— Защитить меня? Бедное дитя! — сказала Реция, гладя черные волосы сидевшей у ее ног девушки. — Ты из-за меня подвергалась опасности! Что если мать Кадиджа проснется? Она по-прежнему дурно обходится с тобой?
— Ах, да, — прошептала несчастная, слегка наклоняя голову, — она не может меня видеть, но ведь я не виновата, что такой уродилась, не правда ли, Реция? Ведь ты же всегда добра ко мне, а мать Кадиджа постоянно зовет меня бранными именами. Если она зовет меня Сиррой, как другие, то только тогда, когда накурится опиума.
— Как ты думаешь возвращаться в Галату?
— Этого я еще и сама не знаю, но не бойся, Сирра сумеет придумать, как это сделать. Если не найдется ничего лучшего, то я сумею сама переплыть на лодке без гребца, это совсем нетрудно! Но выслушай меня! Ты подвергаешься большой опасности! Я не могла раньше прийти к тебе!
— Твой испуганный вид пугает меня!
Сирра всплеснула руками.
— Вчера вечером к нам в Галату приехал один знатный господин, — продолжала шепотом Сирра, — хотя я не знаю, кто именно, потому что ом был закутан. Мать Кадиджа выгнала меня вон, чтобы он, как она сказала, не испугался бы при виде меня. Я же тихонько спряталась в темном коридоре рядом с комнатой, в которой мать Кадиджа принимала знатного незнакомца.
— Ты хотела подслушать, Сирра, это нехорошо!
— Если бы я не подслушала, то не смогла бы защитить тебя! Я предчувствовала несчастье! Мать Кадиджа ненавидит вас, и ее ненависть беспредельна!
— Я не думала, что Кадиджа до сих пор не могла забыть, что…
— Она вас всех смертельно ненавидит, — перебила Рецию Сирра, — она хочет вашей погибели и не может никак удовлетворить свою жажду мщения. Ты еще не знаешь Кадиджи — она ужасна. Но слушай дальше. Я приложилась ухом к двери и стала слушать. Я могла отлично слышать все, о чем они говорили между собой. Знатный господин приехал для того, чтобы Спросить, что означает змея, попавшаяся ему на дороге. Мать Кадиджа, вероятно, узнала посетителя, так как сказала, что змея — это твой отец Альманзор и что змею надо уничтожить!
— Ты еще не знаешь, Сирра, какое я получила печальное известие, — с огорчением сказала Реция, — мне сообщили, что мой отец Альманзор не возвратится.
— Не возвратится? Что же случилось?
— Он умер!
— О, какое горе! Какое несчастье! — вскричала Сирра, обнимая колени Реции. — Твой отец Альманзор умер. Но для матери Кадиджи этого мало, она не успокоится до тех пор, пока не уничтожит вас всех. Ты еще жива, она и тебя хочет погубить, Реция, и до тех пор не успокоится, поверь мне, пока не погубит и тебя! Беги, прошу тебя, — продолжала Сирра, с умоляющим видом протягивая руки, — беги, а не то мне придется тебя оплакивать. Я пришла, чтобы сказать тебе все это. Беги, а не то ты погибла!
В то время как Сирра говорила эти слова, ее верхнее широкое платье распахнулось и обнажило сильные руки.
— Что у тебя с руками? — спросила Реция, так как все руки несчастной были покрыты багровыми рубцами, то же самое Реция увидела на шее и на плечах Сирры, когда взглянула на них. — Что случилось с тобой, бедное дитя?
Сирра опустила глаза и не отвечала.
— Я знаю, в чем дело, и без твоего ответа, — продолжала Реция, — ты молчишь и терпишь, но эти шрамы говорят за тебя.
— Ах, ты так добра, так добра! — прошептала со слезами Сирра, стараясь скрыть слезы принужденным смехом, — я люблю тебя от всего сердца. Ничто не могло удержать меня, когда я узнала, что ты в опасности! В прошлую ночь я не могла уйти, потому что Кадиджа не доверяет мне и заперла все двери, но я сделала вид, будто ничего не слышала и не видела! О, каким длинным показался мне сегодняшний день, Реция! Наконец, наступила ночь. Мать Кадиджа снова заперла все двери, но одно окно осталось открытым, а ты знаешь, как хорошо умею я лазить и прыгать, когда хочу! Я выпрыгнула из окна…
— Спеши же скорее домой, чтобы Кадиджа не заметила твоего отсутствия! — сказала Реция, смазывая бальзамом раны Сирры.
— Я знаю еще нечто, — прошептала Сирра, — я знаю еще одну тайну, но я умру, если выдам ее. Ах, Реция, милая Реция, я знаю ужасную вещь! Но я скажу ее тебе, только одной тебе, никому больше! А теперь беги со мной отсюда, беги, умоляю тебя, пока еще не поздно.
— Не беспокойся обо мне, Сирра! Благодарю тебя за новое доказательство твоей верности, но я теперь не боюсь за себя!
— Не полагайся на свою безопасность! Ты тоже можешь стать жертвой мести!
— Иди! Возвращайся домой и ложись тихонько в постель, чтобы Кадиджа не узнала о твоем отсутствии. Я же не боюсь за себя! Я встретила одного благородного юношу, который защитит меня и которому я доверяюсь с радостью!
— Тогда я спокойна! — сказала обрадованная Сирра, поспешно поднимаясь. — В этом случае ненависть Кадиджи не навредит тебе. Я предупредила тебя, а теперь пойду! Не бойся за Сирру! Мне никто ничего не сделает. Спокойной ночи, Реция!
Молодая девушка выпустила Сирру из дома, и скоро она исчезла в ночной темноте.
Мы оставили развалины дервишей в то время, когда все бросились искать Золотую Маску, появившегося в развалинах.
Могущественный глава последователей пророка, Шейх-уль-Ислам Мансур-эфенди сам появился среди падавших перед ним ниц дервишей, чтобы убедиться, действительно ли Золотая Маска показывался в развалинах. Дервиши в беспорядке кидались то туда, то сюда, ища таинственную личность, которую великий муфтий, могущественный Баба-Мансур, назвал своим врагом.
Все поиски и преследования были напрасны. Золотой Маски нигде не было! Старый шейх всех расспрашивал — он сам видел фигуру Золотой Маски и отлично узнал ее. Караульный клялгя, что он также ясно видел таинственного незнакомца, но тот вдруг исчез, точно сделался невидимкой.
Поиски продолжались до утра. Даже на следующий день несколько дервишей обыскивали развалины, но, конечно, напрасно.
Поздним вечером следующего дня к старым развалинам подъехал всадник. Когда он подъехал, то можно было увидеть, что он принадлежит к числу высших офицеров турецкой армии. Он был одет в темно-синий с серебряными шнурками сюртук и черные панталоны, на боку была сабля, за поясом — кинжал и пистолеты.
Подъехав к развалинам, он сошел с лошади и бросил поводья караулившему у входа старому дервишу, который приветствовал приехавшего высокопарными выражениями.
Магомет-бей, угрюмый, с ярко выраженным татарским лицом, не обратил никакого внимания на старика и пошел прямо в развалины.
Привратник низко поклонился начальнику капиджи-баши[5] и ввел его в приемную. Вскоре дверь в комнату отворилась, и бей вошел в нее. Увидя сидящего на подушках Шейха-уль-Ислама, он бросился на колени. Мансур-эфенди был один в комнате совещаний.
— Ты приказал мне явиться, мудрый и великий Баба-Мансур, — начал приведший, — и твой верный слуга Магомет-бей поспешил исполнить твое приказание.
— Мне надо передать тебе важное приказание, Магомет-бей, — сказал Мансур-эфенди таким тоном, каким господин говорит со своими слугами. — Ты знаешь, что 15-е Рамадана очень близко, день, когда султан в моем сопровождении торжественно отправляется в мечеть, где хранится плащ нашего пророка. Для тебя, которого я сделал начальником капиджи-баши, этот день — также большой праздник.
— Я и мой полк всем обязаны тебе, мудрый Баба-Мансур, — вскричал начальник стражи сераля, — приказывай твоему слуге Магомету-бею, я все исполню! Окажи мне милость, дай случай доказать тебе мою преданность! Я горю желанием укрепить твою власть!
— 15-го Рамадана ты будешь иметь возможность снова доказать мне свою верность, Магомет-бей, — отвечал Шейх-уль-Ислам, — Рашид-паша, который будет в серале 15-го Рамадана, не должен выйти из дворца живым, он стал врагом Корана и сделался опасен и вреден для дела нашего святого пророка, поэтому смерть отступника предрешена!
— Твое приказание будет исполнено, могущественный и мудрый Баба-Мансур.
В эту минуту в комнату вошел молодой привратник и низко поклонился.
— Что тебе надо? — спросил Шейх-уль-Ислам.
— Пришел посланный от принцессы Рошаны по имени Сади, который принес письмо и требует лично видеть Мансура-эфенди, — сказал привратник.
— Принцесса очень рекомендовала мне этого юношу, — сказал Шейх-уль-Ислам, обращаясь к Магомету-бею, — и я решил поместить его под твое начало в дворцовую гвардию, я очень рад, что он пришел именно теперь, когда ты здесь. Посмотри на нового лейб-гвардейца!
Затем, обращаясь к дервишу, он приказал ввести Сади.
Дервиш поклонился и вышел, чтобы привести нетерпеливо ожидавшего молодого человека.
Сади вошел в комнату совета и увидел Магомета-бея, в котором по мундиру узнал офицера. Он лежал у ног сидевшего на подушках сановника.