На этом аудиенция была окончена. Мухаммед вывел гостей на улицу.
Пока ждали коней, Лисаневич, испытывая неловкость, попросил Джораева перевести:
– Прошу меня извинить, Мухаммед-ага. Я не знал, что в аманаты предложено передать вашего сына.
– Знай вы об этом, разве что-нибудь изменилось бы? – равнодушно бросил тот. – Нам не дано вершить свою судьбу самим. За нас это делает Всевышний. Если ему будет угодно забрать жизнь моего сына, так тому и быть. Никто не в силах противостоять великому промыслу.
– Надеюсь, этого не случится.
– Как бы там ни было, я утешусь тем, что рядом со мною остаётся мой старший сын Джафар, моя надежда и опора.
Чёрт! Выходит, ханский внук ещё совсем ребёнок. Невесёлая участь – с ранних лет заложником стать.
В зарослях сада, вплотную подступавшего к стенам дворца, послышался заливистый девичий смех и весёлые детские голоса. Странно слышать столь обыденные, вполне себе мирные звуки после пережитого за день. Дети всегда остаются детьми. Будут играть и веселиться, пусть даже под грохот орудий, не замечая, что взрослые увлечённо разрушают окружающий мир.
Между веток замелькали пёстрые одежды ребятишек. Их стайка с шумом выпорхнула из-за деревьев. Девчонки с мальчишками хватали мокрый снег и швырялись друг в друга, не замечая стоявших у крыльца чужаков с Мухаммедом.
– Султанет! – строго прикрикнул принц.
Дети одновременно повернулись, перестав баловаться. Одна из девочек сноровисто подскочила к Мухаммеду.
– Да, братец? – взвился бойким перезвоном её высокий голосок.
Э, да она уже не ребёнок. Лет пятнадцать, наверное. Можно сказать, невеста. Девушки здесь рано выходят замуж.
Румяные, слегка припухлые щёки. Приоткрытый рот, из которого вырывается пар. Аккуратный, прямой носик, большущие глаза и тонкие, красиво изогнутые чёрные брови. На голове цветастый платок, обрамлённый бахромой из монет. Короткая меховая куртка, широченная юбка. Словом, восточная красавица.
Лисаневич не мог отвести взгляд, хотя прекрасно понимал, что нельзя так откровенно пялиться на девушку. Она, казалось, только теперь заметила гостей. Испуганно зыркнула на Джораева, потом на необычную одежду Дмитрия…
Их глаза встретились. Одно долгое мгновение русский офицер и татарка смотрели друг на друга. Потом она потупила взор, а Лисаневич стоял, точно пришибленный, мало что соображая. Казалось, внутри всё вспыхнуло и отмерло. Ничего не чувствовал кроме бешено колотящегося сердца.
– …Идите играть в сад, – говорил Мухаммед.
Казалось, он далеко-далеко, хотя стоял совсем рядом.
Словно во сне увидел Дмитрий удаляющуюся точёную фигурку девушки.
– Моя сестра, Султанет-бегим, – недовольно проворчал принц, но тут же улыбнулся. – Младшими детьми занимается. Присматривает.
Подвели коней. Лисаневич запрыгнул в седло. Бросил прощальный взгляд на деревья, среди которых, где-то в глубине сада, гуляет сейчас юная принцесса. Красивая и женственная, будто сошла с иконы Божьей Матери.
«Султанет», – повторил про себя, смакуя это замечательное имя…
Спустя ровно четыре месяца, Ибрагим-хан встретился с князем Цициановым в лагере на реке Кюрек-чай, в тридцати верстах от Елизаветполя. Там он и принёс присягу на верноподданство русскому Государю императору, подписав трактат.
Через неделю туда же прибыл его тесть, Селим-хан шекинский, который подтвердил присягой своё подданство, принятое ещё в начале февраля.
Это в конец обозлило Персию. Близ Тавриза собралась большая персидская армия числом порядка сорока тысяч человек, нацеленная на Грузию. Другая, едва ли меньше, квартировала в Карадаге, выдвинув сильные авангарды к Араксу и Эривани.
Чтобы дать отпор персам в случае их вторжения в Карабаг, майору Лисаневичу было предписано занять своим батальоном Шушу. Поскольку такая мера предусматривалась Кюрекчайским договором, сразу по его заключении Лисаневич вошёл в Шушинскую крепость с шестью ротами егерей и тридцатью казаками при трёх орудиях.
Он рьяно взялся за дело, чуть ли ни на каждом шагу сталкиваясь с откровенным саботажем. Пришлось приложить немало сил, чтобы наладить нормальные поставки провизии. Много нечестных дельцов попало под его горячую руку. Конечно, судебная власть по трактату целиком и полностью принадлежала Ибрагим-хану, но с ним кое-как удавалось договариваться. А вот с чиновниками…
Здорово помогал Мухаммед, часто закрывая глаза на «шалости» русского майора. Они даже сдружились. В конце концов, жёсткие методы возымели действие. Не желая связываться с неуравновешенным Лисаневичем, которого хитрые уловки ханских чинуш буквально выводили из себя, татары старались угодить ему во всём, лишь бы поскорее отвязался.
Только-только всё начало налаживаться. Казалось, можно какое-то время почивать на лаврах, так нет же. Пришло известие, что персидские войска переправились через Аракс…
Глава 4, в которой персы вторгаются в Карабаг
Карабагское ханство, горная дорога примерно в 20 верстах от Худоаферинской переправы на границе с Персией
– Живее, живее! Шевелитесь, мухи сонные! – подгонял своих егерей майор Лисаневич, нетерпеливо гарцуя на лошади.
В какой-то момент не совсем удачно дёрнулся в седле, и его двуугольная шляпа съехала набок.
– А, ч-чёрт! – выругался, нервно поправляя головной убор.
Солдаты, впрочем, и без того выкладывались. Шли спешно, не сбавляя шаг, хоть и дышали тяжело. С головы до ног покрыты пылью. Всё одинаково серого цвета – что мундиры, некогда светло-зелёные с фиолетовым стоячим воротником и обшлагами; что шляпы, так похожие на щегольские цилиндры аристократов, или сапоги, должные быть чёрными; что ружья; что круглые ранцы за спиною с притороченными флягами да чёрные же подсумки с портупеей. Под козырьками мокрые лица в грязных разводах. Глаза щурятся на июньское палящее солнце, поднявшееся уже довольно высоко.
Дааа, жара. То ли ещё будет…
Майор смахнул перчаткой капельки пота с бровей.
До чего же досадно, чёрт побери! Простояли, почём зря, у этого полуразваленного моста через Аракс. Что забыл там Пир-Кули-хан со своим авангардом? Понятно ведь – не переправиться ему, предварительно не починив мост. В нём почти целая арка обрушилась. Надеялся, как видно, не встретить сопротивления. Не даром же персидский царь Баба-хан кичился тем, что русский главнокомандующий князь Цицианов тут же уйдёт в свою «мерзкую землю», едва появятся на Араксе «победоносные персидские войска».
Ну вот, появились. А русские тут как тут. Встречают гостей незваных. Правда, всего триста егерей при трёх орудиях да пара сотен казаков с карабагской кавалерией вместе взятых. И это против десяти тысяч только в авангарде. А сколько следом прёт? Судя по слухам, Баба-хан двинул на Грузию пятидесятитысячное войско своего сына Аббас-Мирзы. Ещё и сам обещал прийти, уже со стотысячной армией и четырьмя сотнями пушек.
Врёт, наверное, насчёт себя. Но Лисаневичу и авангарда Пир-Кули-хана более чем достаточно. Хочешь, не хочешь, а врагу надобно противостоять. Кто ж его встретит, если не единственный на весь Карабаг русский батальон 17-го Егерского полка во главе со своим полковым командиром? Остальные два батальона в Ганжинском ханстве, в Елизаветполе стоят, куда майор уже отправил известие о вторжении.
Персы пренебрегли своим численным превосходством, решив не лезть напролом. Ушли ночью ниже по течению, где в разных местах переправились вброд.
Хорошо, что Лисаневич распорядился насчёт разъездов из местных татар, которыми командовал Мухаммед-ага, сын Карабагского правителя Ибрагим-хана, оставшегося в своём замке, в Шуше. Ох, неспокойно там нынче с приходом персов. Как бы хану ни того… голову ненароком не скрутили. Главное, что его же собственные родственники народ баламутят. Вся смута дело рук одного из ханских сыновей и двоюродного братца.
«Эх, дали бы мне волю, давно бы эти предатели в петле болтались!»
Скрипнув зубами, Лисаневич пришпорил коня и помчался вдоль строя в голову колонны, где перед устало топающими егерями конские упряжи тянули тяжёлые пушки.
Едва узнав о переправе персидского войска через Аракс, он предпринял этот марш в надежде перехватить неприятеля на подходе к нижним Джебраильским садам. Авангард Пир-Кули-хана двигался по средней дороге, в обход скалистых гор. На это потребуется время. Тогда, рассуждал майор, следуя наперерез, вражеский отряд можно перехватить где-то в районе Гадрутского ущелья…
– Дели-майор, впереди персияне! – лихо подскочил Мухаммед на своём вороном жеребце, предметом давней, того же цвета зависти Лисаневича.
Русский начальник и бровью не повёл, хотя успел неплохо изучить татарский, чтобы знать как переводится его прозвище – «бешеный майор». Он, впрочем, не возражал. Пусть бешеный, лишь бы боялись. Это Кавказ, господа. Здесь только так, а не иначе. Либо тебя боятся и уважают, либо ты мертвец.
