Эммануил Флисфиш - Кантонисты

Аракчеев имел особый взгляд на женщин. По его мнению их существование имело смысл, если они служили для прироста населения. Попутно они обязаны были помогать в ведении хозяйства. Поэтому «бесполезные» женщины изгонялись из военных поселений — их лишали продовольствия. Характерен в этом отношении приказ Аракчеева относительно вдов. Если у вдовы нет сына, который по закону числился принадлежащим военному поселению, или нет дочери, годной для скорейшего прироста населения, или если сама вдова не годна на то, чтобы поселянин выбирал ее в жены, она должна была оставить поселок.

Поскольку в военном поселении все делалось по обязанности, то и браки также были делом обязательным. Заключались браки следующим образом. Время от времени составлялись списки тех, кому пришла пора жениться и выходить замуж.

В назначенный день собирали тех и других. Свернутые билетики с именами женихов и невест кидали в две капральские шапки и производили розыгрыш, кому кто достанется. К парам, не желавшим вступать в брак таким путем, принимались сначала мягкие меры. Когда же мирные увещания не помогали, в ход пускались угрозы. После «вразумления», которое всегда имело успех, парочки являлись к венцу и представляли священнику удостоверение, заготовленное начальством, о своем «обоюдном согласии» сочетаться браком. Молодые вступали в брак... и делались несчастными.

Аракчеев хотел делать счастливыми военных поселян по приказу, не спрашивая их, как они сами понимают свое счастье. Аракчеев не ограничивался только изданием своих приказов и инструкций, но неуклонно требовал точнейшего их исполнения. За нарушение предписаний не было спасения от наказания ни низшим, ни высшим по рангу. В Аракчееве сочетались неимоверная жестокость, безграничная лживость и беззастенчивость. Когда виноватого даже в самой незначительной провинности наказывали шпицрутенами, Аракчеев после экзекуции сам осматривал спину не ради того, чтобы облегчить страдания наказанного. Если он находил на теле мало кровавых подтеков, то приказывал пороть того, кто недостаточно усердно наказывал.

Военные поселяне скоро поняли в какую беду попали и что их ожидает в будущем. Они не могли свободно распоряжаться не только своим хозяйством, работой, но даже своими детьми. Военный поселянин не мог продавать продукты своего хозяйства, не мог отлучаться из поселения, перестроить свой дом, не мог заниматься ремеслом или торговлей. Бесправие было условием его существования. Без разрешения военного начальства он не мог жениться или женить своих детей. Если кто, по мнению начальства, не был «хорошего поведения», батальонный командир докладывал Аракчееву о его пороках; такого исключали из военного поселения и ссылали в дальние гарнизоны, дабы это служило примером для других. Старообрядцев в военных поселениях заставляли сменить обычаи, брить бороду и т.п. Это приводило к тому, что целые семейства раскольников кончали самоубийством. Недовольство поселян переходило в ропот, а ропот — в волнения. К началу царствования Николая I военные поселения достигли внушительных размеров и были созданы также в Петербургской, Новгородской, Слободско-Украинской, Екатеринославской, Херсонской, Ярославской и других губерниях, протянувшись на север и на юг.

Однажды, когда Николай I проезжал Новгородскую губернию, толпа крестьян остановила царский кортеж и просила, чтобы их пощадили. «Пусть возьмут наши дома и имущество, но только не сделали бы из нас военных поселян. Прибавь нам, государь, подать, требуй из каждого дома по сыну на службу, отбери у нас все и вывези в степь, мы охотно согласимся, у нас есть руки, мы и там примемся работать и там примемся работать и там будем жить счастливо, но не тронь нашей одежды, обычаев отцов наших, не делай нас всех солдатами» — жаловались крестьяне царю.

Когда положение военных поселян стало невыносимым, они послали в Петербург выборных людей с просьбой отменить военные поселения и «защитить от Аракчеева». Всесильный Аракчеев велел схватить крестьянских делегатов, у них отняли жалобу, написанную в сильных выражениях, и жестоко расправились с ними: кого повесили, колесовали, четвертовали. Были еще попытки жаловаться, но после всех неудач поселяне стали решительнее действовать: отказывались переходить в новопостроенные селения, иные в отместку поджигали поселения. Борьба разгоралась более остро на юге, где казачество имело свои вольности и особые права.

В истории военных поселений было множество восстаний. Они вспыхивали с большей или меньшей силой то в северных, то в южных районах. Наибольшую известность получили Чугуевское и Шебелинское восстания и, наконец, в 1831 году произошло самое мощное массовое движение.

Непосредственной причиной восстания послужило то, что поселян в страдную пору хотели заставить косить сено — работу, которую они обязаны были делать безвозмездно. В субботу 11 июля возбуждение военно-рабочего батальона, расположенного в Старой Руссе, достигло крайнего напряжения. Они стали избивать своих начальников-офицеров, а также чиновников города и помещиков. Захваченных приводили на городскую площадь и после суда над ними казнили. Затем восставшие устремились в ближайшие окрестные военные поселения поднимать народ. Восстание охватило все окрестные округа. По селениям гремел набат. Генерал Эйлер, начальник поселенного корпуса, заместитель Аракчеева, стал стягивать войско — кадровые батальоны и артиллерию к Старой Руссе. Обманным путем, под предлогом смотра войскам, восстание было подавлено, после чего началась расправа. Суду было передано свыше пяти тысяч человек.

Вот как описывает очевидец сцены расправы с мятежниками-поселянами в 1831 году.

На место восстания были вызваны уланы и артиллерия. Генералы и сам Николай I были страшно напуганы случившимся. Вскоре прибыл генерал Данилов для наблюдения за экзекуцией. Он начал говорить солдатам, что бунтовщиков нельзя щадить, и кто окажет им малейшую снисходительность, того он сочтет за пособника и будут наказывать так же, как и восставших. «Стегайте их, шельмецов, без милосердия, по чему ни попало», — закончил он. Адъютант прочитал бумагу кого за что судили и к какому наказанию присудили. Сотни людей были присуждены к 4000, 3000 и 2000 ударов каждому. Картина была страшная: стон и плач несчастных, топот конницы, лязг кандалов и барабанный, душу раздирающий, бой. Многих избитых, лишившихся чувств, все-таки продолжали нещадно бить. Были случаи, когда у нескольких выпали внутренности. Раздавались мольбы о милосердии, о пощаде, но напрасно. У одного поселянина выхлестнули глаза; Морозова, который писал прошение от имени поселян, били нещадно и он не выдержал. Били до тех пор, пока не обломали палок, потом повели опять и остановили, когда опять обломали палки. Ему пробили бок, и он тут же скончался, не получив положенное ему число ударов. Генерала Данилова заменили генералы Стессель и Скобелев, и экзекуция продолжалась. Наказуемые умирали в невыносимых муках.

Целые батальоны работали на заготовлении шпицрутенов для кровавой расправы. Были случаи, когда между осужденными и солдатами, которые их наказывали, были родственные связи: брат бичевал брата, отец — сына.

Особенно упорно сопротивлялось казачество в украинских военных поселениях. Там урочная система работы вконец изматывала силы. Поселяне кончали самоубийством, убивали ненавистное начальство, жгли поселения, дезертировали. Чтобы освободиться от военных поселений, они перестали обрабатывать землю, заниматься хозяйством. Очевидец, декабрист Арбузов, рассказывает, как одна украинка бросила своего ребенка под колеса пушки, чтобы ему впоследствии не быть военным поселянином.

Можно было видеть старых солдат, которые упорно сопротивлялись, умирая под пытками. Они просили своих сыновей, свидетелей их агонии, сопротивляться, когда до них дойдет очередь пострадать. Можно было видеть женщин, бросавших своих грудных детей под ноги коней, крича, что лучше им быть раздавленными, чем страдать в этом новом рабстве. Был и такой случай. Казак, которому угрожали в случае сопротивления прогнать сквозь строй нескольких тысяч шпицрутенов, попросил несколько минут на размышление. Это был человек уважаемый в деревне, его свободному согласию придавали большое значение. Ему дают несколько минут. Он возвращается с мешком, открывает его и кладет два трупа своих детей, которых он только что убил, сказав: «они не будут вонными поселянами». Затем он снял одежду и заявил палачам: «Я готов». Другой старик проклял своего сына за то, что тот пытался просить пощады. Были и другие факты, которые показывали, с каким упорством крестьяне боролись против свалившейся на них беды и с какой жестокостью царизм подавлял это отчаянное сопротивление.

Известия о восстании военных поселян обсуждались декабристами. Члены Союза спасения подняли вопрос о цареубийстве. А. Муравьев предложил воспользоваться сопротивлением крестьян. И. Якушин, возмущенный известиями о дикой расправе над людьми, отдал себя в распоряжение восставших.