание куда-нибудь в Сибирь, и ей так и не доведется встретиться с ними. Но она постеснялась вслух говорить об этих своих страхах и смирилась.
Тимофей Иванович же думал о том, что нельзя терять ни дня. Селиме, конечно же, догадалась, что замыслил человек, приехавший узнать о судьбе дочерей Хатидже. Она хоть и обещала никому не рассказывать об их встрече, но женщины не умеют долго сохранять тайну. " Что знает женщина, то знает....". Поэтому он решил завтра же незамедлительно отправиться за девочками, а там - как получиться...
Утром прибежала соседка с криком:
- Война закончилась!
Все шло к тому, что немцы капитулируют. После захвата нашими войсками Берлина это был вопрос нескольких дней. И все же переданное по радио сообщение о подписании акта капитуляции и окончании войны люди слушали и слушали много раз. Это был долгожданный день.
Сын Михал Михалыча стоял со своим полком в Венгрии и теперь родители имели надежду, что Ваня их скоро вернется домой. Конечно же, уехать девятого мая Тимофей Иванович не смог. Заходили знакомые и мало знакомые люди, пили вино, самогон и все другое, что пьется на радостях.
Женщины танцевали парами фокстроты и вальсы прямо на пыльных улицах под столбами с радиорепродукторами. Всю ночь по улицам рабочего городка ходили обнявшись и распевая дождавшиеся заветного дня люди. Всю ночь рыдали в подушки вдовы, получившие похоронку на мужей, и матери, потерявшие на войне сыновей...
На следующий день Тимофей Иванович сел на поезд, идущий Коканд. В кармане он держал фотокарточку Айше, снятую, правда, еще до войны. Но Хатидже заверила его, что дочка мало изменились, что по этой фотографии ее легко будет опознать. Кроме того, этот фотоснимок был предметом, который удостоверял, так сказать, полномочия Тимофея Ивановича.
Всю дорогу он обдумывал, как появиться в узбекском колхозе русскому мужику, чтобы не привлечь особого внимания. Наконец, решил, что надо взять в руки пару удочек и явиться в колхоз под видом рыболова, ищущего где поудить.
Был вечер, когда бывший политзаключенный, замысливший увести двух спецпереселенок из под надзора властей, ступил на землю мирного, ни о чем не подозревающего города Коканда. Надо было где-то переночевать. Михал Михалыч советовал ему зайти в чайхану, заказать чайник зеленого чая и продремать там до утра. Но осторожный Тимофей Иванович предполагал, что на приезжего человека обратит внимание кто-нибудь из тех, кто негласно наблюдает за жителями и за приезжими. Надо было искать надежного ночлега. Но здесь, в отличие от рабочего городка в Ташкенте, все население было узбекским, а наш злоумышленник не знал ни языка аборигенов, ни их обычаев. Он шагал по узким пыльным улочкам и услышал за забором русскую речь. Заглянув через щель в калитке, он увидел белобрысого парня, что-то собирающего на огородных грядках. Тимофей Иванович толкнул оказавшуюся незапертой дверь и вошел. Парень поднял голову и с недоумением воззрился на вошедшего. Залаяла собака, и во двор вышел мужчина тех же лет, что и Тимофей Иванович, такой же круглоголовый и лысый.
- Земляк, пусти переночевать, я из России приехал, - сразу же выложил вошедший свою просьбу.
Мужчина оглядел его быстрым взглядом и, чуток помолчав, сказал:
- Заходи.
Тимофей Иванович с облегчением рассмеялся, протянув руку хозяину представился. Тот тоже назвал себя и поинтересовался, откуда гость родом. Узнав, удовлетворенно улыбнулся:
- Сосед, значит. Я из Белгорода, вот уже десять лет, как в Узбекистане обитаю. Ты, давай, проходи. Ополоснись, сейчас вечерять будем.
За столом, на котором, естественно, появилась бутылка самогона, гость поведал, что приехал в такой-то колхоз, откуда он год назад получил письмо от эвакуировавшейся из Украины сестры, после чего от нее ни слуха.
- Должен я узнать, что с ней, так? То ли там и живет, то ли уехала. Вот и война закончилась.
Тут выпили по первой, за победу...
Утром сын хозяина подробно рассказал Тимофею Ивановичу как дойти до нужного ему кишлака.
- Я те места хорошо знаю, там отличная рыбалка в озерах, - добавил парень.
Тимофею Ивановичу упоминание о рыбалке было очень кстати:
- Дай, парень, мне свои удочки, я там порыбалю немного, - попросил он.
После завтрака зашли в сарай за удочками, и Тимофей Иванович увидел висевшую на стене косу. Сразу же у него возникла новая идея:
- Ох, с косой бы мне туда пойти, ведь к озерам в нужном месте, поди, не подойдешь...
- Да возьмите, там и впрямь все осокой заросло.
Оставив свою котомку добродушным хозяевам, наш злоумышленник отправился на задуманное дело. Коса ему была нужна вот для чего: в поезде он оказался свидетелем разговора двух мужиков, которые говорили о хорошем заработке, который можно получить, подряжаясь в колхозах на косьбу, сами узбеки не охотно этим занимаются, им бы серпами своими нарезать бы травки для личных коров. Вот и вынуждены председатели нанимать косарей на стороне. Тимофей Иванович надумал зайти с косой в колхозную контору и прогуляться по кишлаку уже, якобы, обозревая, где и как выросла трава. А буде не встретит он тех, кого выкрасть собрался, то вечером попросить, чтобы на ночевку препроводили его в дом, где есть жители, говорящие по-русски. А там уж, если умело повести разговор, можно узнать, где живут девочки. Ну и хитер же был дядя Тима!
