Мобрейль остановился.
– Договаривайте! – воскликнула растерявшаяся Люси. – Почему принимаете вы участие во мне и моем ребенке? Почему вам хочется, чтобы Шарль женился на мне?
– О, это очень просто! Я вовсе не добиваюсь того, чтобы он женился на вас; мне нужно только, чтобы он признал законным сыном вашего мальчика, который тогда сделается наследником маршала.
– Но это зависит от воли Шарля, а также и от благосклонности его родителей. Я тут ни при чем. Я не позволю себе требовать от него усыновления своего ребенка и в то же время недоумеваю, что заставляет вас действовать таким образом, как будто в вашу пользу.
– Я говорю с вами откровенно. Вам нет надобности не доверять мне. Нужно только, чтобы вы содействовали немного моему плану, представляющему бесспорные выгоды для вас и вашего сына. Вот в двух словах, чего я от вас хочу: так как вы можете сделаться женой Шарля Лефевра лишь путем преодоления трудностей, распрей, борьбы и, пожалуй, судебного процесса, с чем вы, бесспорно, согласны, то слишком ли больно было бы вам, если бы он дал свое имя женщине своего звания, своей среды, которой не отвергли бы маршал Лефевр и герцогиня?
У Люси вырвался жест удивления, и она воскликнула:
– Как! Вы собираетесь женить Шарля на другой женщине и хотите, чтобы я содействовала этому?
– Да! О, конечно, не прямо! Вы не станете вмешиваться ни во что, и когда Шарль сообщит вам о своей женитьбе, вы избавите его от упреков, сцен и тому подобного. Не лишним было бы даже, если бы вы согласились помочь ему или, по крайней мере, облегчить первые шаги его к союзу, согласному с общественными требованиями.
– Что вы говорите? Вы хотите, чтобы я сама толкнула Шарля в объятия другой женщины? Но это невозможно! Это чудовищно!
– Это действительно жертва, но, во-первых, никто не обязывает Шарля Лефевра быть верным своей жене. После женитьбы он сможет вернуться к вам…
– Дележ! Это было бы еще отвратительнее!
– В данную минуту дело идет не о том, что вам более по душе, но об участи вашего сына. Если вы желаете получить его обратно, если Шарль Лефевр любит этого мальчика и желает ему счастья, то нечего делать! Надо подчиниться моей воле!
– Чего же вы требуете? – замирающим голосом спросила Люси.
– Чтобы вы дали совет Шарлю Лефевру жениться на молодой особе, с которой его познакомят и которая представляет для него одну из самых приличных партий.
– А как зовут эту особу? Кто она такая? – стала допытываться трепещущая Люси.
– Это моя сестра, – просто ответил Мобрейль, – молодая женщина, превосходная во всех отношениях, вдова одного итальянского маркиза. Она замечательно красива, очень умна; Шарль Лефевр найдет в ней настоящий клад. Вдобавок маркиза Люперкати по моим советам согласится формально усыновить маленького Андрэ.
– Моего сына? Этой женщине сделаться его матерью! О, никогда… никогда!
– В таком случае, – возразил Мобрейль, поднимаясь с места, – мне, к сожалению, пора проститься с вами. Вы останетесь здесь в течение указанного мною срока. – Затем, взявшись за ручку двери, он обернулся и прибавил сухим тоном: – Когда наступит час вашего освобождения, слуга проводит вас до кареты, в которой вы приехали сюда. Вы вполне успеете еще поразмыслить и дать мне ответ. Но когда вы покинете этот дом, карета доставит вас на место, которое не позволит вам дознаться, куда вы были привезены. Тогда будет слишком поздно! Я сам уеду в Англию и вы никогда не увидите более своего ребенка! Поразмыслите же хорошенько.
С воплем отчаяния Люси рухнула на паркет, пока Мобрейль открывал и запирал дверь, за которой скрылся.
А между тем накануне этого происшествия с Люси случилось следующее.
Чтобы успокоить тревогу герцогини, ла Виолетт покинул бал в самом разгаре и отправился в Пасси, где, как ему было известно, Шарль Лефевр имел тайную квартиру. Старый служака не колебался разыскивать молодого человека у его возлюбленной, так как, сообщив отставному тамбурмажору адрес ее домика, Шарль позволил ему явиться туда в случае крайней надобности.
Подойдя к скромному жилищу, ла Виолетт увидал, что одно из окон еще освещено. Он постучал как можно осторожнее концом трости в наружный ставень одного из темных окон нижнего этажа, и сейчас же приотворился решетчатый ставень освещенного окна на втором этаже, и мягкий женский голос спросил;
– Что такое? Это ты, Шарль?
Ла Виолетт, умерив свой громовой бас насколько мог, мягко произнес:
– Я пришел узнать, не здесь ли господин Шарль Лефевр.
В освещенной раме окна показался женский силуэт, и тот же музыкальный голос продолжал:
– А зачем он вам нужен? Разве с ним случилось что-нибудь?
Старый солдат стал в тупик.
Он опасался совершить бестактность и навлечь неприятности на Шарля Лефевра. Он тотчас же подумал, что Шарль, красивый молодой кавалер, имел право позабавиться, что, пожалуй, у него могли быть две-три возлюбленных и потому стоило ли поднимать тревогу в этом мирном убежище, где ничего не знали о его шалостях на стороне?
Если Шарля не было в этом доме, где ла Виолетт рассчитывал застать его, то, значит, он коротал вечер у другой красотки или замешкался на приятельской пирушке. А быть может, он уже сам явился, хотя и опоздав, к матери, пока он рыскал тут, в Пасси? Ла Виолетт подумал, что будет благоразумнее ничего не говорить, избегая всякого переполоха, а завтра объясниться с Шарлем, оправдать свой нескромный приход сюда тревогами материнского сердца герцогини. Ведь совсем напрасно усиливать и подтверждать беспокойство молодой женщины, которая не ложилась спать, поджидая вертопраха, шатавшегося черт знает где.
Однако смущенное молчание старого ветерана озадачило Люси и она заговорила опять в испуге:
– Видели ли вы сегодня Шарля? Он не болен по крайней мере? Успокойте меня, прошу вас. Не оставляйте в неизвестности! Если его постигло несчастье, скажите мне, не скрывайте ничего! Где бы он ни находился, я поспешу к нему всюду.
– Я позволил себе прийти сюда именно по той причине, что не видал сегодня господина Шарля Лефевра. Мне нужно видеть его по служебным делам.
– Но ведь Шарль уже не занимает никакой должности. Что хотели вы сообщить ему?
– Кажется, – пробормотал ла Виолетт, который был не мастер лгать, – дело идет о новом назначении для него или о важной командировке. До свидания! – И во избежание дальнейших расспросов, добряк тамбурмажор сделал полуоборот, помахивая своей тростью с какой-то нерешительностью, явно говорившей о его тревожном настроении.
Он медленно добрался пешком до особняка на Вандомской площади, тогда как после его ухода загородный домик снова погрузился в тишину, а плотно закрытый решетчатый ставень опять пропускал тусклый свет, от которого веяло тоской ожидания и почти погребальной грустью.
Когда ла Виолетт вернулся домой, было уже очень поздно. Он расспросил привратника, вернулся ли Шарль Лефевр, и, узнав, что того еще не было, счел за лучшее не расстраивать еще сильнее бедную герцогиню, которая сидела с несколькими запоздалыми гостями. Ла Виолетт решил, что она могла успокоить себя мыслью, что ее сын ночует в Пасси, в каком-то месте, как будто известном ему, ла Виолетту, а потому было лучше оставить ее в этом заблуждении до утра, когда еще успеется открыть ей истину. Ввиду всего этого почтенный ветеран улегся спать очень не в духе.
На другой день он опять отправился с утра в Пасси, где без труда нашел знакомый домик. Все окна в нем были распахнуты. Две служанки суетились в комнатах, таскали воду, подметали полы, проветривали домик, а в саду, делая из песка каравайчики с помощью деревянного ведерка, играл маленький мальчик с длинными, необычайно шелковистыми локонами, с кротким, задумчивым лицом.
Ла Виолетт не решился расспрашивать прислугу; он обождал немного, а потом, видя, что молодая служанка удалилась из сада с ведром воды в руке, приблизился к садовой решетке и потихоньку позвал:
– Мальчик! Эй, мой дружочек!
Удивленный ребенок поднял голову и стал с любопытством смотреть на великана добродушного вида, который улыбался ему, поглаживая седую эспаньолку.
– Не бойся, малютка! Тебя окликает друг твоего отца. Скажи мне, дома ли твой папа Шарль?
– Моего папы нет дома, но он придет, – ответил ребенок и, бросив свои песочные караваи, побежал на террасу с криком: – Мама! Мама!
– Я думаю, мне лучше уйти, – сказал сам себе тамбурмажор. – Незачем пугать во второй раз хозяйку.
И он стремительно завернул за угол улицы, так что когда Люси, встревоженная зовом сына, бросилась в сад, то не увидала там никого. Она стала спрашивать об этом человеке, добивавшемся поговорить с тем, кого она называла своим мужем, но ее старания были безуспешны. Уже во второй раз незнакомец приходил справляться таким образом. Что происходило со вчерашнего дня? Шарль отсутствовал дома, потому что и вчера ночью, и сегодня утром приходили искать его в этом уединенном убежище, неизвестном никому. На минуту у Люси мелькнула мысль о заговоре, об аресте, о каком-нибудь политическом событии; она предпочитала это предположение другому – раздражающей мысли, которая появляется всегда в часы ожидания и одиночества, а именно мысли о женщине, которая удерживала у себя любимого человека.
